У каждого приходящего к человечеству Богоявления особая миссия.
И ты, конечно, знаешь, что Бог обычно посылает людям Своего Явителя раз в тысячу лет. Но Баб и Бахаулла жили на земле в одно и то же время — ведь только двадцать лет прошло с тех пор, как Баб провозгласил Своё Откровение, до дня, когда Бахаулла объявил о Своей Миссии! Тогда почему же Бог послал человечеству два Богоявления почти одновременно?

Ответ на данный вопрос заключается в величии и значимости новой религии Бога в этот новый День. Раньше религии появлялись в разных странах, потому что на большой планете ещё не изобрели ни самолётов, ни телевизоров, ни электронной почты, не было даже телефонов. Если бы Бог даровал лишь одну религию и только людям одной местности, другие народы и культуры не смогли бы узнать о Нём и Его Учении. Так что понятно, что в прошлом мир ещё не был готов к единственной для всех религии.

А сегодня мир уже к этому готов — наступил особенный День, предсказанный во всех Священных Книгах, День, когда все люди сложат оружие, прекратят враждовать друг с другом и заживут в мире под сенью одной великой религии.

Но ты видишь, что народы воюют и ненавидят друг друга, и понимаешь, какая нужна мощная духовная сила, чтобы объединить человечество! Разумеется, Бог это знал, и потому вместо одного Явителя Он послал нам двоих, одного за другим!

Может быть, ты знаешь, что в истории Ислама — Веры Пророка Мухаммада — наступили тёмные времена. Многие мусульмане утратили дух истинной веры, погрязли во множестве нелепых предрассудков. Порой их фанатизм доходил до того, что они убивали любого иноверца! И вот для того, чтобы пробудить народ Персии, помочь ему отрешиться от старых верований и подготовить его к принятию Бахауллы, и был явлен Баб. Нелёгкая задача, не правда ли? Однако Бог наделил Откровение Баба необыкновенной, воспламеняющей силой!

Бахаулла говорит, что когда Богоявления пребывают на земле, каждая песчинка трепещет под воздействием духовной силы, исходящей от Них. Деревья, небо, цветы и моря свидетельствуют об Их величии, и даже стены и полы домов, где живут Богоявления, источают радость. Но сердца человеческие, к сожалению, остаются глухими и бесчувственными. Люди снуют по своим делам, не замечая, как сама пыль под их ногами взывает к ним: «Проснитесь! Проснитесь! Пришёл ваш Царь духовный!»

Необходимо что-то значительное, чтобы пробудить людей и искоренить их вековечные предрассудки.

Именно так и случилось с приходом Баба — Персию как будто перевернуло! С того момента, как восемнадцать Букв Живого начали распространять среди людей весть об Обетованном Бога, всю страну охватил огонь волнения. Тысячи людей, узнав о возлюбленном Бабе, принимали Его Учение. Порой, услышав только одну строку из Его Писаний, они готовы были отдать жизнь за Баба! Но ещё больше людей поднимались в гневе и страхе, чтобы искоренить новую Веру.

Конечно, как и предписано каждому Богоявлению, Баб принёс новые Законы и новое Учение. Но в первую очередь Его Миссия заключалась в том, чтобы стать вратами для Обетованного, который придёт вскоре после Него,—для Царя Царей, для Бахауллы.

Да ведь и само имя Баб на арабском языке означает «Врата».

Некоторые люди, изучавшие Коран, были убеждены, что в 1844 году от Бога придёт новый Посланник. Но они не знали, как появится Обетованный и что это будет за человек.

Среди таких людей был Мулла Хусейн — глубоко верующий человек, убеждённый в том, что Обетованный скоро придёт. Мулла Хусейн горел желанием найти и увидеть Посланника Бога, он готов был даже отдать за Него жизнь. Мулла много молился и постился, а однажды вместе с братом и племянником отправился на поиски Обетованного. В Бушире Муллу Хусейна словно магнитом потянуло на север. Они долго шли по пыльной дороге — ведь тогда не было ни машин, ни поездов, ни самолетов. Наконец вдали показался город Шираз.

Подходя к воротам Шираза, Мулла Хусейн задался вопросом: «Это ли город моего сердца, город, где найду я Обетованного?» Позднее он не мог объяснить, почему так поступил, но попросил брата и племянника отправиться в одну из мечетей города, пообещав присоединиться к ним позже для совершения вечерней молитвы, а сам остался у городских ворот. Однако Мулла Хусейн недолго пребывал в одиночестве. Вскоре к нему подошёл Юноша, Он обнял и поприветствовал Муллу Хусейна с нежностью и любовью. Мулла Хусейн не был с Ним знаком и очень удивился такому обхождению. Незнакомец пригласил его в Свой дом, а на слова Муллы Хусейна о том, что он должен встретиться с братом и племянником, Юноша ответил: «Предоставь их воле Бога. Он защитит их и позаботится о них». Мулла Хусейн был совершенно очарован этим необыкновенным, удивительным Человеком и покорно последовал за Ним.

Ты догадываешься, Кто был этим незнакомцем? Конечно же, Баб. А произошло это в ночь на 23 мая 1844 года.

В ту ночь Баб открыл Мулле Хусейну, что Он и есть Посланник Бога, Обетованный. Сперва Мулла Хусейн не поверил этому, но из уст Баба полились Святые Слова Бога — у Баба был чарующий и удивительный голос, обладавший великой духовной силой. Сердце Муллы Хусейна вознеслось в прекрасный мир духа, и, будучи человеком праведным, он вдруг осознал, что именно Баб, и никто иной,— Посланник Божий, которого так ждали люди!

В эту удивительную ночь Сам Баб любезно преподносил ему угощение, и Мулла Хусейн чувствовал, что ужинает на небесах — далеко-далеко от этого мира! Баб продолжал воспевать прекрасные и мелодичные божественные стихи, и сила их была столь велика, что сердце Муллы Хусейна трепетало от счастья и восторга. Незаметно наступило утро, а он как будто пребывал во сне — всю ночь Мулла Хусейн слушал Баба и совсем забыл о времени!

Баб попросил Муллу Хусейна пока не рассказывать о Нём — новом Посланнике Бога. Затем Баб добавил, что помимо Муллы Хусейна ещё семнадцать человек должны разыскать Его без посторонней помощи. Именно так всё и произошло! Один за другим эти люди нашли Баба — через молитвы, сны и видйния. Этих людей называют «Буквы Живого».

Последним из тех, кто отыскал Баба, был молодой человек по имени Куддус. Но это уже другая история, и ты сможешь прочесть её чуть позже.

Ребёнок

Благословенный Баб, сияющий Божественный Светоч, родился в Персии. Люди этой страны в основном были последователями Пророка Мухаммада, так что Баб родился в мусульманской семье. В раннем детстве Он потерял любимого отца, и с тех пор Баба воспитывал дядя.

В те времена в Персии мало кто из детей учился в школе, в лучшем случае это были занятия с религиозным наставником. Обычно уроки проходили совсем неинтересно, потому что дети много времени посвящали заучиванию Священной Книги мусульман — Корана, при этом им почти ничего не объясняли. Когда пришло время, дядя Баба решил отправить Его к такому учителю, и мальчик подчинился желанию дяди.

Однажды наставник попросил юного Баба прочесть наизусть несколько первых слов из Священной Книги. Но, к его удивлению, Ребёнок ответил, что не сможет этого сделать, пока Ему не объяснят значение слов. Для учителя услышать такое от малыша было весьма необычно, и он сделал вид, будто не понимает, о чём идёт речь. Ему было любопытно послушать, что же скажет Баб.

С достоинством прекрасного маленького принца Баб ответил: «Я знаю, что означает эта фраза. С Вашего позволения, Я объясню её». Слова, излившие­ся затем из Его уст, свидетельствовали о столь глубоких знаниях и понимании текста, что учитель от изумления растерялся. Никогда прежде он не читал и не слышал подобных объяснений даже от великих богословов!

