Религию воспринимаешь как дерево. Сначала оно представляется единой массой, отдельные листья которой колышутся от дуновения ветерка. Затем различаешь ветви, ствол. Потом появляется желание узнать, какие у него корни, на какой почве оно выросло, чем питается, глубоко ли корни уходят в землю, широко ли они разрослись, удержат ли они дерево в самую сильную бурю, или порыва ветра будет достаточно, чтобы свалить его. В таком порядке воспринимали и мы веру бахаи. Издали мы увидели ее очертания, подошли вплотную к ее стволу, теперь настало время узнать о ее корнях - погрузиться в историю.
    
    Изучение великих религий показывает, что время и место их зарождения не случайны. Все происходит так, будто есть места на земле, наиболее благоприятные для возникновения духовных учений. Когда бываешь в таких святых местах, где бы они ни находились - на берегах Нила или Ганга, на побережье Средиземного моря или в Малой Азии, - видишь, что там совсем особенный свет. Кому довелось увидеть, как занимается день над Иерусалимом или как луна освещает Масличную гору, тот не может не задаться вопросом: то ли мистическая аура делает этот свет другим, то ли и в самом деле события, которые хранит память этих мест, могли произойти только здесь, на фоне этого пейзажа, при этом свете.
    Представляется также, что периоды, когда общество потрясают кризисы, когда одряхлевшая религия доходит до склеротического состояния, когда происходит утрата духовных ценностей, когда наступает обнищание и смута, все это, словно зима в жизни природы, подвигает людей на обновление, и тогда, еще неосознанно, человеческая общность становится готовой к тому, чтобы услышать новое Послание. И, прозвучав, оно будет воспринято. А если по сути своей оно отвечает скрытым стремлениям людей, то из него может родиться и утвердиться надолго новая вера.
    Когда зародилась вера бахаи, были выполнены оба эти условия. Она ведет свое происхождение из страны, богатой давними духовными традициями, и появилась тогда, когда страна эта переживала смутные времена.
    Итак, Иран начала XIX века. Правильное название страны - Иран, именно так называют ее жители с древних времен. А вот французы окрестили ее Персией: Персидой (Фарс или Парс) - называлась провинция на юго-западе страны, через которую сюда проникли греки.
    
    Осталась в далеком прошлом память о славных деяниях Кира и Дария, правивших страной за пять столетий до нашей эры. После завоевания греками, сначала - под предводительством Филиппа, а потом - Александра Македонского в IV и III веках до н. э., империя постепенно разваливалась: накатывались одна за другой волны завоевателей, отпадали провинции, сменялись правящие династии. Греков сменили римляне, затем, в VII веке, - арабы, около 1000 года пришли тюрки, а еще через двести лет - монголы. Потом были орды Тамерлана, а еще позже - туркмены. Сменяя друг друга, страной правили Селевкиды, преемники Александра Македонского, аршакидские парфяне, Сасаниды, Омейяды (арабы), Сефевиды (вероятно, курдского происхождения); Каджары (туркмены) удерживали власть с 1786 по 1925 год, пока трон у них не отвоевали Пехлеви.
    
    Таким образом, когда появился росток дерева бахаи, представитель династии Каджаров правил обескровленной страной, ставшей ареной англо-русского соперничества. Русские стремились через Иран, в обход Османской империи, выйти к Персидскому заливу и Индийскому океану. Кроме того, они претендовали на обладание Грузией, Дагестаном, армянскими провинциями Ереван и Нахичевань, которые вскоре и захватили. Англичане, со своей стороны, были озабочены тем, чтобы обеспечить безопасность пути из Индии и противодействовать осуществлению намерений русского царя. После открытия крупных месторождений нефти соперничество между ними усилится, и Англия с Россией получат такие невероятные концессии, что в результате практически все месторождения попадут им в руки.
    
    Казна пуста. Монарх - деспот, которого мало заботят нужды подданных. Он передал правление страной в руки духовенства. Религиозная верхушка, несмотря на консерватизм, нетерпимость ко всему, что не полностью соответствует жестким установлениям ислама, продажна, жестока, безнравственна. Государственная и судебная власти коррумпированы. Образование в упадке. Убийства и ограбления - самое обычное дело на всех дорогах. Иран стремительно катится к анархии. Под стать всему остальному и духовная жизнь общества, несмотря на столь богатое духовными традициями прошлое - недаром ученые, занимающиеся историей религий, говорят об "иранской преемственности". В древности, примерно за 2000 лет до н. э., когда территория современного Ирана еще была частью ассиро-вавилонской цивилизации, отправлялся языческий культ многочисленных божеств в человеческом и зверином облике. Позднее, во времена Кира и Дария, появляется весьма самобытная религия с культом индо-иранского бога Митры. На ведическом языке это имя означает одновременно "друг" и "договор". По этой причине, а также потому, что он обладал верховной властью на небесах, имя Митры часто появляется в различных документах. Он являл собой юридическое обоснование царской власти, но прежде всего он - бог света, благосклонный, близкий человеку, пекущийся о правосудии и праведности, о соблюдении союзов и клятв, их освящающих. Он противостоит Варуне, другому верховному божеству, который воплощает силы мрака и зла. С Митрой связано изображение быка, которого приносили ему в жертву.
    
    Во времена правления Ксеркса, сына Дария, культ Митры становится официальной религией. Ее сторонники собираются вместе, едят хлеб, пьют воду, а возможно и вино, произносят ритуальные фразы. Седьмой день недели, наше воскресенье, был священен, так же как и седьмой месяц года. Дни солнцестояния и равноденствия стали днями торжественных богослужений и празднеств, как и 25 декабря, когда одновременно праздновались дни рождения солнца и бога. Благодаря македонским завоевателям культ Митры достиг Греции, а затем и Рима, где он стал чуть ли не официальной религией, и затем был предан забвению лишь в 400 году н. э., когда его окончательно победила христианская вера.
    А в это время в Иране на смену культу Митры уже пришла другая религия - зороастризм, названная так по имени Пророка Зороастра или Заратуштры (иногда ее называют маздеизмом, в этом случае название происходит от имени верховного бога Ахура Мазды - "Мудрого Господа"). По всей вероятности, Зороастр жил около 600 года до н. э. в одной из провинций Ирана. Поначалу он был жрецом небольшой скотоводческой общины. Он оказал мощное преобразующее воздействие на древнюю индо-иранскую религию, она из политеистической стала более или менее монотеистической. В соответствии с его учением Ахура Мазда является верховным богом, творцом космоса и нравственного порядка, богом, которому люди должны поклоняться и молиться. Ему подчинены разные категории полубогов: Святые Бессмертные, Благой Помысел, Лучшая Истина, Желанная Власть, Святое Благочестие, Целостность и Бессмертие, а также меньшие божества, такие как Послушание, Счастье, Воздаяние и так далее. Противостоит ему некий Ангра Манью, дух зла, которого позднее назовут Ахриманом. Многие ученые считают, что в новом пантеоне Ахура Мазде приданы положительные черты Митры, а Ахриман олицетворяет то зло, символом которого раньше выступал Варуна.
    
    В учении Зороастра говорится о различной природе тела и души, утверждается, что избранным душам уготован рай, а грешным - ад, провозглашается воскресение. В нем осуждаются оргии при отправлении обрядов, кровавые, дикие жертвоприношения, порочные правители и расточители. Проповедуются нравственные устои, духовность, трансцендентальное видение мира. Есть предсказания о том, что на протяжении всей истории человечества, время от времени, будут являться Спасители, чтобы в новом виде возвестить учение Зороастра, и что в конце концов Ахура Мазда восторжествует над духом зла.
    
    У зороастрийцев своя обрядовость, свои храмы, священнослужители, школы, молитвы и ритуалы, среди которых особое место занимает поклонение и молитвы перед огнем. Зороастр оставил после себя гимны, так называемые Гаты, написанные на языке, близком к ведическому. В основном они представляют собой стихи, смысл которых не всегда ясен и потому допускает разные толкования.
    
    Зороастр подвергся гонениям, его преследовали. И все же в дальнейшем зороастризм стал официальной религией Ирана и оставался ею вплоть до мусульманского завоевания, которое, однако, не привело к его исчезновению. Так что и в наши дни у зороастризма есть еще немало последователей не только в Иране, но и среди парсов Индии.
    В VII веке после страшного периода религиозных преследований, развязанных Тамерланом и его ордами, на смену зороастризму приходит ислам, точнее - его шиитская ветвь. Шииты, наряду с суннитами, являются одной из основных ветвей мусульманской религии. И если сунниты считают себя хранителями традиции, шииты, называющие себя потомками Али, двоюродного брата и зятя Мухаммада, не столь ревностно придерживаются буквы Корана, а стремятся глубже постичь эзотерический смысл данного в нем откровения. В отличие от суннитов, которые признают за имамом (руководителем и главой общины) только мирскую, светскую роль в обществе, шииты наделяют его, в соответствии со своим метафизическим мировоззрением, сакральными и космическими функциями. Генри Корбин (Г. Корбин. Духовное тело и Небесная земля. Париж, 1977.), признанный специалист по восточным религиям, подчеркивает сходство между зороастризмом и шиизмом, проявляющееся в вере в единого бога, в дуализм добра и зла, в пришествие Спасителя, который преобразует мир. Он полагает, что в Иране произошла своего рода конвергенция обеих религий.

    И не только в этом особая судьба Ирана, который и в самом деле оказывался то горнилом, то перепутьем мировых религий. Там - корни манихейства. В самые восточные районы Ирана проник буддизм: по преданию, мы обязаны двум парфянским князьям переводу (с санскрита на китайский) тех текстов, которые вызвали к жизни Буддизм Чистой Земли. Христиане-несторианцы, объявленные в V веке еретиками (они полагали, что в Иисусе Христе сосуществуют две ипостаси, одна из которых божественная, другая - человеческая), нашли пристанище в Иранской империи и были здесь весьма многочисленны в XII-XIII веках. С древнейших времен вплоть до наших дней эта страна в изобилии рождала поэтов и мыслителей метафизического и мистического духа, таких как суфии - последователи мистического учения о любви и пренебрежении к материальному, нашедшего выражение в метафорических повествованиях и поэмах. В интересующий нас исторический период все это сосуществует, но мирно не уживается. Шииты, христиане, иудеи, зороастрийцы противостоят друг другу, проявляя крайнюю нетерпимость. В то время для зороастрийца или иудея было опасно в дождь выйти на улицу, поскольку своей мокрой одеждой он мог коснуться мусульманина, который, сочтя себя оскверненным, был вправе смыть оскорбление кровью. Мусульманин, дотронувшись до денег, полученных от христианина, иудея или зороастрийца, должен был вымыть руки. Не больше терпимости мы видим и со стороны иудеев: еврейский мальчик не мог дать напиться нищему, если это был мусульманин, поскольку "проклятие, а не сочувствие должно стать уделом неверных".
    Однако надежда не покидала умы и сердца образованных иранцев, знакомых со священными книгами иудеев, зороастрийцев, христиан или мусульман: разве во всех Писаниях не говорилось о скором возвращении Божественного Посланника? Разве не сходились все они в том, что он появится в Святой земле или Иране? Каждый мог найти в Писаниях то, что питало росток надежды.
    
    Разве не сказано в Ветхом Завете: "...И поставлю трон Свой в Эламе..." (Иеремия)? А ведь Элам - название района на юго-западе Ирана, где за 2500 лет до н. э. зародилась в ассиро-вавилонской среде цивилизация, которой суждено было просуществовать два тысячелетия и основать свою столицу в Сузах, ставших впоследствии столицей великого Дария; цивилизация, являющая собой часть богатейшего иранского наследия. Или не сказал Христос: "Держите свои светильники зажженными, ибо приду Я, как тать в ночи"? В одном буддистском тексте приводится разговор между Буддой и царицей Вахеди: "Высокочтимый, после Твоего вознесения на небо все твари живые, преисполненные нечисти и порока, поражены будут пятью бедствиями. Скажи мне, как они смогут уразуметь, что на землю снизошло Верховное Блаженство, что еще раз нисходит к нам Будда? - Ты и все твари живые, вы должны слиться сердцами и устремить свою мысль на запад". А разве не к западу от Индии лежит Иран? И наконец, вера в неизбежность пришествия нового Искупителя приобрела особое значение в шиитской ветви ислама: в ней испокон веков существовало предание о пришествии через тысячу лет Божественного Посланника, который станет двенадцатым имамом, и которому верующие должны будут выказать полное послушание. Двенадцать имамов уже приходили в мир. Но последний из них, Мухаммад Ибн Хасан, отошел от своих обязанностей вскоре после посвящения в имамы. В течение семидесяти лет, с 869 по 940 год, имама представляли четыре сменявших друг друга человека, которых называли "Врата". За периодом "малого сокрытия" последовал период "большого сокрытия", когда "Сокровенный Имам" не общался с верующими, являясь лишь изредка святым мужам в их сновидениях. Когда кончится "большое сокрытие", "Сокровенный Имам" вернется в качестве Махди, однако его возвращению будет предшествовать появление "Врат", которые возвестят о грядущем пришествии.
    
    В начале XIX века богословской школой шейха Ахмада, в недрах которой в результате глубокого изучения Корана возникло реформаторское течение, было предсказано пришествие Махди в 1840-х годах. Шейх Ахмад готовил своих сторонников к неизбежному явлению Божественного Посланника и отправлял их на поиски Махди по всей стране. И они нашли его.
    20 октября 1819 года в Ширазе родился мальчик, которого назвали Али Мухаммадом. Шираз находится как раз там, где когда-то был Элам. Кроме того, начиная с XII века этот город становится интеллектуальной столицей, и в нем один за другим появляются великие поэты и блистательные философы суфизма. Но появившийся на свет мальчик не был сыном поэта или философа, он был сыном торговца сукном. Но зато он - сейид, то есть потомок Пророка Мухаммада.
    Его отец умирает вскоре после рождения сына, и мальчика отдают на воспитание дяде по материнской линии. Его учат чтению и письму и воспитывают в самых строгих мусульманских традициях.
    Как только ему исполняется пятнадцать лет, дядья берут его в свое дело. И вскоре начинает складываться легенда о нем. "Все, кто знал его, - говорят его биографы, - восхищались его красотой, добротой, набожностью и исходившим от него обаянием".
    23 мая 1844 года к воротам Шираза подошел изнуренный долгим странствием человек. Это был один из посланцев шейха Ахмада, мулла Хуссейн, который, по настоянию своего учителя, в течение многих месяцев странствовал в поисках "Обещанного".

    Мулла Хуссейн знает, как опознать того, кого он ищет: нужно попросить человека, который назовет себя "Обещанным", разъяснить одну из сур (глав) Корана, а именно, суру Иосифа, толкование которой вызывает бесконечные споры у мусульманских богословов. Незадолго до заката солнца мулла Хуссейн встречает у ворот города молодого человека, лицо и осанка которого столь величественны, что производят самое сильное впечатление. Молодой человек учтиво приглашает путника остановиться у него в доме. Они отдыхают, дружески беседуют, и неожиданно Али Мухаммад заявляет своему гостю: "Как видишь, всем признакам я отвечаю", а затем, хотя его об этом не просят, принимается толково и убедительно разъяснять суру Иосифа. Он провозглашает себя Бабом - "Вратами", Провозвестником. И путник верит ему.
    Через сорок дней восемнадцать мужей, которых позже назовут "Живые письмена", признают в этом купце, двадцати пяти лет от роду, долгожданного Посланника и, явившись к нему в Шираз, провозгласят себя его учениками.
    
    Баб начинает свою Проповедь. А.-Л.-М. Никола, консул Франции в Тебризе, писал о нем в работе, вышедшей в начале нашего века: "Зрелище мерзости, бесчестия, порока и лжи (шиитских) священнослужителей возмущало его чистую и искреннюю душу. Он чувствовал, что назрело время глубоких перемен в нравственной жизни общества, но не раз им овладевали сомнения, когда он думал о революции, которую ему предстояло начать ради освобождения людей - физического и духовного - из-под гнета отупения и насилия, довлеющего над всей страной, к величайшей выгоде погрязшей в пороке правящей верхушки и к величайшему стыду истинной религии Пророка".

    Баб поначалу не видел расхождения между своими взглядами и исламом и полагал, что лишь исполняет пророчества этой веры. Он даже отправился в Мекку, чтобы там объяснить высшим мусульманским авторитетам Божественную сущность своей миссии. Его сочинения представляют собой комментарии к сурам Корана и их толкования, молитвы, наставления, рассуждения по различным вопросам учения о единстве Бога. Подобно святому Иоанну Крестителю, предрекавшему пришествие Христа, он говорил о себе, как о предшественнике "Того, Кто должен прийти", "Обещанного". Его задача состояла в том, чтобы подготовить людей к приходу "Того, Кого явит Бог", великого Пророка, о котором говорилось во всех Писаниях. Этот Пророк придет, чтобы освободить людей от духовной и материальной нищеты, в которой держат их алчные чиновники и невежественные муллы, думающие только о своих привилегиях.
    
    Но Проповедь Баба выходит за рамки чисто религиозных тем. Он также провозглашает поистине революционные для мусульманской среды того времени идеи о равноправии женщин, более справедливом распределении богатств, равенстве рас и тому подобное. Охваченные благоговейным восторгом и чувством духовного обновления, его ученики, которых становится все больше и больше, начинают объединяться в сплоченные общины, обособляющиеся от традиционного общества. Постепенно изменения охватывают все стороны религиозной жизни: богословие, богослужение и управление жизнью общины. Баб даже пошел на введение нового календаря, отсчет времени по которому начинается с 1844 года, года провозглашения его Откровения. Перефразируя знаменитое высказывание одного из министров Людовика XVI, можно сказать: "Нет, сир, это не бунт, это революция". И действительно, новая вера своими религиозными доктринами, социальными принципами, нравственными  установками словно бросала вызов всей традиционной структуре иранского общества.
    Ни правивший в то время шах, ни шиитское духовенство не питали иллюзий в отношении нового вероучения. Обвиненного в ереси Баба бросают в тюрьму. На его учеников, называемых к тому времени бабидами, обрушиваются страшные репрессии, как со стороны государственных органов, так и со стороны фанатически настроенного народа, подстрекаемого муллами. Во всех городах различные гильдии - булочников, мясников, плотников - разделывались с "еретиками", и все изощрялись в том, чтобы придумать пытку пострашнее. Где-то жертву, прежде чем сжечь, окунают в масло. Где-то на базаре выставляются на всеобщее обозрение обезглавленные тела, а головами играют вместо мяча или украшают ими пики. В письме другу австрийский капитан Альфред фон Гумоэнс, непосредственный очевидец этих ужасов, рассказывает о том, что он видел: "Этим несчастным выдавливали глаза пальцами, отрезали им уши и заставляли поедать тут же, на месте их мученичества. Им протыкали дыры на спине или груди, вставляли в эти раны горящие фитили, и слышно было, как шипит плоть. Весь базар был расцвечен такими огнями... Впредь я из дому больше не выйду, ибо боюсь, что придется снова стать свидетелем подобных сцен..." (Это письмо было опубликовано в 1952 г. в периодическом издании Oesterreichischer Soldatenfreund.)
    
    Менее чем за шесть лет таким образом погибло двадцать тысяч бабидов. И все же, несмотря на преследования и ненависть фанатиков, число последователей Баба продолжает расти. Среди вновь обращенных был и Мирза Хуссейн Али, двумя годами старше Баба. Он родился в Тегеране 12 ноября 1817 года в богатой и знатной семье. Его отец, Мирза Аббас, был государственным министром. Многие из его родственников занимали высокие посты в правительстве, армии и местной администрации. Историки сходятся на том, что Мирза Хуссейн Али получил неглубокое образование: в то время в Иране детям из состоятельных семей, близко стоящих к власти, не было необходимости учиться, что, впрочем, свидетельствует о явном упадке общества. Каким он был в детстве, в отрочестве? Позднее его старший сын набросает словесный портрет отца, который, очевидно, можно считать приукрашенным, в духе предания и сыновней почтительности: "Еще ребенком Он отличался чрезвычайной добротой и великодушием. Ему нравилось жить под открытым небом, и большую часть времени Он проводил в саду или в поле. Он обладал большой притягательной силой, которую все ощущали на себе. Вокруг Него всегда были люди, особенно Его любили дети. Когда Ему было лет тринадцать-четырнадцать, все поражались Его образованности. Он мог поддержать разговор на любую тему и решить любую предложенную ему задачу. На больших собраниях Он вступал в спор с улемами (мусульманскими богословами), разъясняя сложные вопросы веры. Все обычно выслушивали Его с величайшим интересом".
    
    Конечно же, читая последнюю фразу, непременно вспоминаешь об Иисусе, который, как гласит его жизнеописание, еще мальчиком вступал в споры, которые вели в храме иудейские книжники.
    Когда Мирзе Хуссейну Али исполнилось двадцать два года, умер его отец. Как требовал обычай того времени, правительство предложило ему наследовать отцовскую должность. Он отказывается, и премьер-министр замечает по этому поводу: "Предоставьте его самому себе. Эта должность недостойна его. Ему предначертана в жизни великая цель. Я не могу его понять, но убежден в том, что он предназначен для более высокого поприща. Он мыслит не так, как мы. Оставим его в покое".

    В 1844 году Мирзе Хуссейну Али двадцать семь лет. Он женат. Его сын родился в тот самый день, когда Баб возгласил о своей миссии. Мирза Хуссейн Али принимает новую веру. Ему так и не придется встретиться с Бабом, но между ними установится постоянная переписка. Вновь обращенный раздает все свои богатства и становится страстным проповедником новой веры. А долей Баба вскоре станет жизнь в заключении - сначала в тюрьме, потом в крепости. В 1847 году, когда он томится в укрепленной тюрьме в горах Азербайджана, на северо-западе Ирана, недалеко от Тебриза, Мирза Хуссейн Али организует в небольшой деревушке Бедашт важную встречу приверженцев веры. Присутствуют восемьдесят четыре ученика, прибывшие из различных провинций Ирана. Собравшиеся ставят своей целью осуществление Откровения, изложенного в "Баяне" (Перевод на французский язык А.-Л.-М. Никола и Пола Гетнера, 1944 г. Отрывки из этой книги опубликованы в "Избранных Писаниях Баба", изданных Всемирным Домом Справедливости, Брюссель, 1984.), важнейшем сочинении Баба, а это влечет за собой полный и недвусмысленный разрыв с прошлым ислама, его структурами, священнослужителями, традициями и обрядами. Все еще надеются, что удастся найти способ освободить томящегося в заключении Учителя. Но эти планы терпят неудачу. И все же основная цель собрания достигнута. Вероучение бабидов вырисовывается все четче, и на этот раз вплотную подходит к полному разрыву с ортодоксальным исламом.
    
    В 1850 году в Тебризе расстрелян Баб. В казни участвовало не менее семисот пятидесяти солдат. Бабиды, несмотря на весь свой духовный подъем, ослаблены. У них не стало Учителя. Правда, Учитель уже давно объявил об "Обещанном", который должен будет установить новую эру добродетели и мира, и предсказал, что явление этого Посланника Божьего свершится только после его смерти. Но при этом Баб никого не назначил своим преемником. Начинается смута. В этот мрачный период Мирза Хуссейн Али остается носителем света, миротворцем.
    
    Как никогда прежде проповедь нового учения вызывает репрессии. Преследования еще более ужесточаются после одного трагического события. Обезумевший от зрелища страданий, которые выпали Учителю, юный сторонник Баба по имени Садек решает отомстить и, вооружившись небольшим ружьем, заряженным дробью, стреляет в шаха. Охрана убивает его на месте, но ответственность за происшедшее возложена на всю общину. В Тегеране около сотни ее членов подвергаются сначала пыткам, а затем предаются казни. Многих других, вовсе не одобрявших поступка своего единоверца, бросают в тюрьмы. Среди них и тот, кому в свое время предлагался пост министра. Позже он так опишет свое заключение: "Клянусь именем Бога! Мы были непричастны к этому злодеянию, и Наша невиновность была полностью доказана суду. Однако Нас арестовали и погнали из Нейварана, тогдашней резиденции шаха, в Тегеран. Грубый конвоир, сопровождавший Нас, сбил шапку с Нашей головы. Стражники понукали Нас идти быстрее и обращались с Нами с чрезвычайной жестокостью. Наконец, Нас заточили на четыре месяца в такое ужасное место, которое трудно себе представить. Самая темная и узкая камера гораздо лучше той ямы, куда Нас бросили. После того, как Мы вошли в тюрьму, Нас провели по мрачному коридору, а затем Мы спустились по трем крутым ступеням и очутились в предназначенной для нас подземной темнице. Там, в совершенной темноте, находилось около ста пятидесяти заключенных - воров, убийц и грабителей. Темница была переполнена, и выбраться из нее можно было лишь тем же путем, которым мы вошли. Не поддается описанию и само это место, и стоявшее там зловоние. Большинство узников не имели ни одежды, ни подстилки. Один Бог знает, что Мы испытали в этом мрачном и мерзком подземелье".
    Не проходит дня без того, чтобы кого-нибудь из бабидов не подвергли пыткам или казни. Однако по истечении четырех месяцев мучениям Мирзы Хуссейна Али приходит конец. Его невиновность столь очевидна, что шах приказывает выпустить его из тюрьмы и заменяет тюремное заключение более мягким наказанием - ссылкой в Багдад, столицу Ирака, бывший в ту пору турецким владением. Туда Мирза Хуссейн Али и отправляется по дороге, где прошли до него и пройдут после него множество бабидов. Спасаясь от преследований, целые семьи последователей новой веры решают отправиться в изгнание.
    И вот эта разнородная, израненная, упавшая духом община начинает обосновываться на берегах Тигра. Ей предстоит бороться за физическое выживание и окончательно определиться с вопросами веры. Многие из бабидов никогда не встречались с Бабом. Очень часто к вере их приводила просто наивная надежда изменить мир. Они плохо знакомы с новым вероучением и часто толкуют его так, что Бабом разрешено все то, что запрещено ортодоксальным шиизмом. Само собой получилось, что Мирза Хуссейн Али - хотя никто его не назначал, да и сам он на это не претендовал, - берет все дела в свои руки, организует материальную и духовную жизнь общины. Думается, что некоторые из самых близких его соратников начинают осознавать, что он призван взять на себя в будущем руководство движением, и видят в нем того "Обещанного", о котором возвестил Баб. Но еще не пришло время во всеуслышание заявить об этом и дать новое направление движению. Сначала необходимо тщательно изучить все написанное Бабом и воплотить его наставления в жизнь. На это уходит несколько лет. Затем Мирза Хуссейн Али начинает испытывать потребность уединиться на какое-то время, чтобы предаться размышлениям. Он покидает Багдад и, не открыв никому места своего уединения, удаляется в горы Курдистана. Позднее он сам объяснит свое решение так: "С первых же дней Нашего прибытия в эту страну, предвидя грядущие события, Мы решили удалиться". В течение двух лет он живет отшельником, предаваясь молитвам и размышлениям, закладывая основные принципы религии, которую хочет создать. Позднее, уже в Багдаде, он напишет одну из первых своих работ "Книгу Несомненности"(Бахаулла. Книга Несомненности (на фр. яз. Париж, 1988).), в которой объяснит, обращаясь к одному из родственников Баба, как следует понимать заявление тебризского мученика о пришествии "Обещанного". В ней он пока выступает в качестве последователя своего Учителя, но уже дает новое толкование Ветхого и Нового Заветов и Корана, показывая, что всех Пророков можно считать одним и тем же лицом, ибо все они, каждый в особых обстоятельствах, являют Божественный Дух. Он также подчеркивает, что пришествие Баба было со всей очевидностью предсказано всеми пророчествами ислама. Его уединение стало своеобразным испытанием, в котором соединились боль и радость. И снова налицо большое сходство между этим эпизодом его жизни и тем, что рассказывается об искушении Иисуса в пустыне или об уединении Мухаммада в горной пещере. Он описал избранное им самим место уединения такими словами: "Мы отправились в безлюдную пустыню и провели там два года жизни в полном одиночестве. Из Наших глаз лились слезы страдания, и в Нашем обливающемся кровью сердце бушевал океан мучительной боли.
    
    Много дней и ночей Мы не имели пищи и не находили покоя. Клянусь Тем, в Чьих руках Моя душа, что, несмотря на немыслимые лишения и непрерывные страдания, Мы пребывали в совершенном счастии и чрезвычайной радости, ибо до Нас не доходили вести о горе или радости, о болезни или здоровье кого бы то ни было: наедине общались Мы с духом Нашим, предав забвению мир и все, что в нем.
    
    Однако Мы упустили из виду, что Воля Провидения сильнее Наших устремлений, и роковую стрелу Его не предотвратить мудростью человеческой. Никто не может избежать того, что суждено, и нет иного выхода, как смириться перед Его волей.
    Клянусь Богом, что Нашим твердым решением было не покидать это уединение, и Мы не лелеяли никакой надежды на скорую встречу с близкими. Нашей единственной целью было избежать того, чтобы стать поводом для раздоров среди друзей, и не быть причиной смуты верующих, не причинять никому вреда и не огорчать ничьих сердец. Другой цели или намерения у Нас не было.
    