До конца своих дней этот человек вспоминал сладость тех слов и повторял, что они всё еще живы в его памяти.

В далёком туманном прошлом, сотни тысяч лет назад, Бог даровал человеку жизнь. Конечно, вначале человек не выглядел так, как ты или я сегодня. Он мог быть похож на кого-нибудь из множества других необычных созданий: в какой-то период на рыбу, а в какой-то — на обезьяну. Некоторые ученые думают, что когда-то мы действительно были обезьянами, но Абдул-Баха объяснил нам, что люди с самого начала были людьми. И не важно, как мы выглядели — мы никогда не были животными.

С какой любовью Бог, наш добрый Отец, заботится о нас и наставляет!
А всё потому, что человек — особое творение Бога, совсем не похожее ни на камень, ни на растение, ни на животное. Человек — единственное создание на земле, которое может отличить добро от зла; единственное создание, способное молиться и поклоняться Богу; единственное создание, в чьих силах раскрывать тайны вселенной, писать книги и конструировать машины.

Что же откроешь ТЫ?..

В мире есть много вещей и явлений, которые мы могли бы изучать, и для этого Бог нам дал разум. Например, мы сами должны были узнать, как добывать огонь, как применять электричество и даже — как научиться летать.
И это замечательно — ведь раскрывать тайны нашей огромной удивительной планеты столь увлекательно! А как заманчива мысль о том, что однажды кто-то из нас (может быть, ТЫ!) совершит великое открытие, которое изменит всю нашу жизнь!

Однако есть знания, в постижении которых Бог никогда не оставляет нас одних. На каждом этапе нашей жизни на земле Он передает нам Божественное Учение через Своих Посланников. И, наверное, ты догадываешься, о каком Учении идет речь.


Божии Посланники неизменно приносят нам знания о Боге. Они помогают нам познавать и любить Его, развивать нашу душу, видеть, что правильно, а что нет. С Их помощью мы можем стать небесными ангелами, излучающими свет Его любви, а не вести себя подобно диким зверям, что нападают друг на друга. Помимо этого, Посланники Бога через Свои Учения помогают нам следить за здоровьем, жить друг с другом в мире.

Но ты понимаешь, что человек сотворён на очень большой планете, люди живут на разных континентах; к тому же раньше не было ни радио, ни машин, ни самолётов. Конечно, Бог понимал это, и потому Он посылал Явителей в разные части света. Так, Кришна и Будда родились в Индии; Мухаммад —
в Аравии; Авраам, Моисей и Иисус — на Ближнем Востоке…

Не наскучит ли это?..

Не станет ли тебе скучно, если во втором классе учитель начнёт тебя учить тому же, что ты уже прошёл в первом, а в пятом классе будут те же уроки, что и во втором? Конечно, станет! Ведь, взрослея, ты готов узнавать всё больше нового.

Потому-то Бог посылает Своих Явителей не просто в разные страны, но и в разные времена, чтобы от эпохи к эпохе Они могли давать человеку новые знания. Потому-то каждая религия Бога приносит новое Учение. А поскольку жизнь в одной стране очень отличается от жизни в другой, Учения тоже разнятся.

Наверное, ты уже знаешь, что у людей бывают разные недостатки. Так, некоторые думают, будто они лучше всех остальных, а их религия превосходит все другие религии. До сих пор многие всё ещё не понимают, что религии мира исходят от одного Бога! Люди смеются над иноверцами1 и нередко даже выступают против них. И это продолжается уже тысячи лет! А если бы ты или я попытались сказать им, как это глупо, большинство просто не стало бы нас слушать. Ведь мы обыкновенные люди, а обычным людям часто не верят…

И на нас, бахаи, в этом мире возложена особая задача — нам нужно помочь людям понять, что Бог един и что все основные религии мира пришли от Него.

Два Святых Древа

Сейчас ты видишь, как мир погружается во тьму. Повсюду горе и страдания… Это происходит оттого, что люди ещё не знают — взошло новое лучезарное духовное Солнце, которое способно изменить каждое сердце.

Все религии мира учили: настанет особое время, и человечество будет готово понять, что и народы земли, и религии едины. Именно в это время Бог пошлёт людям новую религию, которая сможет объединить народы мира; тогда исчезнут войны и на всей планете воцарится мир.

Эта новая религия — Вера Бахаи, а Баб и Бахаулла — два Святых Древа, Богоявления нового дня. И чем ближе каждый из нас становится к этим Святым Древам, тем больше наполняемся мы удивительным духовным светом любви и постепенно обретаем качества небесных ангелов.

Рассказы эти были написаны для тебя, чтобы ты смог приблизиться к благословенным Бабу и Бахаулле — словно побывать в Их присутствии. Но перед тем как погрузиться в чтение, закрой на минуту глаза, произнеси небольшую молитву и позволь своей душе перенестись через долины и моря в страну любви…

Благо тому, кто искал убежище в его сени, которую он раскинул над всем человечеством.
Абдул-Баха

В реторте своего творческого сознания Хранитель  пресуществил все элементы Веры Бахауллы в единое незримое целое; он создал организованную общину Его последователей, которая в полной мере восприняла Его учения, Его законы и Его Административный Порядок; он соткал из учений двойного Богоявления Совершенный Образец - сверкающий плащ, который будет укрывать и защищать человека тысячу лет, плащ, трудясь над которым руки Шоги Эффенди  вышивали узоры, сшивали швы, подбирали подобные драгоценным крепким пряжкам толкования Священных Текстов, неуязвимые до тех пор, пока новый Законодатель не явится в мир и не даст Его творению - человеку - новое божественное облачение.
Внук Учителя был возведен силою Его Завещания в чин Хранителя Веры; принадлежа к высшей, властной касте своих Прародителей, он и сам был властелином. Помимо первенства, право на которое ему давали кровне узы, он обладал способностью к безошибочному руководству, которой  наделило его действие Завета Божия. Свое божественное и неопровержимое право стоять у руля Дела Божия Шоги Эффенди полностью подтвердил тридцатью шестью годами непрестанного изнурительного труда. И действительно нелегко будет найти в истории человечества еще один подобный персонаж, который чуть более чем за треть века смог предпринять столь великое множество различных начинаний, который, с одной стороны, находил бы достаточно времени, чтобы уделять внимание мельчайшим подробностям, а с другой - распространять по всей планете свои планы, указания, осуществлять бессменное руководство. Он заложил основания того будущего общества, мысль о котором Бахаулла по-отцовски привил Учителю и которую Он в свою очередь довел до совершенства, после Своей смерти передав Дело в надежные руки Своего преемника.
Тщательно и кропотливо, подобно опытному ювелиру, который, работая над украшением, выбирает из своих запасов какой-нибудь поистине королевский камень, помещая его среди более мелких, но не менее драгоценных, Шоги Эффени выбирал из Учений определенную тему, изучал ее, полировал ее грани и помещал среди своих блистательных комментариев, где она, извлеченная из-под груды других драгоценностей, ослепительно привлекала наш завороженный взор. Не будет преувеличением сказать, что отныне мы, Бахаи, обитали в помещении, стены которого были сплошь увешаны ярко блистающими бесценными украшениями, которые создал Шоги Эффенди. Он словно уловил солнечный луч Откровения волшебным стеклом, разложив его на спектр и дав нам возможность оценить всю гамму цветов и красок, состаляющи ослепительный свет Учения Бахауллы.
То, что мы, казалось бы, и без того знали всю жизнь, неожидано и самым поразительным образом приобрело новое, доселе неведомое значение. Мысль нашу и воображение постоянно будоражили, не давая им стоять  на месте, впадать в спячку. Мы восставали, дабы служить, отарпвляться первопроходцами в далекие страны, жертвовать собою. Мы вырастали под его покровительством, и Вера росла вместе с нами, превращаясь в нечто совершенно отличное от того, чем она была прежде. Остановимся на нескольких из этих мастерских ювелирных изделий - тем, которые Шоги Эффенди в такой блистательной манере раскрыл перед нами. Однажды Бахаулла отдыхал на горе Кармель. Указав на некое место, Он сказал Абдул-Баха: "Приобрети эту землю, перенеси сюда тело Баба и погреби Его здесь". Учитель перенес Драгоценный Залог на указанное место, сокрыл в лоне горы и поставил над ним здание, сооружение которого стоило Ему стольких седых волос. Хранитель завершил возведение священного Здания, и отныне славная Усыпальница Предтечи Веры безмятежно сияет на горе Кармель - путеводная звезда для взоров всего человечества.
После войны Учитель отправил в Америку несколько драгоценных Скрижалей, написанных в смутные и грозные дни, и помню, как вместе с другими детьми  и подростками я участвовала в радостной, приятной церемонии под названием "явление Божественного Предначертания": разбившись  на пары, мы тянули за бечевки, и в намеченный  момент одна из Скрижалей появилась на задрапированном фне позади сцены. Абдул-Баха сделал верующим Северной Америки поистине царский подарок, и они радовались ему, но не поняли всего его смысла. Шоги Эффенди, ни на мгновение не теряя из виду сокровище, ныне ранившееся на другом конце света, начал постепенно  искать к нему пути. Это заняло у него почти два десятилетия, но в конце концов, в результате невероятных усилий и мук воздвигнув механизм Административного Порядка, он смог добраться до этих драгоценностей и использовать их. Север и Юг были завоеваны, на Востоке и Западе тоже повсюду засияли огни новых центров и Собраний Бахаи - всего их насчитывалось более четырех тысяч двухсот в мире. На двести пятьдесят одну территорию земного шара, которые должны были пробудиться, почувствовав свежее дуновение Божественного Предначертания, Шоги Эффенди направил мощный поток переводов литературы Веры на двухсот тридцати языках. на протяжении двадцати лет, с того момента как силы, скрытые Абдул-Баха в Скрижалях, были приведены в действие, Шоги Эффенди неустанно руководил армией первопроходцев, которые по его приказу, батальон за батальоном, отправлялись завоевывать планету, дабы утвердить на завоеванных землях Знамя Бахауллы.
Разгадав скрытый смысл Скрижали Бахауллы о горе Кармель, Хранитель похоронил Святой Лист рядом с Усыпальницей Баба, перенес останки ее матери и брата, чтобы упокоить рядом с нею, назвал это место центром всемирной администрации, соорудил над ним арку в соответствии со словами Бахауллы о "престоле Господнем", построил первое из великих зданий, которое возвышается над этой аркой, а также непрестанно пдчеркивал и разъяснял природу влияния, которое этот великий  духовный центр будет впредь оказывать на все нации  и народы мира, влияния, основанного на учениях Веры, «по сути своей сверхъестественной, наднациональной, целиком и полностью внеполитической, чуждой фанатизма и диаметрально противоположной любой политике или течению мысли, восхваляющим и превозносящим тот или иной класс, расу или народ»; Веры, чьи «последователи видят в человечестве единое целое и, глубоко озабоченные его жизненными интересами, без колебаний подчинят любой личный, региональный и национальный интерес преобладающим интересам большинства человечества, прекрасно понимая, что в мире взаимозависимых народов и наций преимущество какой-либо части может быть достигнуто прежде всего за счет преимущества целого»; Веры, зародыш которой, по словам Шоги Эффенди, рос и развивался на протяжении Героического Века, чье дитя - общественный Порядок, описанный в учениях Бахауллы, - будет возрастать в Веке Строительства, Веры, которая, которая, достигнув юношеской поры, станет свидетельницей установления Всемирного Порядка, а в зрелом возрасте, в далях Золотого Века, расцветет и превратится во всемирную цивилизацию, глобальную цивилизацию, которая ознаменует «предельное расширение границ организации человеческого общества», которой не грозит упадок, в рамках которой человечество будет продолжать бесконечно развиваться, поднимаясь к новым высям духовной мощи.
Он разделял события, происходящие ныне и имевшие место в прошлом Дела Божия, на части, соотнося каждую с развитием Веры в целом, создавая рельефную карту, коорая давал нам возможность одним взглядом охватить результаты наших трудов и то, как достижение сиюминутной задачи прокладывает  путь следующему неизбежному шагу, который мы должны предпринять, служа Делу Бахауллы. Определения и классификации, которыми он пользовался, не были произвольными, но заложенными в учениях и в самом течении событий, происходящих в лоне Веры. Пророческий Цикл, который начался с Адама и вершиной которого стал Мухаммад, Пророки которого воспитывали ловека, подготовляя его к зрелости, уступил место Циклу Свершения, начатому Бахауллой. Единство планеты, ее знания дали человеку возможность, скорее даже вынудили его, создать новое общество, в рамках которого человечество сможет мирно посвятить себя исключительно материальному и духовному развитию и становлению. Благодаря величию происходящих перемен сень Бахауллы раскинется над всей планетой на пять тысяч веков, в первые десять из которых миров будут править установленные Им законы, заповеди, учения и принципы.
Этот тысячелетний Завет Шоги Эффенди разделил на несколько великих Веков. Первый, начавшийся провозглашением Баба и закончившийся смертью Учителя, продлился семьдесят семь лет, и, исходя из природы характеризующих его событий, крещения в кровавой купели, которым было ознаменовано его начало и которое унесло двадцать тысяч жизней, включая Самого Баба, Хранитель назвал Апостольским, или Героически, Веком Веры. Внтури Хранитель разделил этот Век на три эпохи, соответственно связанные со служением Баба, Бахауллы и Абдул-Баха. Второй век, который Шоги Эффенди называл Веком Строительства, Переходным Веком, Железным Веком Веры, стал тем периодом, в течение которого должен возникнуть Административный Порядок - самая крупная веха этого Века, - в течение которого этого Порядок достигнет совершенства и увенчается установлением Миропорядка Бахауллы. Первая эпоха Века Строительства охватывает период от кончины Абдул-Баха в 1921 году до столетия возникновения Веры в 1944 году; енпосредственно последовавшие за этим события второй эпохи увенчались окончанием Всемирного Похода в 1963 году, совпавшим со столетней годовщиной Провозглашения Бахауллы. Хотя Хранитель никогда точно не указывал, сколько именно эпох войдут в состав Века Строительства, он подразумевал, что новые, не менее значительные, не менее волнующие эпохи последуют за первым двумя по мере постепенного продвижения Веры к тому, что он называл Золотым Веком, который, как он неоднократно высказывался, возможно, наступит в последние столетия Завета Бахауллы.