    Однако Наше отсутствие каждый объяснял по-своему. В конце концов последовало от Сокровенного источника повеление о возвращении, и Мы повиновались и вернулись обратно".
    Однако на самом деле отшельник не пребывал в полном одиночестве, как можно было бы представить. Постепенно распространилась молва о том, что в горах Курдистана живет в уединении великой мудрости муж, и со всех концов потянулись к нему люди посоветоваться, обсудить волнующие их богословские и метафизические вопросы. Слух об этом дошел и до Багдада. По описаниям тех, кто встречался с мудрецом, близкие узнали его. К нему направили посланцев с тем, чтобы поведать о плачевном положении, в котором оказалась община бабидов, лишенная его покровительства, и уговорить его вернуться. Он снизошел к этим мольбам, вернулся и с горечью оценил происходящее: "Никакое перо не в состоянии описать то, что ожидало Нас по возвращении. Прошло два года, и все это время Наши враги неустанно и изо всех сил старались уничтожить Нас, и тому есть свидетели".
    
    Он восстанавливает порядок, возобновляет проповедь учения, улаживает ссоры. Община бабидов вновь начинает свою деятельность, и деятельность эта плодотворна. И новые сторонники - иудеи, зороастрийцы, шииты, вдохновленные пророчествами своих религий о пришествии нового Посланника Бога, спешат в Багдад услышать благую весть. Новый подъем движения достигает такого уровня, что бабиды становятся в Ираке весьма влиятельной силой. Естественно, это вызывает беспокойство шиитского духовенства, и оно непрестанно побуждает иранского консула в Багдаде сообщать своему правительству об опасности, которую представляют бабиды для всей мусульманской религии и для самого существования Иранской империи. Между турецким и иранским правительствами завязывается длительная переписка по этому вопросу. В конце концов, на рассмотрение выносятся два решения: передать руководителя бабидов губернатору одной из соседних с Ираком иранских провинции, и в этом случае делом будет заниматься шах, или сослать его куда-нибудь подальше от границ родной страны с тем, чтобы он больше не пытался сеять смуту.    Очевидно, шах склоняется в пользу первого варианта, который мог бы привести к радикальному решению - казни "опасного революционера". Султан Османской империи предпочитает вариант: он считает, что не должен выдавать высланного, пользующегося правом убежища на его территории. И несомненно, делает это с расчетом: хотя отношения между его империей и Ираном превосходны, этот суннит на самом деле не стремится к тому, чтобы уничтожить движение, в котором он видит угрозу для ненавистного ему шиизма. И тогда было решено перевести Мирзу Хуссейна Али на жительство в Константинополь, где будет легче, как уверяет султан, следить за ним.
    
    А как же бабиды, сплотившиеся вокруг него? Бросят ли они свои дела, которые уже начинают обеспечивать им определенное материальное благополучие, безмятежную жизнь, чтобы снова столкнуться с трудностями долгого пути, неуверенностью в том, что сулит жизнь на новом месте? Те, кто последовал за своим Учителем из Тегерана в Багдад, без колебаний бросают все, чтобы идти вместе с ним, и снова их колонна отправляется в путь к лежащей за тысячу километров столице Османской империи.
    
    Как принято при таких переходах, первый привал назначают на небольшом удалении от пункта отправления. Ведь сборы зачастую затягиваются, прощания тягостны и надо дать отставшим возможность нагнать основную часть колонны. Мирза Хуссейн Али назначает первый сборный пункт в нескольких километрах от Багдада, в поместье бывшего губернатора города, который пригласил его туда. У него вообще много друзей и почитателей в городе, и они не скрывают своего огорчения в связи с его отъездом. Поместье носит пышное название, может, даже пророческое - Сады Ризван (Рай). Это место и выберет изгнанник, чтобы объявить обеспокоенным своей судьбой бабидам, что им следует забыть всякий страх и довериться ему, ибо он действительно тот Божественный Посланник, о котором возвестил Баб.
    На двенадцать дней, с 21 апреля по 2 мая 1863 года, небольшой караван прерывает свой долгий переход, и тот, кто отныне уже не Мирза Хуссейн Али, а Бахаулла, Слава Божья, начинает излагать свое послание. Он отменяет понятие "нечистый" в отношении неверующих: разве не сотворил Бог всех людей каплями единого океана, листьями одного дерева? Пусть отныне его ученики послужат примером, который вдохновит все человечество и приведет его к возрождению. И отныне бабиды будут называться "бахаи" - по имени Бахауллы.
    
    Очевидец тех памятных дней оставил рассказ об этих событиях. Если верить ему, это были насыщенные и прекрасные дни, из тех, что остаются в памяти на всю жизнь:
    "Каждый день перед рассветной зарей, - рассказывает он, - садовники срезали розы с кустов, растущих вдоль четырех дорожек сада, приносили и складывали их на земле в центре благословенного шатра. И вороха роз были столь высоки, что, когда его спутники (Бахауллы) собирались на утреннее чаепитие, они не видели друг друга поверх них. Своими руками Бахаулла раздавал эти розы тем, кого он каждое утро посылал от своего имени в город, чтобы вручить цветы арабским и персидским друзьям /... / Как-то ночью, на девятый день новолуния, я стоял на страже вместе с другими у благословенного шатра. Около полуночи я увидел, как он выходит из своего шатра, проходит мимо своих спящих сотоварищей и идет, освещенный лунным светом, по обсаженной цветами дорожке длиною в сто шагов. Отовсюду раздавались столь громкие соловьиные трели, что только шедшие рядом с ним могли расслышать его слова. Так он шел и шел, как вдруг остановился посреди дорожки и заметил: "Вы только послушайте этих соловьев! Столь велика их любовь к розам, что без сна, с заката до рассвета, они распевают свои песни и, сжигаемые страстью, стремятся вступить в общение с предметом своей любви. Как же могут предпочесть сон те, кто якобы сгорает от любви к Возлюбленному, Чья красота превосходит красоту роз?" Три ночи кряду я нес караул, обходя благословенный шатер. Всякий раз, бросая взгляд на ложе, на котором он возлежал, я видел, что он не спит, и каждый день, с утра до вечера, я наблюдал, как все свое время он проводил в разговорах с посетителями, которые непрерывно шли к нему из Багдада".
    
    Но однажды Бахаулла, любитель соловьев и роз, обратился к своим спутникам с речью, исполненной необычайной силы. Ипполит Дрейфус, один из лучших историков движения бахаи, передает ее такими словами: "Неужели они поверили, будто только затем, чтобы несколько миллионов угнетенных персов могли избавиться от тирании мулл, принял Баб свое мученичество на тебризской площади? Неужели они поверили в то, что это свершилось только ради того, чтобы исламский мир исполнился надежды, услышав о пришествии глашатая новой эры? Нет, поистине Дело, их на это подвигнувшее, намного величественнее; пока они сделали только один переход, а теперь надо идти дальше. Что за польза от всех религий мира, если люди не видят того общего, что могло бы объединить их, несмотря на все различия в доктринах и обрядах? Давным-давно Моисей, Иисус и Мухаммад явили каждый свои законы. Теперь Бог еще раз скажет Свое слово посредством Верховного Явления, поведет примирившееся человечество к прогрессу и дарует им возрождение через любовь. А они, презревшие мирской уют, должны все усилия сосредоточить на совершенствовании духовном. И тогда работа, начатая Бабом, найдет в нем, Бахаулле, свое воплощение и завершенность - этим станет обновление и объединение всех религий". (И. Дрейфус. Указ. соч.)
    
    И еще одно важное изменение вносится в кодекс поведения бахаи. В дополнение к идее равенства рас перед Богом, Бахаулла начал проповедовать идею ненасилия. Бывали случаи, когда бабиды сражались с войсками, направленными против них иранскими властями. Отныне больше не следовало прибегать к силе, а терпеливо сносить невзгоды и испытания.
    3 мая 1863 года караван снова тронулся в путь. Через четыре месяца, 16 августа, он прибыл в Константинополь. Бахаулле было тогда сорок шесть лет.
    
    Первое время пребывание в Константинополе не было тягостным. Бахаулла считается гостем Османского правительства. В распоряжение его семьи предоставлено несколько домов. Его спутникам удается получить работу на местном базаре, и это позволяет им обеспечить себе какой-то достаток. А некоторые из них, чтобы избавиться от преследований со стороны правительства Ирана, принимают турецкое подданство. В доме, где живет их вождь, все время гости из Константинополя, приезжают даже члены правительства - с визитом или за советом. Вера бахаи продолжает привлекать к себе все новых сторонников.
    
    Но вскоре снова собираются тучи. Султан Османской империи, являющийся также и халифом, то есть религиозным руководителем суннитов, задумал распространить свою власть и на шиитов. Он рассчитывает на помощь Бахауллы. Но Бахаулла отказывается содействовать намерениям султана, как, впрочем, ранее он отказался от предложенных ему пенсии и поста в правительстве. И султан, которого посол Ирана неустанно предупреждает об опасных еретиках, вдруг увидел в этом человеке, которого еще вчера он готов был взять под свою защиту - при условии, конечно, что и тот в чем-то пойдет ему навстречу, - и в его спутниках потенциальных бунтовщиков, от которых лучше избавиться. И через четыре месяца после его прибытия в Константинополь Бахаулле предлагают переехать в Адрианополь, что находится в европейской части Турции. И снова его семья, а также некоторые члены общины бахаи едут в самый разгар зимы по заснеженным дорогам. Поездка до Адрианополя заняла у них двенадцать дней. Они останутся в этом городе почти на пять лет.
    Эти пять лет в жизни Бахауллы необычайно плодотворны. По своему географическому положению Адрианополь - ворота западного мира, и это позволяет Бахаулле вести свою деятельность в двух направлениях. Обращаясь к Востоку, он продолжает разъяснять общинам бабидов и бахаи новое учение. Но близость Европы, рядом с которой он оказывается впервые и которую невозможно исключить из его миссии - той всемирной миссии, что, по его представлению, возложена на него, - побуждает его напрямую обратиться к европейским монархам и главам государств. Из Адрианополя Бахаулла обращается к ряду правителей с посланиями, в которых заклинает присоединиться к нему ради того, чтобы восторжествовало братство и мир во всем мире. Среди его адресатов королева Виктория, папа римский, король Пруссии, император Наполеон III и некоторые другие. Так, например, в 1868 году Бахаулла в весьма пророческом письме, адресованном французскому монарху, возвещает о грядущих бедствиях:
    "О государь! Мы слышали о твоем ответе русскому царю, касающемся твоего решения по вопросу о войне. Ты сказал: "Я спал в своей постели, когда меня разбудили крики несчастных, тонущих в Черном море..." Мы утверждаем, что тебя разбудили не их крики, а твои собственные страсти... Будь ты искренен в уверениях твоих, ты бы не отбросил Божественную Книгу, ибо послана она тебе Тем, Кто есть Всемогущий и Наимудрейший... А за содеянное тобою и в наказание тебе будет твое королевство ввергнуто в смуту, а империя твоя выскользнет у тебя из рук. Великое смятение охватит народ твоей страны, коль не решишься ты поддержать это Дело. Или обуяла тебя гордыня от той роскоши, в которой живешь? Клянусь жизнью, недолго это продлится, и скоро прейдет".

    Спустя два года, после поражения под Седаном, император окажется в ссылке, а войска кайзера Вильгельма - у ворот Парижа, народ которого восстанет. Позже Бахаулла напишет победителю Наполеона III: "Помнишь ли ты того, чье могущество превосходило твое, и кто по положению был выше тебя? Где он? Что стало с его богатством? Не пренебреги этим предупреждением... О берега Рейна! Мы видели вас залитыми кровью и это повторится вновь. И мы слышим стенания Берлина, хотя сегодня его слава несомненна".
    Послания эти звучали как пророчества, и они сбылись. Но в первую очередь, это призыв к главам государств открыть глаза на нужды своих народов, поскольку, как говорил Бахаулла, "монархи - представители Бога на земле в том смысле, что у них есть то, что присуще Богу - власть, сила и могущество. Но надлежит им являть и такие Его свойства, как милосердие, доброта и забота о нравственном воспитании народов. Так пусть озарит их истина, и да обеспечит это успех их правления и процветание их стран".
    
    С той же страстной убежденностью обращается Бахаулла к прелатам христианской религии. Он заклинает Пия IХ отказаться от мирской власти, советует ему оставить светскую жизнь, покинуть дворец, слишком пышный для преемника святого Петра, и передать свои владения королю Италии, если он хочет избежать злой судьбины.
    Позднее Пий IХ дважды терял престол, при нем Папские области были аннексированы Италией, а сам папа умер в Ватикане, будучи фактически пленником. Обращаясь к католикам, Бахаулла призывает их отказаться от ряда догм. Например, он осуждает безбрачие священников и монашескую жизнь. "Безбрачие священников пагубно, - пишет он, - ибо воздержание не способствует приближению к Богу, тогда как здоровая и размеренная жизнь у домашнего очага содействует духовному расцвету человека. Монахам и монашенкам следует покинуть свои монастыри и включиться в деятельную жизнь общества".
    Этот спокойный и в то же время насыщенный период жизни Бахауллы заканчивается в 1867 году. Нет мира в маленькой общине, последовавшей за Бахауллой в Адрианополь. Некоторые бабиды, ставшие свидетелями Провозглашения в Садах Ризван, боятся, что их религия утратит свою связь с исламом. Среди них и сводный брат Бахауллы - Собхе Азал, который во времена Баба пользовался определенным авторитетом в общине. Он собирает вокруг себя наиболее консервативно настроенных единомышленников и принимается довольно путано, но, по его мнению, правильно, толковать учение Баба, стремясь доказать, что время "Того, Кого должен явить Бог", еще не пришло. Эта его попытка встать во главе движения терпит провал. Тогда он обвиняет своего сводного брата перед султаном в том, что тот якобы стремится только к личной власти и вынашивает подрывные замыслы против правительства Османской империи. Султан не становится на чью-либо сторону, он решает избавиться от обоих. Собхе Азала высылают на Кипр, где он будет находиться под гласным надзором до тех пор, пока остров не перейдет под британское господство; тогда ему будет возвращена свобода, и он возглавит небольшую общину бабидов консервативного толка. А что касается Бахауллы, то его отправляют как можно дальше, на границу империи, в Палестину, в городок Акка, где он будет содержаться под стражей.
    
    И снова дальний путь. Несколько месяцев займет переезд вместе с семьей и восмьюдесятью самыми преданными учениками, которые не пожелали расстаться с Учителем. В конце пути их ждет ужасная тюрьма. Акка - штаб армейского корпуса и укрепленный городок, известный в Сирии нездоровым климатом. Правительство Османской империи не сомневается в том, что суровые условия заточения в сочетании с гибельным климатом и изнурительным переездом дадут возможность избавиться от этих решительно неудобных бахаи. Кроме того, офицерам крепости даны указания - обращаться с вновь прибывшими с превеликой строгостью. Их помещают в две тесные камеры, в которых нет элементарных удобств. Их ждет полуголодная жизнь в грязи, тесноте, а кроме того, в полной изоляции от внешнего мира - навещать их запрещено. Они будут умирать от малярии, дизентерии и истощения. Но вера, которая, как говорится, горы сдвигает, даст им силы выжить. Несмотря на заедавших их паразитов, несмотря на жуткий вид истощенных голодом детей, они не поддаются отчаянию, черпая силы в непоколебимой вере в свое предназначение. И столь ли уж непосильно бремя физических страданий, если веришь всей душой, что ты - правая рука Посланника Божьего, Пророка, который должен освободить мир от невежества и суеверия, и он днем и ночью рядом с тобой? Позднее кто-то напишет, что это было самое светлое время их жизни. Видя такую стойкость, охранники понемногу смягчаются. Несомненно, поражает стражей и вид верующих, которые толпятся за стенами крепости с единственной надеждой - увидеть в окне камеры Бахауллу: авторитет его все растет. Изменяется режим содержания узников. Разрешена связь с внешним миром. И наконец, через два года тяжелейшего заключения правительство Османской империи, которому, строго говоря, не в чем упрекнуть этих ссыльных из Ирана, приказывает выпустить их на свободу при условии, что они не покинут пределов округа Акка.
    
    Вместе с семьей Бахаулла поселяется в маленьком домике вблизи крепости, который был определен ему для проживания. Остальные члены общины находят работу и завязывают весьма дружеские отношения с местным населением. Община пополняется новыми членами. Буддисты с Востока, зороастрийцы и мусульмане прибывают, чтобы разузнать о новой вере, слава о которой все растет. И всем этим столь непохожим друг на друга людям удается слиться в единую сплоченную общину с высоким нравственным кодексом поведения, сравнимую, пожалуй, с общинами первых христиан.
    Понемногу ослабевает надзор за Бахауллой. Он переезжает из своего маленького домика в другой, более просторный и удобный, который сегодня легко отличить в Акке от других домов по тому, в каком отличном состоянии он содержится. Позднее, когда один именитый горожанин из-за вспыхнувшей эпидемии в спешке бросает прекрасное поместье в Бахджи, в предместье города, Бахаулла снимает его за небольшую сумму. Этот дом станет последним жилищем Пророка.
    Настает время, когда Бахаулла может полностью посвятить себя молитвам и размышлениям, а также работе над книгами и письмами, в которых со всей определенностью изложены принципы веры бахаи как по религиозным, так и по социальным вопросам. На своего старшего сына, Аббаса Эффенди, который впоследствии станет известен как Абдул-Баха - "Слуга Славы" - и который родился в день великого Откровения Баба в мае 1844 года, Бахаулла возлагает заботы о всех текущих делах, включая и прием мулл, членов правительства Османской империи и прочих высокопоставленных посетителей.
    В 1890 году, когда Бахаулле было семьдесят три года, путешественнику с Запада, профессору Эдварду Брауну из Кембриджа, удалось добиться встречи с ним. В одной из своих книг, "Записки путешественника" (Э. Г. Браун. Записки путешественника. Кембридж, 1891.), описывая эту встречу, Браун дает описание внешности Бахауллы - дополнение к единственной известной фотографии Пророка. Вот этот портрет: "Лицо, на которое я взглянул, невозможно забыть и трудно описать. Эти проницательные глаза, казалось, видели самую сокровенную глубину души; широкие брови подчеркивали власть и авторитетность, отражавшиеся на высоком челе; глубокие морщины, избороздившие лоб и лицо, выдавали его возраст, несмотря на черные, как смоль, волосы и роскошную бороду, которая спускалась почти до пояса.
    ...Мягким, полным достоинства голосом Он предложил мне присесть и затем сказал: "Хвала Богу за то, что ты добрался сюда!.. Ты пришел навестить пленника и узника... Мы желаем миру только добра и счастья народам; но Нас называют возмутителем спокойствия, подстрекателем к беспорядкам, и обрекают на заточение и изгнание... Чтобы все народы пришли к единой вере и все люди стали братьями; чтобы узы любви и единства между сынами человеческими окрепли, а религиозная рознь перестала существовать и барьеры, разделяющие национальности, были бы уничтожены - что в этом плохого?.. Но тому быть; бесплодные раздоры и разрушительные войны уйдут в прошлое, наступит "Величайший Мир". Не это ли нужно и вам в Европе? Не это ли предрекал Христос? Мы же видим, что ваши цари и правители более щедро расходуют свои богатства на средства истребления рода человеческого, чем на то, что привело бы к счастью. Эти распри, кровопролития и раздоры прекратятся, и все люди станут, как одна большая семья, одна родня... Пусть не тот гордится, кто любит свою страну, но будет славен тот, кто любит весь человеческий род".
    Бахаулла скончался 29 мая 1892 года. Его похоронили тут же, в саду Бахджи. Однако бахаи не употребляют слово "смерть", говоря о его уходе; они говорят о Вознесении своего Пророка.

    В своем завещании Бахаулла назначил старшего сына Абдул-Баха своим преемником и толкователем написанного им. Семье, родственникам, верующим он предписал слушаться Абдул-Баха, а впоследствии подчиняться назначенному им преемнику. Это должно было стать гарантией от раскола и обеспечить поступательное развитие того, что он назвал и после него стали именовать Делом.
    
    Подобно отцу, Абдул-Баха состязается с исламскими учеными в богословских спорах, следит за делами в общине, ухаживает за больными во время страшной эпидемии тифа и дизентерии, подбадривает верующих, а главное - неустанно занимается распространением веры. Он не претендует на звание Пророка, а настаивает на своем положении слуги Бога и толкователя Писаний Бахауллы. Выполняя волю отца, он велит возвести на склоне горы Кармель, возвышающейся над Хайфой, гробницу, в которой будут погребены останки Баба. Помимо гробницы, будут построены несколько помещений, предназначенных для совершения молитв и проведения собраний, где и находится нынешний Всемирный Центр. Как раз в это время противники веры бахаи подают властям жалобу, уверяя, что на самом деле возводимое здание должно стать крепостью, в которой Абдул-Баха и его ученики намерены обосноваться с тем, чтобы бросить вызов властям и захватить все прилегающие районы Сирии. В результате устанавливается жесткий надзор за бахаи. И хотя уже давно они могли свободно пере двигаться в окрестностях Акки, отныне им категорически запрещено выходить за пределы укрепленного города.
    Несмотря на ограничения в передвижении, которые действуют в течение семи лет, "Слуга" занимается распространением послания бахаи по всему свету. Он поддерживает обширную переписку с верующими и исследователями из многих стран. Абдул-Баха помогают переводчики, секретари и четыре его дочери. Из многочисленного потомства, появившегося на свет от заключенного им в Акке брака с Мунирой, двоюродной сестрой Баба, за время заточения в крепости выжили только они. Абдул-Баха приходится принимать несметное множество посетителей разных вероисповеданий, которые приезжают к нему, чтобы поговорить о духовных, нравственных и социальных вопросах, их интересующих. А еще каждую пятницу он находит время и раздает милостыню из своих, весьма ограниченных средств. Знавшие Абдул-Баха в те годы описывают его как человека, работавшего с раннего утра до позднего вечера, довольствовавшегося двумя скудными трапезами и весьма скромной одеждой: для него нестерпима была мысль о роскоши в то время, когда другие терпят нужду. Современники подчеркивают его любовь к детям, природе, цветам. Один из очевидцев пишет: "Одно удовольствие смотреть на Учителя, когда он вдыхает аромат цветов. Вот он погружает в них лицо, и кажется, будто своим благоуханием гиацинт поверяет ему некую тайну. Создается ощущение, что все внимание сконцентрировано на этом, как бывает, когда слушают прекрасную музыку".
    
    Так он живет до 1908 года - трудолюбивой, спокойной, плодотворной жизнью, даже тогда, когда судебные преследования со стороны турецких властей становятся настолько угрожающими, что итальянский консул предлагает "Слуге" переправить его в любой иностранный порт, чтобы обеспечить его безопасность. Но Абдул-Баха отказывается и говорит, что должен пойти по стопам Баба и своего отца, которые никогда не пытались бежать или скрыться от своих врагов. Он склоняет большую часть членов своей общины уехать подальше от Акки, где слишком опасно, а сам вместе с семьей и несколькими сторонниками остается. В начале 1907 года заканчивается ведущееся против него следствие. Турецкие официальные лица, которые в течение месяца занимались сбором доказательств о его подрывной деятельности, отбывают в Константинополь, преисполненные решимости потребовать еще более суровой ссылки или даже казни Абдул-Баха. Но как раз в это время в Турции вспыхивает и побеждает революция. Всех заключенных Османской империи, заключенных по политическим и религиозным мотивам, выпускают на свободу. В сентябре 1908 года Абдул-Баха предоставляют полную свободу. Год спустя свергают султана и заключают его в тюрьму. В это же время правительство младотурков, среди которых есть и османские евреи, разрешает, а может даже поощряет, в пику арабскому национализму, еврейскую иммиграцию в Палестину, и число иудеев там возрастает с двадцати до пятидесяти тысяч, а в 1914 году достигает восьмидесяти тысяч.
    Обретя наконец свободу передвижения, Абдул-Баха продолжает вести жизнь, заполненную работой и благотворительностью, ограничиваясь поездками в Хайфу и Александрию. Но в 1911 году, когда ему уже шестьдесят семь лет, он берет в руки посох паломника и отправляется на Запад, чтобы нести туда свою благую весть. В 1911 году он посещает Лондон и Париж, где ежедневно выступает с лекциями или ведет беседы. В 1912 году он десять месяцев проводит в Северной Америке, которую пересекает от Атлантического океана до Тихого, обращаясь к разным аудиториям: студентам, социалистам, евреям, мормонам, христианам, агностикам, эсперантистам, обществам пацифистов, объединениям суфражисток. Потом он снова в Англии, где выступает с лекцией в Обществе эсперантистов, особо подчеркивая, что лично поощряет бахаи к изучению эсперанто, чтобы Запад и Восток лучше понимали друг друга. Затем следуют Штутгарт, Будапешт, Вена, где он создает новые общины бахаи, помогает им. В Хайфу он возвращается только в декабре 1913 года.
    Длительное путешествие, активная деятельность после стольких лет изнуряющего труда истощили его физические силы, его тело. Но по-прежнему велика энергия его мысли, сила предвидения. Он пишет трогательное послание к бахаи всего мира, а теперь общины бахаи есть в Америке, Канаде, Англии, Германии, Франции и других странах: "Друзья, близится момент, когда меня не будет с вами. Я сделал все, что можно было сделать. Все силы я отдал служению Делу Бахауллы. Всю жизнь я работал денно и нощно... Я вслушиваюсь, поворачиваясь лицом то на Восток, то на Запад, то к северу, то к югу, надеясь услышать песни любви и братства, взмывающие над собраниями верующих..."
    В 1914 году мир ответил ему грохотом пушек. Незадолго до объявления войны Абдул-Баха безо всяких объяснений посоветовал паломникам, находившимся в Хайфе, вернуться на родину и отказал иранским верующим, обратившимся с просьбой разрешить им приехать к нему в Хайфу. По всей вероятности, он знал, что война вот-вот разразится.
    С началом войны он не только не прекратил своей деятельности, но еще усилил ее. Палестина была отрезана от мира и страдала от бедствий войны и голода. Он организует сельскохозяйственное производство на обширных площадях вблизи Тибериадского озера и снабжает пшеницей не только общину бахаи, но и всех нуждающихся в Хайфе и Акке, независимо от их национальности или вероисповедания. Каждый день он раздает сотням бедняков хлеб, а когда нет хлеба - финики, а также деньги.
    23 сентября 1918 года, после суточного сражения, английские и индийские кавалерийские части берут Хайфу.

 Палестина переходит вскоре под британское управление. Офицеры Его Величества - частые гости в доме Абдул-Баха; в 1920 году ему пожаловано звание пэра Британской империи за заслуги в деле примирения и благосостояния народов.
    Последние годы жизни Абдул-Баха протекают спокойно. Он молится, работает над рукописями, возобновляет переписку со всем миром, иногда катается на лошадях - любимая забава его юности - или гуляет пешком. Его дом всегда открыт для гостей и в нем собираются люди всех цветов кожи, которые буквально очарованы речами, обходительностью и чувством юмора хозяина. Он умеет рассмешить людей, рассказывая забавные и остроумные истории. "Мой дом - место радости и смеха", - повторяет он.
    
    Окончательно он покинул это место 28 ноября 1921 года, столь спокойно уйдя в мир иной, что дочери, находившиеся у его ложа, сперва подумали, что он просто заснул. Хайфа устроила ему грандиозные похороны, на которых присутствовали губернатор Иерусалима, представители правительства, послы разных стран, аккредитованные в Хайфе, главы различных религиозных общин, христиане, иудеи, мусульмане, курды, египтяне, друзы, турки, греки, американцы, европейцы. Там были и богачи, и бедняки. Десять тысяч человек взошли по склону горы Кармель к тому месту, где Абдул-Баха, "Слуга", был погребен рядом с Бабом, "Вратами". Девять ораторов, представляющих мусульманскую, христианскую и еврейскую общины, произнесли прощальное слово. По крайней мере в тот момент расовые и религиозные барьеры пали, и воплотились в жизнь принципы, которым он служил.
    В завещании он обязал своего внука, Шоги Эффенди, стать светочем учения. Началась современная история веры бахаи.

Солнце садится над темной бирюзой залива Хайфа. Застыл в оцепенении субботнего вечера деловой центр города; в нем необычно тихо; он кажется опустевшим и чуточку грустным: магазинчики закрыты, шторы в витринах опущены. Пустынен порт, на улицах нет ни автобусов, ни маршрутных такси, торопятся домой редкие прохожие.
    А над городом, перемежая яркую охру глинозема с темной зеленью растительности, вздымается в темнеющее небо гора Кармель. На середине склона ловит последние отблески дня, словно стараясь сохранить их для себя одного, золоченый купол. Он венчает не церковь и не мечеть. Но все же это место святое - это мавзолей, в котором покоится прах Мирзы Али Мухаммада, известного под именем Баб ("Врата"), провозвестника юной религии, которую одни склонны считать новой, другие - обновленной. Мы же пока - растерявшиеся исследователи неведомого мира, в общих чертах знакомые с тем, что он собой представляет, и прибывшие познать его вблизи, напоминаем астрономов, которые наблюдают планету в телескоп и знают лишь, какие на ней впадины да возвышенности. Само собой разумеется, мы запаслись "картой", на которой есть и точные сведения.
    