Шоги Эффенди говорил, что Дело Божие неизбежно выйдет из мрака безвестности и гонений и будет признано как мировая религия; оно полностью сбросит с себя оковы прошлого, станет государственной религией, и в конце концов возникнет государство Бахаи - новое, невиданное творение во всемирной религиозной истории. По прошествии Века Строительства человек вступит в Золотой Век, о котором еще библейский пророк Аввакум сказал (2, 14): «Ибо земля наполнится познанием славы Господа, как воды наполняют море».
Историческое воплощение Божественного Предначертания Абдул-Баха Шоги Эффенди также разделил на эпохи, которые, в свою очередь, подразделил на особые фазы, что дало Бахаи возможность во всех подробностях проследить свою деятельность и сосредоточиться на особых задачах. Первая эпоха Божественного Предначертания проходит три таких фазы: первый Семилетний План, второй Семилетний План и Десятилетний Образовательный и Консолидационный План, который мы в конце концов назвали Всемирным Походом. Сам Поход Шоги Эффенди тоже разделил на ряд этапов: первый из них продлился один год, с 1953 по 1954; на этом этапе, говорил Шоги Эффенди, была достигнута одна из жизненно важных целей Плана - присоединение более ста новых стран, вставших под знамена Бахауллы; второй этап -  с 1954 по 1956 -  был ознаменован уникальными мерами по  консолидации и расширению Веры, которое не только подготавливало почву для выборов в сорок восемь новых национальных органов, которые было намечено провести до завершения Плана, но и характеризовалось беспрецедентными расходами на приобретение Национальных Хазират уль-Кудс и земельных участков для Храмов, а также образованием Издательских Трестов Бахаи; «третий и, судя по всему, наиболее блестящий этпа Всемирного духовного Похода», писал он, должен развернуться в период с 1956 по 1958 год, а отличительной чертой его станет невиданное увеличение числа центров Бахаи по всему миру, равно как и образование шестнадцати новых Национальных Собраний. Перед своей кончиной Хранитель указывал, что четвертый этап его величественного Плана, с 1958 по 1963 год, ознаменуется не только беспрецедентным ростом числа верующих и центров во всем мире, но и продвижением работ по сооружению трех Храмов, которое отныне входило в состав задач Десятилетнего Плана.
Но для нас неотвратимо близился конец этого великого руководства, вооружившего нас подобными концепциями, столь блистательно осуществившего работу, начатую Абдул-Баха, столь достойно воплотившего в жизнь не только Его наставления, но и возвышенные указания Самого Богоявления. Никто не догадывался, да и некто не смог бы смириться с мыслью о том, что послание, обращенное к миру Бахаи в октябре 1957 года, будет последним посланием Шоги Эффенди. Это было радостное и вдохновенное послание, полное надежд, полное новых планов - последний бесценный дар человека, который на самом деле уже отложил в сторону се перо и навсегда отвратил лик от земного мира и его скорбей. Скоро, извещал нас Шоги Эффенди, Всемирный Духовный Поход достигнет середины пути. Момент этот следовало ознаменовать созывом пяти  Межконтинентальных Конференций в январе, марте, мае, июле и сентябре 1958 годв - в Африке, на островах Антиподов, в Америке, Европе и Азии. Следуя образцу, по котрому в свое время в течение Святого Года проводились в начале Похода первые четыре Межконтинентальные Конференции, Шоги Эффенди определил пять Собраний, под эгидой  которых должны были пройти эти грандиозные съезды и чьим председателем предстояло выступать в качестве организаторов. Центральное и Восточное Африканские Региональные Собрания несли ответственность за проведение первой Конференции (наверняка нельзя отнести к разряду случайностей то, что именно Африка дважды за пять лет выступала в качестве застрельщика, проводя у себя первую Конференцию); Национальное Собрание Австралии отвечало за второе мероприятие; Национальное Собрание Соединенных Штатов - за третье Национальное Собрание Бахаи Германии и Австрии за четвертое, а Региональное Собрание Юго-Восточной Азии за последнее. «Перед этими конференциями, - писал Шоги Эффенди, - стоят пять важнейших задач: во-первых, смиренно возблагодарить Божественного Творца нашей Веры, Который в период, когда смятение и тревога, охватившие мир, становились все острее и в развитии судеб человечества настал критический момент, осенил Своих последователей благодатью, позволившей им присутпить к неуклонному выполнению Десятилетнего Плана, предназначенного, чтобы воплотить Великий Замысел Абдул-Баха; во-вторых, произвести анализ и особо отметить ряд знаменательных побед, одержанных одна за другой в каждой из кампаний всемирного Похода; в-третьих, обдумать пути и средства его триумфального завершения; и, наконец, обдумать пути и средства его триумфального завершения; и, наконец, одновременно дать мощный толчок жизненно важному процессу индивидуального обращения - первостепенной задачи Плана в каждой из его сфер, -  а также сооружению и завершению трех Материнских Храмов на европейском, африканском и австралийском континентах».
Шоги Эффенди уведомил нас, что «... феноменальные успехи, достигнутые с начал этого Всемирного Похода... затмевают по числу и качеству достижнеий все предшествующие коллективные предприятия... начиная с конца... Героического Века...» С очевидным чувством радости и торжества он перечислял эти достижения и одержанные победы, характеризуя их как «поистине чудесный прогресс, достигнутый в столь разных областях, за столь короткое время, столь малым числом поистине героических личностей».
Именно в этом послании Хранитель в последний раз назначил очередных Десниц Дела Божия - еще восемь человек присоединилсь к членам этого «возвышенного института», и таким образом общее число «высокопоставленных служителей стремительно развивающегося Мирового Административного Порядка» достигло двадцати семи; этот акт, ввиду недавнего принятия ими «священной обязанности защитников Веры», требовал образования еще одного Вспомогательного Комитета, по числу членов такого же, как и предыдущие, которому поручалась «особая задача блюсти безопасность Веры». Пять Десниц, избранных Шоги Эффенди для работы во Всемирном Центре, должны были присутствовать на пяти Межконтинентальных Конференциях в качестве его специальных представителей. Двое из них должны были положить в фундаменты Материнских Храмов в Кампале и Сиднее  «горсть священной земли из возвышеннейшей Усыпальницы Бахауллы»; другую часть священной земли должны  были  доставить во Франкфурт и передать Национальному Собранию Германии и Австрии, где ей предстояло храниться до начала сооружения первого европейского Машрик уль-Азкара. Копию портрета Бахауллы и прядь Его драгоценных волос предоставляли на обозрение участникам европейской, австралийской и африканской Конференций, и такие же дары передавали на хранение тем национальным органам, на территории которых возводились великие Дома Поклонения, как знак любви и благосклонности Хранителя. Вместе с Десницей Дела, делегированной на Азиатскую Конференцию, Хранитель передал на обозрение верующим еще одну копию портрета Бахауллы, но ее должны были привезти обратно для надежной сохранности в Святой Земле. На Конференции в Чикаго представитель Шоги Эффенди должен был выставить перед верующими портреты  Бахауллы и Баба, которые он предварительно поручил хранить Американскому Национальному Собранию. Это были последние знаки любви, которыми Шоги Эффенди щедро одарял верующих - то самое войско правоверных, пастырем которых он был, которые столь преданно следовали за ним на протяжении столь многих судьбоносных лет.
Когда тысячи бахаи из бесчисленных стран и земель собирались в 1958 году, во исполнение намерений и желаний Шоги Эффенди, на пять великих Межконтинентальных Конференций, то не только с трепетом и благоговением, но и со скорбью в сердце и со слезами на глазах взирали они на священной портрет Основателя своей Веры. Почему Он, пред Чьей славой они склонялись, с Чьими учениями они связали свою жизнь, в глубину Чьих глубоких и всеведущих глаз они сейчас смотрели - почему Он посчитал нужным забрать от них Своего отпрыска? Они не только оплакивали своего Хранителя, они вопрошали о том, где теперь сам институт Хранительства. Это было высшее испытание верой; Бог дал, Бог взял, а «Он творит то, что ему по нраву. Он выбирает, и никому не должно спрашивать, почему Он выбрал так». После Баба, погибшего смертью мученика, остался Бахаулла; после вознесения Бахауллы остался Абдул-Баха; после кончины Абдул-Баха остался Шоги Эффенди. Теперь же  словно процессия Царей - невзирая на разницу, огромную разницу в положении между ними, - скрылась, разойдясь по своим покоям. А мы, Бахаи, стояли перед закрытыми дверями и не переставали спрашивать, подобно детям, чьих родителей поглотила  развершаяся земля, почему двери эти закрыты отныне наглухо, навсегда?