    Религия бахаи зародилась в середине прошлого века в Иране, в мусульманской среде, и стала продолжением всех предшествовавших ей мировых монотеистических религий. Она проповедует терпимость, равенство мужчин и женщин перед Богом, ратует за укрепление мира, за дальнейшее развитие и сохранение Божественного Творения. Нет в ней ни папы, ни священников, ни церковных обрядов, ни святых таинств, ни специальных молитвенных домов. Нам, журналистам, захваченным тем, что мы открываем вероисповедание в стадии становления, - а ему всего полтора столетия и основывается оно на никем не искаженных Писаниях Пророка Бахауллы, имя которого и дало название религии бахаи, - предстоит стереть "белые пятна" на нашей карте. Начинается исследование в Хайфе, в Святой земле, как называют город бахаи, отражая в этом названии свое отношение к находящимся здесь святыням четырех религий - иудаизма, христианства, ислама и своей веры, ибо именно в Хайфе покоятся почитаемые ими основатели веры. Тут же расположен Всемирный Центр бахаи, в котором бьется пульс жизни их общины.
    
    Туда мы и направляемся на следующий день после нашего приезда. Утро солнечное и теплое, как обычно и бывает на Ближнем Востоке в октябре. По дороге отмечаем, что склоны горы Кармель, с прекрасными аллеями, обилием цветов и белыми домами, окруженными садами и парками, по сравнению с деловыми кварталами Хайфы - то же, что Нейи среди северных промышленных предместий Парижа. В течение всего пути ветерок доносит ароматы сосны и цветов, навевая мысли об отпуске в конце лета на французской Ривьере по ту сторону Средиземного моря. Но вот мы в Голомбе. Вдоль широкого бульвара, по которому мчатся автомобили, заставляя желающих перейти на другую сторону пешеходов топтаться в нерешительности, тянется тяжелая кованая ограда, преграждающая вход в роскошный, спускающийся террасами парк. В глубине парка виднеется большое белое здание с колоннами и перистилем в духе греческих храмов: бахаи называют его Всемирным Домом Справедливости. Здесь - средоточие их веры. В застекленном сооружении за решетчатой оградой бдительно несут службу двое молодых людей спортивного вида, в безукоризненно отглаженных рубашках и брюках, с переносными рациями. Прежде чем перед нами откроются ворота, нужно сообщить, кто мы, и объяснить, с кем назначена встреча. Мы решаем, что охранники вооружены, и такая чрезмерная предосторожность со стороны тех, кто отвергает насилие и проповедует открытость по отношению к людям, немного смущает, хотя в наше время - время разгула терроризма - это вполне оправданно. Однако вскоре мы узнаем, что сотрудники службы охраны никакого оружия при себе не имеют и даже не занимаются боевыми видами борьбы, а их роль сводится в основном к тому, чтобы предотвращать наплыв любопытных, набеги опустошителей садов и происки всякого рода смутьянов. Одного из охранников мы узнаем. Вместе со своим товарищем, костариканцем, он встречал нас накануне в аэропорту Тель-Авива. Сам он швед, а нас сердечно приветствует по-английски: "Здравствуйте. Чудесное сегодня выдалось утро. Удачи вам!" А ведь такие слова никак не соответствуют тому, что ожидаешь услышать от вооруженного охранника. Все-таки приятно встретить знакомого в столь величественном месте. В течение всего нашего пребывания здесь большая часть наших собеседников будет встречать нас с таким же дружелюбием и сердечностью. Первая отличительная черта бахаи, поразившая нас.

    Неловкость, испытанная у входа, пропадает. Вот мы и пришли. Нас встречает Сандра Тодд, сотрудница Информационного бюро. Молодая очаровательная американка с короткой стрижкой, изящно одетая, деловитая и улыбчивая. Она прихрамывает, так как нога у нее в гипсе и ей больно. Об этом догадываешься только по еле уловимой гримасе, изредка проскальзывающей по ее лицу. Во время нашего пребывания в Хайфе она будет организовывать встречи, сопровождать нас, неутомимо вышагивая то в гору, то под гору, то по неровной голой земле, то преодолевая лестничные марши, но никогда не жалуясь, без каких бы то ни было признаков усталости или плохого настроения. Откуда такое самообладание? Что это - черта характера или качество, приобретенное под воздействием веры? Этого нам так и не удастся узнать. Возможно, правильнее будет сказать - и то и другое вместе.
    
В общении с нею мы пытаемся освежить запущенный за многие годы английский. Ради нас она, хотя и не без труда, вспоминает французский. Так и завязывается диалог: была бы добрая воля.
    Чтобы попасть в прелестный каменный домик, где расположилось Информационное бюро и который находится в стороне от главного здания, мы, преисполненные восхищения, идем парком: в нем у кустов роз и куртин, на лужайках, под пальмовыми и оливковыми деревьями деловито хлопочут юные садовники. Все они - бахаи и вызвались поработать какое-то время на благо общины: самое меньшее - несколько месяцев, самое большее - два года.
    "Вы хотели бы встретиться с кем-нибудь из них и поговорить?" Конечно, хотели бы. И наша программа встреч пополняется скандинавскими, североамериканскими, южноамериканскими, французскими, бельгийскими, швейцарскими, африканскими именами... Всемирный Центр бахаи чем-то напоминает ООН.

    В Информационном бюро мы сначала долго общаемся с англоязычным канадцем Дугласом Мартином, любезным и немногословным директором этой службы. Краткое вступительное слово. Затем получается своего рода классическое интервью, когда на наши непритязательные вопросы мы получаем точные и содержательные ответы. Когда о чем-то не знаешь ничего или почти ничего, надо же с чего-то начинать. Но и это первое посвящение в существо дела породило целый поток вопросов, которых становилось все больше по мере того, как мы встречались с новыми и новыми собеседниками. Каждый вечер перед нами вставали все новые вопросы, так что даже теперь, когда мы пишем отчет о проведенном исследовании, они еще не исчерпаны до конца.
    
    Как нам кратко изложил Дуглас Мартин - так же, впрочем, как и в недавно изданной книге "Вера бахаи" (У. Хэтчер, М. Дуглас. Вера бахаи. Сан-Франциско, 1988.) , или как об этом рассказал в своем опубликованном в 30-х годах и с тех пор неоднократно переиздававшемся очерке (Дрейфус. Очерки о бахаизме. 4-ое изд. Париж, 1973.) французский востоковед Ипполит Дрейфус, принявший веру бахаи, - это вероучение своими корнями уходит в три мировые религии: иудаизм, христианство и ислам. Но оно резко отличается своими оригинальными, гораздо более современными постулатами, и в этом его шаг вперед, если это выражение применимо к религии, - во всяком случае, эта религия гораздо ближе духу и устройству современного общества, а также событиям, трудностям и стремлениям нашего времени.
    Она покоится на трех основополагающих принципах.
    
     Первый из них - вера в Бога. Бога единого, всемогущего, который создал все и все знает о Своих созданиях. И если люди величают его Яхве, Аллахом, Брахмой или Богом, - разница только в имени.

    В основе второго принципа лежит убеждение, что род человеческий также един и является вершиной творения, высшей формой разумной жизни, сотворенной Богом и способной воспринять существование своего Создателя и приобщиться к Нему.
    "У нас, - говорит молодой бахаи, - нет никаких сомнений в том, что Бог являлся людям еще во времена глубокой древности. И уже в то время должно было существовать какое-то средство общения людей с Богом. Конечно же, послание, которое в те времена могло быть усвоено человечеством, никоим образом не сопоставимо с нравственно возвышенной Нагорной проповедью, произнесенной Иисусом. И все-таки общение имело место и тогда". И в качестве примера он называет аборигенов Австралии, живущих в условиях, близких к тем, в которых жили наши предки в эпоху палеолита, и тем не менее проявляющих признаки подлинной духовности.
    
    Следствием представления о единстве рода человеческого, второго принципа бахаи, является полное неприятие расизма в любом его проявлении. Мужчина не выше женщины, ни одна раса, ни один народ не может обладать своим превосходством над другим. Внешние различия по цвету кожи, волос, глаз, по телосложению, а также различный уровень развития культуры, науки и техники, различный уровень благосостояния отнюдь не мешают считать, что все люди сотворены по одному образу. "Только невежество, высокомерие, алчность и эгоизм, - заверяет Дуглас Мартин, - мешают людям признать эту истину, главной задачей бахаи как раз и является изменение существующего положения вещей, приведение рода человеческого к осознанию того, что он един и неделим".
    
    Третий принцип является логическим продолжением двух предыдущих: осознание единства рода человеческого, единственности Бога ведет к признанию единства вероисповеданий. Вера бахаи не отрицает и не отвергает предшествовавшие ей религии, скорее наоборот, она рассматривает каждую религию как своего рода ступень Божественного Откровения. Все Пророки - посланники Божьи, и среди них Христос, Мухаммад, Будда Гаутама и другие. Они приходят один за другим, причем перед каждым стоит задача, соответствующая историческим и социальным условиям жизни, а также степени развития людей, к которым они обращаются со своей проповедью. Эти посланники Божьи являются движущей силой развития человечества. Так, если рассуждать в общем, Христос и христианство способствовали в первую очередь становлению нравственности, направленной против рабства. Мухаммад к христианской морали добавил идею государства, служащего защите общества с помощью законов. Свое откровение Бахаулла называет кульминацией целого исторического цикла: последним звеном в цепи Откровений, начавшейся с Адама. Для Бахауллы религиозная истина не абсолютна, а относительна. Вслед за его Откровением придет черед других Откровений, чтобы продолжилось бесконечное развитие рода человеческого. Миссия же Бахауллы заключается в объединении всех людей. Дуглас Мартин сравнивает этот процесс с процессом становления человеческой личности. Бахаулла, Божественный Избранник, принес Послание, соответствующее нынешней стадии развития человечества, когда оно вступает в период зрелости. Это Послание указывает путь к достижению единой для всех религии и всеобщего мира.
    
    Можно, конечно, скептически относиться к возможности достижения последней цели. Похоже, что слова Иисуса "мир на земле людям доброй воли" не были услышаны ни в Его время, ни в наши дни. Что до религий, то, если они и являются, как утверждают бахаи, следующими друг за другом этапами постепенного развития человечества, следует признать, что часто они служили поводом или причиной самых отвратительных войн - христиан против мусульман, католиков против протестантов, шиитов против суннитов - и многих других конфликтов, которых хватает и сегодня. И все же, если даже будет единая религия, которая будет полностью соответствовать этимологическому значению этого слова ("религия" происходит от латинского "religare", что значит "связывать", "соединять"), позволит ли это исключить столкновения, вызванные амбициями и идеологиями, стремлением к власти и наживе? В ответ нам опять приводят аналогию со становлением индивидуальной личности. То, каким человек станет, зависит от воспитания, полученного от родителей и учителей, от общения с друзьями, от условий жизни в обществе. По мере того, как все более широкие массы будут приобщаться к учению бахаи, будет изменяться склад ума людей, в основном потому, что эта вера основывается на действенном миротворчестве. Еще в конце прошлого века Бахаулла в своем обращении к главам государств писал: "Мы видим, как год от года вы наращиваете свои арсеналы, возлагая их бремя на плечи своих подданных. Это вопиющая несправедливость"... "Уладьте разногласия, вас разделяющие, и вам понадобится ровно столько оружия, сколько нужно для защиты ваших городов и ваших стран".
    
    В 1912 году Его сын Абдул-Баха обратился с таким же призывом: "По всеобщему соглашению все правительства мира должны одновременно начать разоружение. Ничего не получится, если кто-то сложит оружие, а кто-то откажется это сделать. Народам мира следует сотрудничать друг с другом по этому, в высшей мере, важному вопросу, чтобы всем вместе отказаться от смертоносного оружия, которое может привести к уничтожению человечества. Пока хоть одна страна наращивает расходы на армию и флот, другие, помимо воли, будут вовлечены в это безумное соревнование, руководствуясь своими действительными или мнимыми интересами".
    
    Как считают бахаи, в наши дни установить прочный мир можно прежде всего путем всеобщего разоружения. Такое всеобщее разоружение, проект которого следует разработать на международной конференции, должно быть всесторонним и происходить одновременно. Важно также, чтобы оно стало частью более всеобъемлющего плана, включающего отказ от государственного суверенитета в пользу международных исполнительных и законодательных учреждений, в задачу которых входило бы обеспечение всеобщего мира и гармоничное развитие всей планеты. В создании сначала Лиги Наций, а затем ООН, сторонники новой веры видят явные признаки продвижения в правильном направлении. Успехи, достигнутые ООН в 1988 году в разрешении некоторых конфликтов, а также разработанная СССР и США политика в области разоружения дают еще больше оснований для надежд.
    
    Миролюбие - это прежде всего отказ от насилия. А отказ от насилия - один из основных постулатов веры бахаи. В своей "Книге Законов" Бахаулла запрещает ношение оружия за исключением тех случаев, когда это вызвано крайней необходимостью. Для бахаи, говорит Бахаулла, лучше быть убитым, чем убивать самому. Бахаи считают, что перед лицом насилия в современном мире следует сделать выбор в пользу терпимости и миротворчества. Впрочем, они проводят различие между индивидуумом и обществом - на общество возлагается ответственность за поддержание порядка. Если человек должен прощать обиды, то общество обязано наказать преступника. Так же, на международном уровне, нельзя допускать нападения больших стран на малые. Бахаулла призывал: "И если в будущем одно государство поднимет оружие против другого, встаньте все, как один, против него, чтобы отразить агрессию".
    
    Следует отметить, что учение бахаи объемлет те области жизни, которых вовсе не касаются другие религии и которые представляются скорее социальными, а не религиозными, по своей сути. Но все в этом мире, считают бахаи, есть лишь отражение мира духовного и подчинено воле Божьей, явленной Бахауллой. Многие вопросы, освещаемые учением, напрямую связаны с насущными заботами современного мира.
    
    Так, идея о едином Боге, которому поклоняется в рамках единой религии объединенное человечество, применима к политической системе, если толковать это понятие в новом - широком и возвышенном смысле слова. Концепция единения помогает переосмыслить понятия "государство" или "народ" и прийти к пониманию того, что у нас одна родина - Земля, единая и общая для всех. Каждый бахаи - гражданин мира. Он всем сердцем стремится к этому и всей душой верит, что единая мировая цивилизация грядет, и не в столь уж отдаленном будущем. Но, согласно учению бахаи, единство не означает единообразия. "Человечество, - говорит Абдул-Баха, - подобно цветущему саду, но печален был бы этот сад, будь все в нем единообразно и по форме, и по цвету, и по запаху". Поэтому важно не стирать различия, а наоборот, стремиться к пониманию и проявлять большее уважение к ценностям, присущим каждой культуре, а в более узком смысле - к ценностям, присущим каждому человеку. Такой подход естественно подводит к необходимости вспомогательного всемирного языка. Несмотря на все недостатки эсперанто, бахаи с большим интересом следили и следят за его развитием. И их воодушевляет нынешнее возрождение интереса к этому языку (радио "Франс-интер" даже передавало летом 1988 года программу уроков эсперанто).

 Следует, однако, отметить, что в ожидании появления такого языка, который будет общим для всех, как во времена, предшествующие строительству Вавилонской башни, и который будет изучаться во всех школах мира и даже в дошкольных учреждениях наряду с родным, на своих международных мероприятиях бахаи говорят не на эсперанто, а на английском.
    Вполне логично, что перспектива создания всемирного сообщества неизбежно повлечет экономические, социальные и экологические перемены.
    
    Собственно говоря, у бахаи нет экономических доктрин. Они считают, что экономический механизм является отражением состояния общества; они полагают, что нынешний экономический спад отражает кризис, переживаемый обществом, - кризис, вызванный недостатком духовных ценностей и отразившийся на каждом из нас. И разрешение кризиса лежит не в тех рецептах, которые найдут экономисты, а в духовном обновлении. А это означает, что нужно преодолеть кризис ценностей и сделать справедливость основой общества. Не являясь сторонниками ни капитализма, ни коммунизма, который они считают устаревшей доктриной, бахаи не считают возможным предсказать, какими будут через сотню лет способы производства и методы управления производством, и верят, что эмпирическим путем будет найдена новая экономическая система, которая сложится постепенно по мере того, как будет происходить формирование всех структур всемирного сообщества. Поскольку отдельные страны стали экономически взаимозависимыми, бахаи выступают за единый подход к вопросам экономического развития в масштабе всей планеты. До тех пор, пока на планете остаются островки ужасающей бедности и экономической отсталости, ни одна страна не сможет надолго оставаться процветающей, и поэтому решение экономических вопросов заключается в создании всемирной макроэкономики, которая займется изучением причин нынешнего нарушения равновесия, а затем и их устранением с помощью единого рынка, управлять которым будет центральный орган власти. Некоторые политические деятели, особенно в Европейском совете, пришли к таким же выводам, но не рассматривают так глубоко решение этих проблем.
    
    По тем же причинам бахаи придают чрезвычайное значение развитию сельского хозяйства. "В мире, где две трети населения страдают от недоедания, - пишет один из них, - проблема продовольствия остается одной из главнейших, и есть все основания полагать, что в ближайшие два-три столетия она не исчезнет. Развитие большей части стран "третьего мира" приостановилось из-за весьма простого по своей сути явления: нельзя развить промышленность до тех пор, пока не решены проблемы сельскохозяйственного производства. Не следует забывать, что большая часть населения планеты живет в преимущественно сельской среде, что определяет образ мышления людей и их жизненный уклад, меняющиеся очень медленно". И наконец, бахаи - и они не одиноки в этом - выступают за передачу запасов недр, которые они считают собственностью всего человечества, в общее владение. По их мнению, должен быть создан международный орган, ответственный за учет минеральных и энергетических ресурсов и их справедливое распределение между всеми странами. Только такая система позволит исключить величайшую несправедливость, когда некоторые страны только за счет обладания богатыми сырьевыми ресурсами, получают доходы, намного перекрывающие их потребности, в то время как бедные сырьем страны залезают в долги перед мировым сообществом для того, чтобы обеспечить свои потребности в сырье. Ратификацией недавно подписанного международного договора о морском праве, где говорится о том, что все богатства океанского шельфа являются коллективной собственностью, освящен принцип "общего достояния человечества", в котором бахаи видят воплощение своего замысла, и который их вера отстаивает уже более века. А введение европейских денег, экю, служит подтверждением их уверенности в том, что однажды появится наднациональная денежная единица, которая не будет зависеть от политической конъюнктуры, вызывающей "катание доллара по американским горкам", - и это тоже предсказывал Бахаулла.
    Вопрос о перераспределении богатств затрагивает не только отношения между государствами, но и общее достояние каждой страны, а также частную собственность. В одном из трудов Абдул-Баха начала века говорится: "Распределение средств существования для народа должно быть таковым, чтобы исчезли бедность и нужда, и чтобы каждый, по мере возможности, в соответствие с его знаниями и положением, мог бы получить свою долю удобств и жизненных благ. Мы видим вокруг нас, с одной стороны, людей, которые купаются в роскоши, а с другой стороны, обездоленных, которые нуждаются в хлебе насущном... Подобное положение несправедливо, оно должно быть изменено, ... а чтобы следить за положением вещей и изменять его к лучшему, необходим соответствующий порядок. Важно ограничить богатство, равно как и бедность; ... должны быть установлены особые законы, касающиеся чрезмерного богатства и крайней бедности. Законы государства должны подчиняться законам Господа, который одинаково справедлив по отношению к каждому... Пока не будет так, не будет и соблюдения закона Господа".
    
    Касаясь других вопросов, связанных с передачей в совместное владение ресурсов планеты, Бахаулла с пророческим предвидением писал: "Цивилизация, столь часто превозносимая мужами от искусства и науки, коли суждено ей будет выйти из-под контроля разума, принесет человечеству величайшее зло... Цивилизация, являющаяся источником стольких благ, пока пребывает она в пределах разумного, станет, при крайней неумеренности, источником неисчислимых бед... близится день, когда пламя ее будет пожирать города земли."
    
    Наряду с такими вопросами, как общество постиндустриальной цивилизации, приоритет сельского хозяйства, децентрализация власти в пользу местных органов управления, бахаи волнуют и вопросы защиты окружающей среды. Несомненно, что сохранение редких и невосполнимых полезных ископаемых, расточаемых в наше время, и охрана окружающей среды от загрязнения и порчи со стороны современного производства, представляют собой одну из величайших задач XX века. Человек должен найти некое новое равновесие в своих отношениях с природой, предполагающее резкое изменение его образа жизни и, в конечном итоге, утвердить новую жизненную философию, которая вернет ему его место в мире творения.
    Такое видение основано еще и на том, что вера бахаи - и в этом одна из ее отличительных особенностей - открыта для научного знания. У христианства, например, всегда были весьма натянутые отношения с научными теориями. Печальную возможность убедиться в этом имели многие ученые, в том числе и Галилей. Да и в целом довольно часто имеет место противопоставление научной гипотезы и религиозного учения, как, например, по вопросу о происхождении Земли и ее обитателей. С точки зрения бахаи, рассказы в Ветхом Завете о сотворении мира следует рассматривать как аллегории. Шесть дней творения и появление на земле Адама и Евы - это метафоры, не противоречащие гипотезе физиков о большом взрыве или убеждению биологов о медленном процессе развития живой жизни - от бактерии до человека.

 Не может быть двух истин - научной и религиозной. Поскольку разум человека - от Бога, а наука - результат деятельности разума, вера бахаи признает научные открытия, не усматривая в этом никакого противоречия.
 
    И наконец, учение бахаи настойчиво утверждает необходимость образования как одного из непреложных условий экономического и общественного развития. Приоритет духовности провозглашается и здесь. Образование не должно ограничиваться передачей знаний, оно должно включать воспитание нравственности и духовности в той же мере, как и преподавание естественных наук, литературы, истории, географии и так далее. Как говорил еще в XVI веке Рабле, "знание без осознания - лишь вред несет душе". Анализируя современную систему обучения, бахаи указывают и на то, что, несмотря на образование, полученное в крупнейших университетах Запада, многие политики не раз приводили свои страны на грань катастрофы.
    
    Отсюда вывод - технические знания отнюдь не определяют глубину сознания и нравственные качества человека, не преобразуют его мировоззрение. А потому бахаи ратуют за такое образование, которое делает упор на развитие личности ребенка и подростка, и, не пренебрегая традиционным обучением, ориентирует человека прежде всего на такие ценности, как взаимопомощь, согласие, справедливость, любовь и сострадание. Семье возвращается ее законная роль в процессе воспитания. Такая система образования, считают бахаи, поможет покончить с отчуждением людей и социальным злом, поразившим общество, а также освободит в людях ту дремлющую энергию, которую можно направить на благо всего общества. И последнее - учение бахаи отдает приоритет образованию женщины. Но к этому мы еще вернемся.

    Вот и стерты кое-какие "белые пятна" с нашей карты. Но наше любопытство не утолено, и мы задаем Дугласу Мартину еще три вопроса.
    - Раз вера бахаи осуждает тиранов, кровожадных палачей, коррумпированных государственных деятелей, которых полно в сегодняшнем мире, то почему она не борется более открыто?
    - Тираны приходят и уходят. Время работает на нас. Вспомните последние события в мире. Подумайте о том, что еще сто лет назад казалось невозможным, равноправие женщин, например, а сегодня стало реальностью.
    Но мы - не бахаи и потому возражаем, говоря, что разыгрывание подобных партий затягивается иногда слишком надолго и массы людей страдают до конца своей жизни, так и не дождавшись смерти деспотов.
    - Надо смотреть глубже, - отвечает нам Дуглас Мартин, - с тем, чтобы выкорчевать корни зла и дать возможность осуществиться воле Божьей.
    Однако он нас не убедил.
    - Раз вы уверены в том, что можете ответить на большую часть вопросов нашего времени, почему вы не стараетесь привлечь к своей религии как можно больше людей?
    - Всему свое время. Каждый честный человек - бахаи, хотя сам он и не знает об этом.
    Под конец мы задаем вопрос материального характера:
    - Все эти великолепные здания, эти дивные сады - на какие деньги они созданы? Откуда бахаи берут на все это средства? Вы знаете, что кое-кто считает, что они поступают от известных своей щедростью темных сил, таких, как ЦРУ, например?
    Дуглас смеется.
    - Мы получаем средства только от самих бахаи, причем каждый дает соответственно своим возможностям, размер взноса не устанавливается. Наша религия запрещает нам брать деньги от людей, не принадлежащих к нашей вере. Бахаи не занимаются сбором пожертвований - ни от частных лиц, ни от государственных организаций. И мы тратим не более того, что у нас имеется.
    Солнце все так же сияет, сады все так же прекрасны, Средиземное море все так же блестит у подножия горы Кармель. Сандра Тодд ведет нас обедать.
    Мы снова идем через сад. Подходим к главному зданию. Приветливая хозяйка открывает нам стеклянные двери. Огромный вестибюль с мраморным полом уставлен креслами и банкетками, украшен цветами. Просторные и светлые столовые с красивой и удобной современной мебелью. И снова такое ощущение, будто находишься в ООН или ЮНЕСКО. Все цвета кожи и волос, от черного до белого. Различные языки, однако господствующий - английский. У одного из столов стоит молодая негритянка в ярком бубу, с ребенком за спиной, и она так красива, светится такой радостью, что наши взгляды задерживаются на ней до неприличия долго. Мы берем подносы и идем за едой на большую кухню, где царит безукоризненная чистота и где выставлены и горячие блюда, и закуски. Еда здоровая и... для трезвенников - есть вода, гранатовый сироп, чай и кофе. Ни вина, ни пива: алкоголь - это единственное, что запрещено верой бахаи, он может употребляться только для лечения.
    В столовой мы с интересом наблюдаем за присутствующими. Здесь одновременно могут пообедать более ста человек. За столами видны улыбающиеся лица, идет оживленный разговор, но гул голосов приглушен. Мы обращаем внимание на то, какое значение каждый придает своей внешности. Мужчины одеты безукоризненно: если в костюме, то при галстуке, а если в джинсах, то без пиджаков. Не видно ни одной женщины в брюках, хотя это и не оговаривается никакими правилами. Потом многие из них объяснят нам, что носят брюки, если в них удобнее работать или заниматься спортом. Все женщины одеты аккуратно, многие выглядят весьма элегантно, скромный макияж, маникюр, украшения. Такая ухоженность не случайна, это проявление того, что можно назвать правилами гигиены в жизни, данными им религией. Чистота и опрятность, забота о своей внешности - это и знак уважения к Богу, и проявление вежливости по отношению к другим. За столами сидят мужчины и женщины, молодые и пожилые, различных национальностей. И никакой иерархии. Члены общины, занимающие высокое положение, обедают вместе с садовниками, молодыми людьми из службы охраны, уборщиками и ремонтниками и поступают, как все: идут на кухню с подносами за едой, а после обеда убирают за собой посуду.    Чувствуется, что отношение к ним уважительное, но лишенное какого бы то ни было страха или заискивания. Мы, новички в этом зале, где все знают друг друга, не становимся предметом назойливого любопытства. Наши сотрапезники разговаривают с нами, как с друзьями, представляют своим соседям. Все предлагают помощь, говорят, что готовы ответить на наши вопросы. Мы сообщаем Сандре Тодд, что перед тем, как начать наше исследование, мы договорились, что будем брать интервью по своему выбору, свободно, без контроля. Она удивляется нашим словам: "Любой бахаи, - заверяет она нас, - волен говорить с кем угодно и свободно выражать свое мнение, а цензуры на горе Кармель нет".
    