Пожалуй, ни в один другой момент истории глубоко укоренившаяся в душах Бахаи надежда, связывающая их с их религией, не выступила так открыто и явно, как в год, последовавший за кончиной Шоги Эффенди. Низко опустив головы, терзаяся скорбью, они все-таки держались. Если бы Хранитель не поставил перед верующими пять грандиозных целей, для достижения которых они могли собираться большой и дружной семьей, утешая друг друга и получая наставления от Десниц Дела, которые восстали, чтобы завершить План Хранителя и обеспечить выборы в направляемый свыше Всемирный Дом Справедливости, трудно даже представить себе, какой серьезный урон могла нанести живому телу Веры внезапная и совершенно неожиданная смерть ее возлюбленного Вождя. То, что друзья были активно заняты осуществлением Плана, то, что внимание мира Бахаи было теперь целиком сосредоточено на его серединной точке, то, что на Конференцияхх особое внимание уделялось пяти конкретным темам, а также то, что они неоднократно получали  исполненные любви и веры, ободряющие послание от Десниц Дела - все это еще больше сплотило Бахаи всего мира. Само несчастье придало их сердцам, очистившимся в паводке скорби, новые силы и внушило еще более глубокую любовь. Они не имели права подвести Шоги Эффенди. Он просил их обдумать пути и средства победоносного завершения Плана • что ж, они сделают это и к 1963 году увенчают свое наступление таким успехом, который заставил бы взволнованно забиться его сердце, и из-под его пера излился бы поток хвалы и благодарности, который всегда служил им самой дорогой наградой.
Ничто так ярко не свидетельствует о мощи Дела, чем триумфальное завершение верующими Всемирного Похода Хранителя. Вначале эта задача казалась ошеломительной, невероятной. То, что Бахаи выполнили ее, то, что на протяжении более пяти лет, лишившись своего Главы и руководителя, они трудились так самоотверженно, как никогда ранее в своей истории,  а ведь вместе с Хранителем они лишились тех пламенных призывов, тех сообщений, тех завораживающих словесных картин, которые он рисовал им в своих посланиях, постоянной уверенности в том, что горячо любимый кормчий, стоя у штурвала, ведет их корабль к победе, - то, что Бахаи выполнили ее, представляется почит чудом и свидетельствует не только о том, как прочно было возводимое им здание, но и о справедливости слов Учителя: «Едло таит в себе чудодейственную силу, поистине намного превосходящую разумение людское и ангельское».
Жизнь и смерть телесно переплетены, обе умещаются в едином биении человеческого сердца, и все же смерть всегда кажется нам чем-то нереальным, чем-то выпадающим из нормального хода вещей, - поистине, кто мог ожидать смерти Шоги Эффенди! В то последнее лето он чувствовал себя превосходно, и не только сам говорил об этом, но то же в один голос утверждали и доктора, облесдовавшие его за несколько недель до кончины. Н.иИкто и помыслить не мог, что часы, бившиеся внутри этого сердца, близятся к пределу отпущенного им срока. Часто меня спрашивали - неужели я не заметила никаких признаков того, что конец близок. Поколебавшись, я отвечала «нет». Если посередине  прекрасного безоблачного дня вдруг разражается страшная буря, то какое-то время спустя человеку может почудиться, что он видел кружившиеся в воздухе соломинки, поднятые ветром, - предвестники урагана. Мне вспоминаются кое-какие подробности, которым можно было бы придать значение, но в ту пору они ни о чем мне не говорили. Я просто не пережила бы и малейшего предчувствия смерти Хранителя, мне удалось это лишь в конце, потому что я не могла оставить его и его драгоценный труд, который свел его в могилу намного раньше, чем кто бы то ни было мог себе это представить.
Одной из задач Десятилетнего Плана, связанных с работой Всемирного Центра, задача, которую Хранитель поставил лично перед собой, было то, что он называл «кодификацией законов и заповедей Китаб-и-Акдаса, Праматери Книг Откровения Бахаи». Работа с книгой такого масштаба, которая вкупе с Завещанием Абдул-Баха, как утверждал Шоги Эффенди, является «главным кладезем бесценных элементов той Божественной Цивилизации, формирование которой есть основная миссия Веры Бахаи», разумеется, подобала прежде всего самому Главе  Веры. Шоги Эффенди занимался «кодифицией» примерно три недели весной 1957 года, перед своим отъездом из Хайфы. Поскольку я часто сидела в комнате, когда он работал, громко читая вслух и делая пометки, то из его слов я поняла, что тогда он еще не собирался приступать к законной кодификации положений Акдаса - речь шла, скорее, о компиляции, распределении по темам, которое дало бы Бахаи возможность глубже постичь природу законов и заповедей, оставленных Бахауллой Своим последователям. Именно тогда Шоги Эффенди не раз замечал, что ему вряд ли удастся довести начатое дело до конца. Я не придавала его словам  особого значения, поскольку и он, случалось, сгибался под тяжким бременем непрестанной работы, и приписывала их переутомлению в конце длительного изнуряющего рабочего периода, пришедшегося на последние месяцы, проведенные им дома. Они припомнились мне уже после его смерти и заставили задуматься.
В то последнее лето он частенько отправлялся на прогулку в свои излюбленные места в горах, и это тоже не раз припоминалось мне после того, как случилось непоправимое, но тогда я просто радовалась, видя, как радуется он, ненадолго забывая о тяготах и печалях, которыми была полна его жизнь.
Прежде чем настало время возвращаться в ноябре в Хайфу, Шоги Эффенди поехал в Лондон приобрести еще кое-что из обстановки для недавно достроенного здания Архивов, куда после его возвращения должны были перенести все драгоценные исторические материалы, выставленные и хранившиеся в шести комнатах, где прежде размещались архивы. Пока мы были в Лондоне, над Европой разразилась страшная эпидемия азиатского гриппа и нам обоим не удалось избежать болезни. У нас был превосходный врач, которого Хранитель любил и которому доверял, и заболевание протекало не в очень тяжелой форме, хотя несколько дней у Шоги Эффенди была высокая температура. Врач настоял на том, чтобы он не уезжал из Лондона до тех пор, пока температура не будет держаться в пределах нормы хотя бы неделю, на что Хранитель согласился. Несмотря на жар, он много читал, лежа в кровати, и продолжал вести переписку. Болезни ни на минуту не удавалось сковать его активность, хотя он был очень слаб и почти ничего не ел. Прошла неделя с тех пор, как он ощутил первые признаки недомогания, и он вновь с головой погрузился в работу над последней из своих замечательных карт, которую называл «серединная точка Десятилетнего Похода». Он попросил меня, чтобы в комнату перенесли большой стол, и, разложив на нем карту, часами трудился над ней, сверяясь со мной относительно различных цифр и данных, отражавших картину Похода во всем мире. Когда я принималась укорять его, что он проводит так много времени за работой, еще не восстановив силы после болезни, и умоляла подождать хотя бы несколько дней, пока самочувствие его окончательно не поправится, он отвечал: «Нет, не успокоюсь, пока не закончу. Осталось только выверить. Добавлю  еще пару имен из последней почты и сегодня же заканчиваю». Работая, он постоянно повторял слова, которые мне так часто приходилось слышать от него в последние годы его жизни: «Это работа меня убивает! Ну что мне делать дальше? Придется все бросить. Нет сил. Посмотри, сколько мне еще нужно дописать. И ни разу не ошибиться!» Когда работа была закончена, он, вконец обессилев, снова лег и, откинувшись на подушки, стал читать отчеты. Из всех уголков мира Бахаи к нему непрестанно стекалось такое количество материалов, что несколько часов  в день уходило только на их чтение, иначе он рисковал навсегда упустить что-то из виду.
Но слишком велик и непосилен оказался жизненный груз, и рано утром 4 ноября у него произошла закупорка коронарных сосудов. Смерть пришла за ним так внезапно и так неслышно, что он умер, даже не успев понять, что душа его возносится в иной мир. Когда я зашла к нему утром, спросить, как он себя чувствует, то не сразу поняла, что он мертв. Глаза его были полуоткрыты, и ни боли, ни тревоги, ни удивления не читалось во взгляде. Он словно бы недавно проснулся и лежал, удобно расслабившись и спокойно обдумывая что-то. Как ужасно он страдал, когда внезапно узнал о смерти деда! И вот теперь тихий голос призвал его в одночасье соединиться с Ним. Теперь пришел черед других пережить муку неожиданной утраты.
В тот страшный черный день беспросветного страданья я просто не могла себе представить, как смогу сделать для других Бахаи то, что в свое время Хранитель сделал для меня и всех нас. Как смогу я сообщить верующим, что Хранитель вознесся? Что же будет с теми старыми, слабыми и больными, для кого эта весть станет таким же ударом, как известие о кончине Учителя для Шоги Эффенди и моей матери? Именно поэтому я немедленно дала телеграмму членам Международного Совета Бахаи в Хайфе: «Возлюбенный Хранитель заболел азиатским гриппом состояние крайне тяжелое попросите Лероя оповестить все Национальные Собрания уведомить верующих горячо молиться божественном заступничестве Веры». Я понимала, что через несколько часов мне придется отпраить вслед за этой телеграммой другую, в которой будет вся правда, но я не могла хоть как-то не смягчить страшный удар. Позднее я снова отправила в Хайфу телеграмму, где сообщала все подробности смерти Хранителя и просила передать их Национальным Собраниям всего мира. Я чувствовала, что такие новости должны исходить из Всемирного Центра Веры:
Шоги Эффенди возлюбленный всех сердец священный залог оставленный верующим Учителем скоропостижно скончался во сне  результате сердечного приступа после нескольких дней болезни. Обратитесь верующим  просьбой хранить самообладание положиться институт Десниц с любовью возведенный недавно упроченный возлюбленным Хранителем. Только внутреннее единство только единство цели может подобающим образом свидетельствовать преданности всех Национальных Собраний верующих ушедшему Хранителю который самоотверженно отдал жизнь служению Вере.
Рухийя