После обеда неисправимые курильщики покидают помещение, чтобы предаться своему пороку на улице, ... за автостоянкой - там поставлены скамейки, стол и урна. Курение не запрещено, но здание Дома Справедливости и основные пристройки почитаются священными, и было бы неуместно курить здесь и бросать окурки. Разве курят в церкви, мечети, храме или синагоге? Мы присоединяемся к курильщикам - сами таковы - на их площадке. Здесь нам заговорщицки улыбаются. Бог велик, но - nobody is perfect (кто из людей совершенен)!
    Затем мы отправляемся осматривать здания, и нашим гидом оказывается спокойная и вежливая бельгийка Сюзанн М. Французская речь вдруг очень успокоительно действует на нас. Зайдя в туалеты, видим, что они так и сияют, и в каждом стоят весы. Решительно, бахаи не строят из себя аскетов!
    Интерьер здания Дома Справедливости соответствует его внешнему виду: кругом мрамор и прекрасной обработки дерево, роскошь и покой. Современное функциональное решение. Зал для приемов, зал для банкетов. Большие вестибюли, обширные светлые помещения. На полу очень дорогие китайские ковры. Мебель, вазы, люстры представляют разнообразие стилей, но все очень дорого, и, если говорить откровенно, на наш вкус, слишком роскошно. Мы говорим об этом сопровождающей нас женщине. Она возражает, объясняя, что обстановка сложилась исключительно из даров богатых членов общины, а роскошь здесь оправданна, она призвана создать необходимый престиж великой религии. Это нас заинтересовало, мы еще вернемся к этому вопросу. Проходя мимо большой деревянной двери, перед которой маленькая площадка с резными перилами, Сюзанн М. понижает голос - это зал заседаний членов Совета. Здесь происходят обсуждения, о которых никто ничего не знает, кроме того, что окончательное решение принимается большинством голосов.
    У Дома Справедливости есть свой мозговой центр - бюро. Всюду современное оборудование: компьютеры с терминалами, телефаксы и так далее. Администрация, бухгалтерия, отдел информации, отдел материального обеспечения, отдел переводов... Целый отдел занимается изучением Писаний. Бахаулла оставил после себя 14 тысяч рукописей, а его преемники - более 40 тысяч. И по сей день обнаруживаются новые документы. Работа ведется с фотокопиями, чтобы не повредить оригиналы, которые, кстати, сохранились; их классифицируют по темам, описывают, изучают, исправляют ошибки, допущенные в опубликованных ранее переводах, особенно с персидского на английский. Огромный труд; раньше для этого пользовались карточками и папками, теперь все делают при помощи компьютеров. Это скрупулезное изучение Писаний не просто архивная работа, связанная с их хранением. Цель ее - удовлетворить духовные запросы верующих. Судите сами - по четыремстам определенным темам (на данный момент) даются из написанного самим Пророком, наставления, касающиеся вопросов этики и поведения. Вопросы эти постоянно встают перед бахаи - будь то члены Совета или рядовые верующие (в последнем случае вопросы передаются в Совет через посредство местных и национальных духовных собраний). Замечание, которое сделал по этому поводу Файзи Мисбах, возглавляющий отдел изучения рукописей, заслуживает того, чтобы мы его здесь привели: "Учению иудеев более трех тысяч лет, учению Христа - около двадцати веков, а Мухаммада - тринадцать столетий. Эти учения на протяжении веков толковались богословами и теологами и неизбежно, с течением времени, искажались - намеренно или ненамеренно, по злой или доброй воле. Будучи молодой религией, вера бахаи дает возможность непосредственного обращения к подлинникам Писаний ее основателей. Что касается будущего, то современные средства хранения исключат внесение в тексты каких-либо изменений, что почти всегда влечет искажение их смысла".
    Нам еще остается посетить библиотеку, насчитывающую более тридцати тысяч названий книг на шестистах восьми языках (многие из них посвящены истории мировых религий), а также бюро аналитического изучения прессы при библиотеке, одна из задач которого заключается в сборе опубликованных во всем мире материалов о вере бахаи, будь то хвалебные, беспристрастные, порочащие или лживые, что тоже иногда встречается.
    
    С террасы мы любуемся парком и окрестным пейзажем. Бетонные стены-опоры, укрепляющие склон горы Кармель, почти не видны за деревьями и цветниками. "Бахаи создавали все это своим трудом и терпением, и не сразу, а постепенно, насколько позволяли финансовые возможности, начало же всему было положено в 20-е годы, когда на горе был куплен участок земли", - объясняет нам Сюзанн М. - "Взгляните, мы снова насадили лес на той части горы Кармель, что была совсем голой". Почему? А потому, что сохранение природы, разбивка садов символизируют подношение красоты Богу, и в этом бахаи следуют примеру своего Пророка, который очень любил цветы. Ниже по склону находится еще одно белое строение в виде небольшого античного храма, гармонирующее по стилю с главным зданием. Здесь покоится прах Бахауллы и хранятся оригиналы написанных его рукой листов. У этого дома - свой, особый хранитель. Теперь нам остается пройти дальше по саду, пересечь узкую дорожку, которая, извиваясь, спускается по склону и вот мы уже в другом парке, где, в сиянии золотого купола, который служил нам маяком, предстает перед нами мавзолей Баба - "Врат" - предтечи, объявившего о грядущем приходе Пророка. Мрамор и ковры. Босиком проходим в просторный зал, где находится гробница. В тишине молятся бахаи, но сюда впускают всех желающих при условии, что они будут вести себя достойно и разговаривать вполголоса. Молодые женщины сопровождают посетителей и дают необходимые пояснения. Выходя из сада, мы сталкиваемся с группой израильских школьников с тетрадками в руках, которых, похоже, интересуют архитектура и парки. Потом мы узнаем, что израильское правительство весьма благосклонно относится к пребыванию бахаи на своей территории, но запрещают проповедовать веру бахаи среди жителей страны. На территории Израиля нет евреев-бахаи. Их мы, однако, встретим позже в других странах. Но это не мешает израильтянам называть мавзолей Баба одной из достопримечательностей Хайфы, отмеченной на туристической схеме города наравне с пещерой Илии, монастырем Кармелиток или Мемориалом, посвященным борьбе Израиля за независимость. Вход бесплатный. Нет кружки для сбора пожертвований от посетителей.
    Экскурсоводы здесь не из тех, кому можно дать чаевые. И никакой торговли - здесь не продают сувениров, даже открыток с видами Центра (их, впрочем, можно найти в магазинчиках Хайфы). За исключением нескольких фотографий Абдул-Баха и каллиграфически выполненных изречений из Писаний мы не видели ни здесь, ни в здании Дома Справедливости культовых изображений или каких-либо других предметов культа. Таковых в религии бахаи нет.

    На данном этапе нашего исследования, после того как мы посетили святые места и уже имеем какое-то представление об интересующей нас религии, мы ясно видим, что все здесь удивительным образом уравновешено. Гармония, присущая этому ландшафту с вписанными в него строениями, внушает мысль о сильной, установившейся и организационно оформленной религии - и возникает ощущение, которое сродни тому, что испытываешь, находясь в мусульманской мечети или в христианском храме или монастыре. Что больше всего поражает на горе Кармель - это гармоническое сочетание священного пространства святых гробниц и мирских рабочих мест. Впрочем, это не кажется странным, ибо в вере бахаи все гармонично - наверное потому, что в мирском здесь всегда ощущается присутствие духовности.
    
    Было бы преждевременным завершить этим высказыванием нашу первую экскурсию по планете бахаи. Нам предстоит еще встретиться с мужчинами и женщинами, которые живут этой верой и делают ее живой. В Хайфе таких людей более четырехсот, из них половина работает в Доме Справедливости, а половина - в его филиалах, разбросанных по городу. Среди них - представители более чем тридцати национальностей: американцы, австралийцы, канадцы, шведы, бельгийцы, французы, швейцарцы, камерунцы, костариканцы, иранцы, жители Антильских островов и многие другие... Четыреста человек, которые считают, что им милостью Божьей предоставлена возможность жить и работать здесь - ведь большинство их единоверцев может побывать в этих местах только в качестве паломников. И взамен они готовы отдать служению все силы, способности, самих себя. Каждый из них занимается конкретной работой, и в этом тихо гудящем, занятом делом улье насчитывается не меньше профессий, чем национальностей.
    
    Секретари и садовники, переводчики и повара, библиотекари и уборщики, управляющие и сантехники, делопроизводители, работники информационной службы, архитекторы, лица, ответственные за охрану, и так далее. Сто пятьдесят молодых людей из числа работающих здесь получают материальную поддержку со стороны общины - им оплачивается жилье и питание. Большая часть их занимается уходом за парками и зданиями, работает в службе охраны. Кто приезжает в Хайфу на срок до полутора лет старается сам оплатить свой билет, если есть возможность, даже если путь далекий. Желающих поработать здесь больше, чем число предлагаемых рабочих мест, а набор, в значительной степени, производится в соответствии с реальными потребностями Центра. Руководители служб, выполняющие свои обязанности в течение длительного срока, который иногда заранее оговаривается, а иногда и нет, получают небольшое, такое же как у всех, жалованье. Член Совета получает не больше секретарши. В самом Центре никто не живет. Только на ночь остаются по очереди руководители службы охраны. Все живут в городе, кто в квартирах, кто в отдельных домах, и ведут обычный образ жизни. Молодые добровольцы - те, у кого нет семьи, прибывшие на небольшой срок, - живут по четыре человека в комнате, но не бывает так, чтобы девушки и юноши жили вместе. Супружеские пары живут, как и положено супругам, у семей - свой уклад. Кто попредусмотрительнее, приезжают с деньгами на обустройство своего быта: покупают машину, телевизор, стереоаппаратуру. Приверженцы более аскетического образа жизни, довольствуются минимумом. Община иногда помогает семьям, например, оплачивает обучение юноши или девушки в университете, если личные средства родителей не позволяют этого.
    Рабочий день в Центре должен продолжаться с восьми часов утра до пяти или шести часов вечера, однако мы видели, как многие бахаи из-за перегруженности работой уходят значительно позже. За исключением молодых людей из охраны, которые отдыхают по скользящему графику, у остальных выходные длятся с полудня пятницы до понедельника, а после года работы им предоставляется двухнедельный отпуск, которым каждый волен распоряжаться по собственному усмотрению. Центр ничуть не похож на монастырь, а его обитатели - на монахов и монахинь, да, впрочем, в учении их Пророка и не одобряется монашеская жизнь. Так, юноши и девушки не только занимаются углублением своего знания веры или изучением иностранных языков (английского, эсперанто и других), но и развлекаются. При желании они могут заняться спортом, музыкой, пойти в театр. А иногда, как, смеясь, сказала нам одна девушка, молодежь устраивает тусовки и танцует.
    Порой возникает любовь. И кое-кто, прибыв сюда холостяком, уезжает женатым человеком.
    
    Почему все они, каждый по-своему, - позже они расскажут нам, как это произошло, - оказались здесь? Почему с такой самоотдачей, с таким энтузиазмом трудятся, выполняя любую работу, какую бы ни поручили, будь то работа в саду или в бухгалтерии? В ответ мы слышим: надо поклоняться и служить Богу, служа своей вере, действовать на благо всего человечества, способствуя его материальному и - что важнее всего - духовному прогрессу, совершенствоваться самому, быть носителями света и надежды в эти мрачные времена, идти вперед и помогать идти другим, веря в то, что обещанное Бахауллой время, когда воцарятся единая мировая цивилизация и всеобщий мир, настанет, хотя, может быть, и нескоро. Мы интересуемся - а какие у них планы на будущее? Лишь немногие намерены остаться жить в Хайфе и работать в Центре. Некоторые молодые люди собираются вернуться на родину, снова заняться своей работой или возобновить учебу и жить как все, но оставаться верными законам своей религии, утверждая ее по мере сил делами и образом жизни. Многие, и не только молодежь, хотели бы отправиться в любой уголок земного шара, чтобы распространять веру и создавать общины бахаи там, где их пока нет, помогать общинам, которые еще не окрепли, участвовать в реализации проектов развития в самых бедных регионах, в среде самых обездоленных социальных слоев. То есть, . по существу, быть миссионерами? "Нет, - отвечают нам, - пионерами. Наша цель не проповедовать и не обращать любой ценой в свою веру. Бахаи только отвечают на те вопросы, которые им задают, но воздерживаются от того, чтобы навязывать свои взгляды. В духовном плане бахаи должны утверждать идеалы веры прежде всего собственным образом жизни, сея семена, которые, в конце концов, прорастут. Впрочем, самое важное - быть полезными, внести свой вклад в борьбу со всем тем, что приносит страдания человечеству: бедностью, болезнями, недоеданием, неграмотностью, преступностью или загрязнением окружающей среды. Все, что делают бахаи, они делают не только на благо своей общины, но на благо всего мира".
    
    У нас возникает вопрос: поступая так, действуют ли бахаи, как и христиане, во спасение души? Ведь до сих пор мы не касались самых существенных метафизических вопросов: как понимается связь между Богом и человеком, что есть грех и каково наказание за него, в чем смысл жизни и смысл смерти.
    Согласно учению бахаи, Бог, по сути своей, Творец, и не существует Творца без творения. Но творению не понять своего Творца: связь, объединяющая их - это любовь Творца к созданиям Своим, которую Он являет, посылая одного за другим посланников Своих, тех, кого называют Пророками. Цель жизни человека - познать и возлюбить Бога. Человеку дано воспринять то, что присуще Божественной сущности - доброту, великодушие, любовь, могущество, справедливость... Но все это присуще и совершенному человеку, и каждый должен стремиться приблизиться к идеалу.
    Предопределение не фатально в жизни человека. Но нет и полной свободы воли. Существует взаимосвязь того и другого. Богу ведомо все, что было и что будет, но Его предвидение не определяет поступки человека. Бог знает, что человек поступит так или иначе. Но не Он тому причина. Бахаулла делает различие между так называемыми неизбежными обстоятельствами - это место и время рождения, социальная среда, врожденные физические, интеллектуальные и духовные способности - и обстоятельствами, которые таковыми не являются. "Первым, поскольку они окончательны, - пишет он, - все должны подчиниться безоговорочно. И не потому, что они неподвластны Богу. Зло от их изменения будет большим, нежели сохранение первоначального решения". Зато обстоятельства второго рода зависят от поступков человека. В жизни каждый бахаи, принимая решения, должен вести себя так, словно ход событий зависит лишь от изъявления его свободной воли. Если же развитие событий не соответствует ожиданиям, необходимо приложить новые усилия, молиться, не оставлять попыток изменить положение вещей. Но если, вопреки всему, препятствия не устранить, следует покориться неизбежном у, приняв его с радостью.
    