На следующий день, 5 ноября, все Национальные Собрания получили еще одну телеграмму, на этот раз непосредственно из Лондона:
Возлюбленный в сердцах бесценный Хранитель Дела Божия мирно скончался вчера после перенесенного азиатского гриппа. Призываю Десницы Национальные Собрания Вспомогательные Комитеты поддержать верующих помочь вынести тяжкое испытание. Похороны нашего возлюбленного Хранителя субботу Лондоне приглашаются все Собрания Десницы члены Комитетов также следует публично оповестить скорейшей встрече Десниц Хайфе для разработки обращения миру Бахаи касательно планов на будущее. Провести мемориальные собрания субботу.
Рухийя

Волна скорби, которую жто известие вызвало среди верующих во всех концах света, была не менее мощной, чем та, что обрушилась на Бахаи тридцатью шестью годами раньше после столь же внезапной и невосполнимой утраты  - кончины возлюбенного Учителя. Столь же серьезными оказались и проблемы, возникшие в связи с этим событием. По законам Акдаса, защищать которые был поставлен сам Шоги Эффенди, похороны могли проводиться лишь в месте, находящемся на расстоянии не более часа пути от места смерти. Я понимала, что и речи быть не может о том, чтобы нарушить этот закон и перенести останки в Святую Землю. Сколько боли пришлось изведать во время приготовлений к погребению возлюбленного наших сердец на расположенном неподалку от Лондона кладбище - красивом и тихом, окруженном деревьями, в ветвях которых не смолкало птичье пенье. Похороны назначили на 10.30 утра в субботу, 9 ноября. В эти дни Лондон превратился в центр паломничества Бахаи всего мира. Словно притягиваемые мощным магнитом, сюда отовсюду устремлялись послания, раздавались бесконечные телефонные звонки; верующие начали стекаться в Национальный Хазират уль-Кудс, и каждый приносил с собою новую частицу скорби и любви, которые сливались в единое море вокруг застывшей, неподвижной фигуры, вокруг человека с умиротворенным лицом, наконец сложившего с себя всякую ответственность.
Первыми, кто, узнав о страшной новости, поспешили ко мне, были мои товарищи - Десницы Дела. К жившему в Лондоне Хасану Блюзи я обратилась сразу же после первых страшных минут, проведенных мною утром в комнате Шоги Эффенди. Он вскоре приехал, чуть позже появился Джон Ферраби, тоже живший в столице. Вечером того же дня из Рима прибыл Уго Джакери, а назавтра из Хайфы прилетела Милли Коллинз, за столькие годы привыкшая быть рядом со мной в самые тяжелые и ответственные минуты. Одна из Десниц, Адельберт Мюльшлегель, который, к счастью, по профессии был врачом, прибыл из Германии вместе с Германом Гроссманов после телефонного разговора, в котором я спросила его, не сможет ли он приехать, чтобы обмыть останки Хранителя. Мои друзья и товарищи разделили со мной тяжкий груз хлопот, заверив, что будет сделано все  возможное, чтобы каждый верующий подобающим образом мог выразить свое чувство уважения, благодарности и любви. Шли дни, и все новые и новые Десницы прибывали с разных континентов - великое утешение для меня, друг для друга и для верующих. Накануне похорон Шоги Эффенди мы, Десницы, собрались, чтобы распределить обязанности, и это было первое из многочисленных собраний, которые следовали одно за другим по мере того, как поход Шоги Эффенди - год от года, от победы к победе - близился к триумфальному завершению, на которое он надеялся и которое предвидел.
Наконец день последнего прощания настал, сотни верующих последовали за гробом Хранителя, сопровождая похоронный кортеж из шестидесяти автомобилей, медленно двигавшихся в сторону Большого Северного кладбища Лондона. Тем из прибытия уже дожидалась толпа верующих - практически  вся Община  Великобритании собралась в Лондон, чтобы отдать дань уважения священным останкам Хранителя, которые Господь, руководствуясь неким таинственным замыслом, предпочел доверить земле их родины. Гора ярких цветов усыпала могилу, затем был вынесен катафалк с гробом Шоги Эффенди; безмолвная потрясенная толпа стояла кругом, головы низко опущены, слезы тели по лицам. Погребальная служба состоялась с простой, но величественной кладбищенской часовне, не относившейся ни к какому вероисповеданию, слишком маленькой, для того чтобы вместить всех верующих. Моя заметка, несколько месяцев спустя опубликованная в материалах «Кончина Шоги Эффенди», пожалуй, лучше всего передает происходившее:  «Гроб с телом Великого Хранителя внесли внутрь часовни и поставлии на укрытое мягким зеленым покрывалом возвышение катафалка. Часовня была переолнена, и многим пришлось остаться за дверями. Все стояли не шелохнувшись, пока по-арабски пели дивной красоты молитву, которую Бахаулла заповедал читать над мертвыми. Затем друзья из Европы, Африки, Америки и Азии - негры, евреи и арии - прочитали еще шесть молитв и отрывки из Писаний на английском и персидском.
Когда гроб вынесли и снова поставили на катафалк, торжественная процессия друзей медленно прошла вслед за ним путь длиною в несколько сот ярдов, отделявшй часовню от могилы.
Пока все молча стояли, ожидая, когда гроб опустят в могилу, Рухийя-ханум чувствовала, как скорбные переживания окруживших ее людей смешиваются с ее великой скорбью. Он был их Хранителем. И вот он навсегда скрывался от них, внезапно вырванный из их рядов по непреложному соизволению Господа, Чью Волю не вправе оспаривать никто из людей. Стоящим в задних рядах было не видно его, они даже не могли приблизиться к гробу.Тогда Рухийя-ханум решила объявить, чтобы, перед тем как гроб опустят в могилу, те из друзей, кто захочет этого, мог подойти к нему и воздать дань последнего уважения. Более двух часов верующие, прибывшие с Востока и Запада, рядами проходили мимо, прощаясь с телом. Большинство, опустившись на колени, прикладывалось к ручке гроба. Поистине, в истории не часты случаи такого проявления любви и скорби. Дети, вслед за матерями, преклоняли свои головки, старики рыдали, традиционная англо-саксонская выдержка - привычка никогда не обнаруживать свои чувства на людях - изменяла людям, сердца которых скорбь жгла раскаленным добела железом. Утро стояло мягкое, солнечное; то и дело начинал накрапывать ласковый дождик, и капли падали на гроб, словно сама природа была не в силах сдержать слез. Некоторые клали небольшие флаконы с персидским розовым маслом в изголовье гроба; кто-то нерешительно положил красную розу - безусловный символ преданного сердца; кто-то, не в силах видеть капли дождя на исполненном благодати и тайны лице, встав на олени, робко пытался стереть их; третьи уносили, крепок зажав в руке, щепотку земли, взятую рядом с гробом. Слезы, поцелуи и торжественные молчаливые клятвы изливались на того, кто при жизни всегда называл себя "истинным братом" всех верующих. В самом конце потрясенной скорбью процессии к гробу приблизилась Рухийя-ханум и на мгновнеие преклонила колени для молитвы. Затем она накинула на гроб зеленый покров, поверх него положила расшитую синим и золотым парчу из Усыпальницы бахауллы и свежесрезанные благоухающие ветви жасмина. Затем бренные останки того, кого Абдул-Баха назвал "самой блистательной, несравненной и бесценной жемчужиной, воссиявшей в глуби Двух Морей", медленно пустили в устланную ветвями вечнозеленых кустарников, усыпанную цветами могилу, где они навеки упокоились на ковре из Святой Усыпальницы в Бахджи».
Так - почтительно и благоговейно - расставались Бахаи с прахом благословенного внука Абдул-Баха.
Во все время похорон на гробе лежал большой букет красных и белых цветов, который я специально заказала и в который положила записку, как мне казалось, выражавшую чувства тех, кто, единственные, имели право от своего имени возложить этот благоуханный символ: «От Рухийи и всех, кого ты любил и кто любил тебя, чья душа ныне исполнена скорби». Когда наконец водрузили могильный камень, я положила букет на него, и тысячи и тысячи цветов от Бахаи всего мира, словно волны многоцветного моря, окружили могилу пышным ковром благоуханных соцветий.
Когда похороны закончились, всех верующих мира Бахаи оповестили о проведении мемориальных собраний:
Возлюбленный Хранитель соответствии законами Акдаса после впечатляющей церемонии которой участвовали многие верующие востока запада представлявшие более двадцати пяти стран ныне покоится одном из красивейших кладбищ Лондона. Скоропостижная кончина уверению врачей не причинила страдания благословенный лик запечатлен выражением бесконечной красоты мира величия. Восемнадцать Десниц присутствовавших похоронах просят Национальные Органы уведомить верующих  проведении мемориальных собраний восемнадцатого ноября в честь лучезарного божественного руководства которого мы лишились после тридцати шести лет непрестанной бдительности самопожертвования трудов.
Рухийя

В 1958 году, из того же ослепительно белого каррарского мрамора, который он сам выбрал для памятников своим знменитым родственникам в Хайфе, на могиле Хранителя было установлено надгробие - простое, какое, думаю, одобрил бы и он сам. Коринфскую капитель мраморной колонны венчает изображение земного шара с развернутой к зрителю рельефной картой Африки - ибо что как не одержанные на этом континенте победы доставили ему такую радость в последний год его жизни? - а над земным шаром раскинул крылья большой позолоченный бронзовый орел, точная копия прекрасного японского изваяния, которым он всегда так восхищался и которое держал у себя в комнате. И не найти лучшей эмблемы, чем этот символ победы, чтобы украсить место последнего пристанища того, кто сам одержал столько побед, ведя за собой войко последователей Бахауллы в их беспрестанных походах на всех пяти континентах планеты.
Невзирая на все испытания, с твердостью алмазного резца наметив, по словам самого Хранителя, «сложные очертания будущего Административного Порядка, заложив его основы, создав его механизм и приведя его в действие»; обеспечив вемирное распространение и всемерное упрочение Дела Божия благодаря применению принципов Божественного Предначертания Абдул-Баха; возведя Веру Бахауллы на вершины, каких она не достигала прежде, благодаря редкому сочетанию отважного дерзновения и мудрого расчета; продвинув труд, доверенный ему Господом, насколько то позволяли его слабеющие силы; с душой, покрытой шрамами бесчисленных личных нападок, которым он подвергался во все годы своего служения, - Шоги Эффенди оставил свое поприще. Человек, «познавший скорбь и неизреченную горечь несбывшихся надежд, вкусил покоя». Хранитель, которого Абдул-Баха в Своем Завещании назвал «первой ветвью Божественного и Священного Древа Лотос», который благодаря положениями Его Последний Воли пустил глубокие корни в душах и сердцах верующих после кончины Учителя, навсегда остался тем, кто «искал убежище в его сени, которую он раскинул над всем человечеством».