    Бог не мог создать дьявола, ибо зло не существует в виде реальной силы; зло - это отсутствие добра, подобно тому, как ночь - отсутствие дневного света. Чем ближе к добру, тем меньше зла. Что касается трагических случайностей, таких как болезнь, встреча с диким зверем, отравление ядовитым растением, то причиной их является столкновение со стихиями, которые не находятся в гармонии с человеком. Речь здесь идет об относительном зле. Нет ни греха, ни искупления, ни чистилища, ни ада или рая в качестве наказания или вознаграждения. Ад - в отдалении от Бога, рай - в приближении к Нему. Ну а смерть, которая в конце концов является одним из важнейших событий жизни, что это - финал или поворотная точка существования?
    Бахаулла пишет: "Твой рай в Моей любви, и твоя небесная обитель в общении со Мною. Войди же и не медли". Земная жизнь сравнивается с жизнью зародыша в материнской утробе. Он готовится явиться в мир, и если что-то нарушается в его физическом развитии, ребенок рождается ущербным. То же происходит и с душой. В день, когда она отделится от своей бренной оболочки, которая обречена на уничтожение и для которой не будет ни перевоплощения, ни воскрешения, душа должна быть готова предпринять новое путешествие по духовным мирам, по мирам Божественным, "бесчисленным в своем множестве и безграничным в протяженности"; и там душа познает новую ступень развития, длительность которого будет в обратной зависимости от совокупности духовных качеств, приобретенных во время земной жизни, и тем самым приблизится она к Богу. В Писаниях Бахауллы об этом говорится следующее: "Не подлежит сомнению, что после своей физической смерти все люди осознают значение своих деяний и до конца поймут, что они сотворили своими руками. Клянусь утренней звездой, сияющей на небосклоне Божественного могущества! Верующие в единого истинного Бога в момент расставания с земной жизнью испытают радость и ликование, кои невозможно описать, а те, кто прожил жизнь в заблуждении, преисполнятся ни с чем не сравнимым ужасом.
    Воистину, знай, что душа после отделения ее от тела продолжит свое развитие до тех пор, пока не достигнет присутствия Бога, в состоянии и в виде, которых ни круговорот столетий, ни случайности сего мира не могут изменить /... / Если бы человеку было известно, что ждет его душу в Божественных мирах, мирах Господа небесного и земного, он истомился бы в ожидании столь возвышенного, столь лучезарного состояния /... / Тот мир столь же отличен от мира земного, сколь наш мир отличен от мира, в котором пребывает ребенок, когда он еще во чреве матери. Когда душа предстанет перед Богом, она примет вид, наиболее соответствующий ее бессмертию и достойный ее небесной обители".
    Перед тем как подвести итоги первого этапа нашего исследования, нам остается посетить еще одно место паломничества в Святой земле. Сандра Тодд и ее муж Марк, приветливый и веселый техасец с озорной улыбкой, везут нас на другой берег залива, в Сан-Жан-д-Акр, или Акку, как называют это место в Израиле, - туда, где пребывал в заточении, жил и умер Бахаулла.
    
    Какие-никакие, а все же мы туристы, и потому наслаждаемся видом этого типично арабского городка, с вытянувшимися вдоль моря и крепостной стены кварталами белых домиков с балконами, ставни и двери которых выкрашены синей, розовой и зеленой краской, выгоревшей на солнце, с шумным восточным базаром и множеством маленьких лавок. И вдруг, совершенно неожиданно, надменно бросая вызов времени своими белыми камнями, возникает суровая и величественная громада выстроенной крестоносцами крепости.
    
    Снаружи - живописные мощеные улочки, сводчатые переходы, старинный караван-сарай, совершенная красота средневековой архитектуры. Внутри - наваливающаяся тяжелой ледяной глыбой действительность этой страшной тюрьмы, каковой она и была на протяжении веков: зарешеченные камеры, узенькие окошечки, сырой холод и такое зловоние, что сразу понимаешь, что ни о какой гигиене здесь и слыхом не слыхивали. Здесь томились борцы за независимость Израиля, многие из которых потом были повешены. Их имена на памятной доске. Как раз в конце зловещего коридора находится камера, в которой содержался Бахаулла во время своего долгого заключения. Входим в камеру, предварительно сняв обувь: это место святое. Смотрим на шершавые стены. Сквозь крохотное оконце, забранное решеткой, видим крошечный кусочек моря и такого же, как оно, голубого неба - должно быть, единственная картина, которая открывалась перед глазами узника, если не считать изредка пролетающих птиц да заходящих в камеру тюремщиков. Здесь верующие - молятся, остальные - молчат.

    Чуть подальше стоит заново покрашенный, хорошо сохранившийся дом, первый, в котором Бахаулла поселился после выхода из тюрьмы, уже не узником, но поднадзорным. Позже он перебрался в другой дом, невдалеке от города, там он и закончил свои дни и там был погребен. В тех местах до сих пор сохранились расчерченные рядами оливковых деревьев прекрасные сады. Мужчины и женщины, вероятно арабы, собирают в них урожай. Клумбы ухожены, украшены скульптурными изображениями птиц - Бахаулла очень их любил. Подходим к его могиле. Очень простая гробница. Дневной свет проникает сквозь большую застекленную крышу, волны вьющихся растений спускаются сверху, везде обилие живых цветов. В глубине, в нише, виднеется могильная плита, и там мы замечаем фигуру человека, преклонившего колени, чтобы поцеловать ее край. Выражение такой глубокой веры и почитания застыло на его лице, что нас невольно охватывает волнение и мы понимаем: этот человек - садовник Господа.

 В 1963 году, в соответствии с порядком, изложенным в Писаниях бахаи, члены Национальных Духовных Собраний избрали Всемирный Дом Справедливости. Выборы во Всемирный Дом Справедливости проводятся каждые пять лет. В период между кончиной Шоги Эффенди и избранием членов Всемирного Дома Справедливости функции временных хранителей Веры выполняли Руки Дела Бога - бахаи, специально назначенные Шоги Эффенди.

 Всемирный Дом Справедливости - верховный орган Веры. Под его руководством община бахаи продолжает расти, особенно в странах Третьего мира, а ее состав приобретает все большее разнообразие. Бахаи, которых насчитывается более пяти миллионов, в настоящее время живут в 214 странах и зависимых территориях, причем в их состав входят представители почти 2000 этнических и племенных групп.

 Всемирный Дом Справедливости создал новые административные органы и укрепил связи Всемирной общины бахаи с Организацией Объединенных Наций, открыв с этой целью специальные учреждения и тем самым продолжая процесс, начатый при Шоги Эффенди. Были также представлены программы социально-экономического развития. В октябре 1985 года, в Год мира ООН, был опубликован адресованный всем народам мира документ, получивший название "Обещание всеобщего мира". В нем говорится об условиях, необходимых для упрочения мира, и подчеркивается изложенная в Писаниях бахаи надежда на то, что в предстоящие годы государства мира договорятся о создании международного правительства, которому они передадут часть национального суверенитета и которое станет могучим средством сохранения мира во всем мире.

 Шоги Эффенди, старший внук Абдул-Баха, был назначен Им в качестве Хранителя и главы вероучения бахаи, а также толкователя Писаний.

 За время его руководства (1921-1957) был основан Административный Порядок бахаи, предписанный в Писаниях Бахауллы, и определены правила его осуществления. На территории городов Хайфа и Акка был прочно установлен всемирный духовно-административный центр религии. Под руководством Национальных Духовных Собраний был осуществлен ряд программ по систематическому распространению Веры бахаи в большинстве стран мира и сооружено несколько храмов.

 Старший сын Бахауллы, Аббас Эффенди, известный как Абдул-Баха ("Слуга Баха"), был назначен Бахауллой в качестве Своего преемника и толкователя учения.

 Высланный из Персии в 1853 году вместе с Отцом, Абдул-Баха сопровождал Бахауллу все время Его ссылки. Он находился в заключении вплоть до 1908 года, когда младотурецкая революция освободила Его из заключения в Акке.

 В 1910-1913 годах Абдул-Баха совершал поездки в Египет, Европу и Северную Америку с разъяснениями учений Веры бахаи. Эта религия начала распространяться на Западе, так что ко времени кончины Абдул-Баха она имела последователей в 35 странах.

 Мирза Хусейн Али, получивший титул Бахауллы ("Слава, или Великолепие Бога"), стал той фигурой, появления которой ожидал Баб, и основателем Веры бахаи.

 После мученической смерти Баба власти предприняли еще более активные действия с целью подавить новое религиозное движение. Баби подвергались преследованию и бесчеловечно жестокому обращению. Не имея иного выхода, они защищались от неоправданных гонений. В августе 1852 года два приверженца Баба, крайне потрясенные страданиями своих единоверцев, действуя по собственной инициативе и в нарушение принципов своей Веры, совершили безуспешное покушение на жизнь шаха. Это событие привело ко всеобщему преследованию баби. Тысячи их были замучены, а Бахаулла, ставший известным как глава общины баби, был заточен в тегеранскую подземную темницу Сиях-Чаль ("Черная Яма").

 В 1853 году Бахаулла был выслан из Персии: сначала в Багдад, затем - в Константинополь (Стамбул) и Адрианополь (Эдирне) и, наконец, в Акку (Палестина), где Он провел в заточении 24 года. Здесь Он избрал территорию расположенных рядом друг с другом городов Акки и Хайфы для духовно-административного Центра Веры бахаи, и здесь же Он скончался в 1892 году. Место Его погребения - одна из самых почитаемых святынь бахаи и служит объектом паломничества.

 В 1863-1873 годах Бахаулла разослал послания светским и религиозным деятелям, в том числе царю Александру II, в которых предлагал им изучить Его вероучение и принесенный Им план достижения мира и единства всего человечества и призывал их обратить все свои помыслы на благо народов мира.

 Предшественником Бахауллы был Сейид Али Мухаммад, известный под именем Баб (по-арабски "Врата"). 23 мая 1844 года в Ширазе (Персия) Он объявил о Своей миссии Посланника Бога. Заповеди нового религиозного учения привлекли значительный общественный интерес. Религиозные деятели, обеспокоенные распространением идей Баба, использовали свое влияние на правительство для организации преследования Баба и Его последователей. Баб был сослан в Иранский Азербайджан и заточен в бастионах Махку и Чихрик. После судебного разбирательства, которое производилось судом, составленным с нарушением принятого порядка, Баб был расстрелян 9 июля 1850 года в Тебризе.

 Во всех аспектах общинной жизни, в делах чисто личного характера и в вопросах всеобщей важности бахаи опираются на консультацию как на средство принятия решений. Писания бахаи подробно развивают принципы консультации, определяя ее как средство различать истину во всех ситуациях, стимулировать свободный поиск возможностей, строить единство и согласие и обеспечивать успешную реализацию коллективного решения. Вот несколько отрывков на эту тему:

 "Небеса божественной мудрости озарены двумя светочами - совещанием и состраданием. Совещайтесь друг с другом во всем, ибо совет - светильник руководства, ведущий по пути и наделяющий пониманием". (Consultation. A Compilation of Extracts from the Baha'i Writings. London: Baha'i Publishing Trust, 1990, p. 3)

 "Совещание наделяет большим осознанием и превращает догадку в уверенность. Оно подобно сверкающему лучу, который в мире мрака освещает путь и ведет по нему. Для всего есть и будет определенное совершенство и зрелость. Зрелость дара разумения становится явной через совещание". (Consultation, p. 3)

 "Члены ... этих собраний должны предпринимать совместные советы так, чтобы не допустить возникновения тяжелых чувств или разлада. Этого можно достичь лишь в том случае, когда каждый совершенно свободно выражает свое мнение и излагает свои соображения. Если ком-либо придется возражать, он не должен ни в коем случае чувствовать себя ущемленным, ибо до тех пор, пока не обсуждено все полностью, правильный путь не может быть открыт. Сияющая искра истины приходит лишь после столкновения разных мнений. Хорошо, если после обсуждения решение принимается единодушно, но, если, упаси Господи, возникнут различия во мнениях, следует предпочесть мнение большинства". (Абдул-Баха, цит. по: Shoghi Effendi. Baha'i Administration: Selected Messages 1922-1932. Wilmette: Baha'i Publishing Trust, 1972, p. 21)

 "Будем также помнить о том, что лейтмотив Дела Бога - не диктаторская власть, но смиренное товарищество, не власть произвола, но дух искренней и благожелательной консультации. Если недостает истинного духа бахаи, нет никакой надежды примирить принципы милосердия и справедливости, свободы и подчинения, святости права личности, самоотдачи, бдительности, скромности и застенчивости, с одной стороны, и товарищества, чистосердечия и мужества, с другой". (Baha'i Administration, p. 63)

 "Задачи тех, кого друзья свободно и сознательно избрали в качестве своих представителей, не менее жизненны и обязательны, чем задачи тех, кто их избрал. Их функция - не диктовать, но совещаться, и совещаться не только между собой, но с возможно большим числом друзей, которых они представляют. Члены Собрания должны видеть себя не чем иным, как инструментом, предназначенным для лучшего и более достойного исполнения Дела Бога. Они не должны воображать себе, что они украшают собою людей Дела Бога, существенно превосходя других по способностям или достоинству, что они - единственные, кто служит учениям Дела и его принципам. Они должны относиться к своим задачам с исключительной скромностью и стремиться широтой своих взглядов, обостренным чувством справедливости и долга, открытостью, полной преданностью благу и интересам друзей, Дела, человечества, завоевывать не только доверие и настоящую поддержку тех, кому они служат, но уважение и искреннюю любовь". (Baha'i Administration, p. 64)

 Кроме открытия школ, община бахаи за последние годы значительно расширила свою деятельность, направленную на социальное и экономическое развитие крестьян, которые составляют большинство бахаи в сельских районах Индии, Африки, Южной Америки и Тихоокеанских островов. Сообщество

 бахаи занималось такого рода деятельностью и во многих других странах мира.

 При разработке проектов социального и экономического развития всегда ведутся консультации с самими жителями через их Местные Духовные Собрания, поскольку существует убеждение, что они сами лучше знают свои нужды и какого рода развитие они лучше всего способны осуществить. В этих консультациях участвуют специалисты по разным отраслям, Советники и члены Вспомогательных Коллегий, но решение выносят прежде всего местные бахаи, которые поэтому знают, что этот проект - их проект. В результате не только более успешно осуществляются проекты, но и возрастает чувство собственного достоинства людей.

 Местным бахаи помогают реализовывать собственные идеи, а не рассматривают их лишь как людей, получающих помощь со стороны. К таким проектам, если пожелают, часто присоединяются не только члены местной общины бахаи, но и все жители деревни, независимо от их верований.

 Община бахаи - не замкнутое общество. Она деятельно сотрудничает со специализированными учреждениями Организации Объединенных Наций, с другими международными неправительственными организациями, преследующими те же цели, и с правительствами отдельных стран. Типичные предпринятые проекты включают в себя программы санитарного просвещения, питания, сельского хозяйства, грамотности взрослых, базового просвещения и т. п.

 Большое значение придается воспитанию моральных ценностей: честности, надежности, мужества, терпимости, почтительности, учтивости, великодушия, терпения, трудолюбия, а также изучению искусств и наук.

 Образование девочек считается особенно важным, поскольку матери являются первыми воспитательницами следующего поколения. Поэтому, если не хватает средств дать хорошее воспитание всем детям в семье, предпочтение отдается образованию девочек.

 Дети бахаи воспитываются в духе уважения к своим родителям и учителям, но их также учат исследовать все пытливым и независимым умом.

 По мере того как росли общины бахаи в развивающихся странах, увеличивалось и число школ бахаи, открываемых для восполнения зачастую недостаточных государственных систем образования. В такие школы принимаются все дети, независимо от того, происходят ли они из семьи бахаи или нет.