Для того, чтобы составить связную картину того, что Шоги Эффенди называл первой эпохой в развитии Божественного Предначертания Абдул-Баха, эпохи начало которой он объявил в 1937 году, которая должна была закончиться в 1963  и включала "три последовательных" похода, следует обратиться назад, изучив его писания хронологически, поскольку в них ясно отразилось движение  его мысли и возниконвение графика, лежащего в основе осуществления его планов.  Сразу после кончины возлюбенного Учителя главной целью жизни Хранителя стало исполнение Его желаний и завершение Его трудов. Божественный План, задуманный Им в один из наиболее мрачных периодов в истории человечества, был, по утверждению Шоги Эффенди, "уникальным и великим замыслом Абдул-Баха", воплощенным в Его Скрижалях к Бахаи Соединенных Штатов и Канады, который "на много поколений вперед теснейшим и неисповедимым образом сплетал воедино" судьбы всех  последователей Бахауллы североамериканского континента; целых двадцать лет, пока в резльтате медленно возникавшего Административного Порядка не была создана "система его эффективного осуществления", проблемы, связанные с Планом Абдул-Баха, пребывали в состоянии неопределенности. Мы склонны забывать, какое значение придавал Хранитель этому фундаментальному замыслу, поэтому обратимся к его собственным словам. В самом начале первого Семилетнего Плана, в 1939 году, он писал Американской Общине: "Используя все находящися в их распоряжении ресурсы, они способствуют росту и упрочению того первопроходческого движения, ради которого и был изначально создан весь механизм их Административного Порядка". Восемнадцать лет спустя взгляды Шоги Эффенди в этой связи совершенно не изменились: в августе 1957, незадолго до своей кончины он пишет одному из Европейских Национальных Собраний: "Успехи в деле крайне важной учительской работы и жизненно необходимого процесса обращения отдельных верующих, ради которых и был создан тщательно отработанный механизм Административного Порядка, оставляют желать много лучшего".
Именно Хранитель создал этот "тщательно отработанный механизм" с помощью добровольны- орудий, которых он нашел в лице сероамериканских верующих, на лету схватывавших его мысль, беспрекословно подчинявшихся его командам и всегда спешивших испонить его распоряжения. Именно Хранитель, один, обладал божественным и непререкаемым правом напрвлять воинства света Бахауллы в их битве с силами тьмы. "Скоро, - писал Он, - Порядок дня сегодняшнего упразднится и новый придет ему на смену". Этому Порядку суждено было поколебать уклад мира, до сей поры известного людям. Отпрыск Бахауллы и Абдул-Баха оказался в силах не только уловить оттенки Их мысли, но и организовать Их  мысли, но и организовать Их учения и Их последователей.
Если мы правильно подойдем к событиям 1937 года, произошедшим в начале первого Семилетнего Плана, то увидим, как Шоги Эффенди на сороковом году жизни, подобно боевому генералу армии североамерикнских бахаи, выступил в поход за духовное завоевание западного полушария. В то время как другие полководцы, знаменитые в глазах всего мира, вели за собой огромные, сеющие разрушение армии, развязывали неслызанные по жестокости сражения в Европе, Азии и Африке, этот безвестный генерал, непризнанный и никем не воспетый, трудился над замыслом кампании, несущей жизнь и имеющей гораздо более далеко идущие последствия. Тех вдохновляли на битву национальная рознь и амбиции, его - любовь и самопожертвование. Те боролись за сохранение отмирающих понятий и ценностей, за устаревший порядок вещей. Он - боролся за будущее, а наступление  сияющего века мира и единства, за единое мировое мировое общество и Царствие Божие на земле. Их имена и сражения, в которых они участвовали, были скоро забыты, но имя Шоги Эффенди и слава его растут день ото дня, и величие его побед никогда не будет забыто. Светило его гения и достижений не померкнут еще тысячу лет, озаряя мир как часть Завета Бахаи.
Обозревая поразительный объем жизненного материала, связанного с Планами Хранителя, не станем забывать, что, хотя первое организованное применение Духовного Наказа Абдул-Баха американскими верующими  - заметим также, что этот термин относится не только к верующим Соединенных Штатов, но и к Бахаи всей Северной Америки, - приходится на начало первого Семилетнего Плана, он был уже поддержан группой набожных америкнаских последователей Веры, большинство которых Шоги Эффенди называл "женщинами-первопроходцами", мгновенно откликнувшимися на "Скрижаль о Божественном Предначертании", представленную на Одиннадцатый Ежегодный Съезд Бахаи в Нью-Йорке в 1919 году, после чего влияние Скрижали распространилось на Австралию, самые северные столицы европейских государств, на страны Центральной Европы, Балканский полуостров, достигло берегов Африки и Латинской Америки, некоторых стран Азии, а также островов Таити и Тихого океана. На протяжении тридцати шести лет Шоги Эффенди никогда не забывал деяния этих благочестивых душ, постоянно упоминая их в обращениях, посланиях и письмах. Однако он ясно давал понять что подобные "миссионерские" предприятия американских бахаи, зачастую приводившие их на другой конец света, носят "пробный", "несистематический" характер. С началом первого Семилетнего Плана начиналась новая эпоха.
Когда Божественное Предначертание окончательно исполнится - мы не знаем. С огласно легенде там, где радуга касается своим концом зесли, закопанд золотой клад, так что вполне возможно, что конец нашей славной радуги уходит в Золотой Век нашей Веры. Значению Божественного Плана Хранитель посвятил бесчисленное множество страниц. Он писал, что это "самое масштабное духовное начинание в олозримом прошлом"; "самое могучее средство развития Всемирной Административной Системы"; "первостепенно важный фактор зарождения и расцвета Миропорядка на Востоке и Западе". В руки американских верующих, "привилегированных адресатов этих эпохальных Скрижалей", "авангарда глашатаев Порядка Бахауллы", Провидение дело ключ осуществления Божественного Предначертания", с помощью которого они отомкнут дверь, ведущую к исполнению их непредставимо славной судьбы. Если они последовательно воплотят этот План Учителя в разных его фазах, то, уверял их Шоги Эффенди, он приведет их в Золотой Век Веры, где свершится обетование Абдул-Баха и они взойдут "на престол вечного господства", когда "вся земля" будет "полниться молитвами" об их "величии и торжестве".
Для Шоги Эффенди все было ясно: существовал единый План, все остальное были новые и новые планы! После начала первого Семилетнего Плана на протяжении многих лет и в различных частях света появлялись свои планы - Девятнадцатимесячный, Двухлетний, Трехлетний, Сорокапятимесячный, Четырех с половиной годовой, Пятилетний, Сорокапятимесячный, Четырех с половиной годовой, Пятилетний, Шестилетний и другие; но независимо от того, был ли он сам их инициатором или же они спонтанно возникали в среде бахаи, он всегда четко представлял их место в общей картине. Существовала Богоданная Миссия, заключенная в Богоданном Наказе, доверенном американским верующим; эта Миссия была уготована им от рождения, но исполнить ее они могли, только повинуясь наставлениям Учителя, Его "Скрижали о Божественном Предначертании", и одерживая победы во всех походах: все прочие планы, писал Шоги Эффенди в 1949 году, есть не что иное, как дополнения к тому обширному предприятию, чьи черты были обрисованы в тех же Скрижалях и которые, по самой их природе, следует рассматривать как местные по масштабу в противопложность всемирному характеру Миссии, доверенной общине первострителей Миропорядка Бахауллы и глашатаев цивилизации, которую этот Порядок в конечном счете учредит".
Если сравнивать Шоги Эффенди с полководцем, то его штабом несомненно было Американское Собрание; оно получало указанря непосредственно от него, и отношения между обоими установились самые проникновенные и исполненные духа взаимопонимания. Но он никогда не забывал, что славу войска составляют солдаты, "рядовые" как он безошибочно называл их. Он не уставал взывать к ним, вдохновлять их и напоминать, что каждый североамериканский верующий несет прямую ответственность за успех или неудачу Плана. Зная склонность человеческой натуры уклоняться от поставленной цели, он постоянно повторял им, какие задачи уже предприняты, какая ответственность лежит на них, в чем состоят непосредственные нужды. Когда очередной поход близился к завершению, а успех на определенных направлениях оставался под вопросом - его призывы звучали настоящим крещендо, и, повинуясь им, Бахаи одерживали очередную победу. Когда перечитываешь его обращения к американским верующим за тридцать шесть лет, возникает почти реальное ощущение, что он жил бок о бок с ними. Конечно, и они жили, пусть даже не ведая об этом, в его жизни, его мыслях, молитвах, планах - его тревогах и заботах. И, пусть это послужит им в утешение, они принесли ему много радости, подарали немало надежды и никогда не повергали его в отчаяние. Пусть память о них останется непорочно чистой.
Шоги Эффенди, в каком-то смысле очень похожий на вулкан перед извержением, нередко обнаруживал себя предварительными толчками. В 1933 году он дает телеграмму Американскому Съезду, привлекая его внимание к тому, какое огромное значение имеет в данный момент пробуждение сил, которые  провозгласят начало эры, чье сияние "должно затмить Героический  Век нашего возлюбленного Дела... в которую Горний Сонм ожидает их". Более конкретно звучат строки его послания Бахаи, собравшимся в  1935 году, чтобы отпраздновать  завершение купола Храма: "Пробил новый час... он призывает  к систематическим общенациональным усилиям в поддержку учительской работы..." Десять месяцев спустя его обращение звучит еще более категорично, почти пророчески - холодное дыхание надвигающеся войны чувствуется в нем: "Новая стадия постепенного развертывания Периода Строительства нашей Веры, в которую мы только что вступили - этап усиленной учительской деятельности, - совпадает с мрачным периодом охватившего весь мир бессилия, нарастающего распада и повсеместного разочарования в судьбах обветшавшего века". В своей телеграмме к Съезду 1936 года он говорит о том, что нельзя терять драгоценные  возможности современного момента, требует еще раз обдумать "исторический призыв, провозглашенный Абдул-Баха в Скрижали о Божественном Предначертании" и решили, как обеспечить его "полное выполнение", в  момент когда человечество "приближается к опаснейшей грани своего существования". Конечно строки послания - жемчужина, которая давно уже зрела в сердце Хранителя: "Во имя Господа каждый штат Американской республики каждая республика американского  континента ныне в конце этого славного столетия да проникнется светом Веры Бахауллы воздвигнет структурную основу Его Миропорядка". Итак, путь перед нами был открыт! Прозвучал салют в честь начала Божественного Плана!
Перед новым Семилетним Планом стояла "триединая задача": первое - закончить внешнюю отделку первого Машрик уль-Азкара в западном мире; второе - учредить по одному местному Духовному Собранию в каждом штате Соединенных Штатов Америки и в каждой провинции Канады; третье - создать по одному центру в каждой латиноамериканской республике, "чье вступление в Братство Бахауллы", как писал Шоги Эффенди, "было изначально предусмотрено Планом". Каждая нация западного полушария должна была "органично войти в ткань победносного Порядка Бахауллы", и Хранитель указывал нам, что двадцать независимых латиноамериканских республик "составляют примерно одну треть всего числа суверенных мировых государств" и что План представлял собой не что иное, как "многосложную двуединую кампанию, которая должна разворачиваться одновременно в Северной и Латинской Америке".
Не прошло и двух лет после начала этого исторического учительского движения, как в Европе разразилась война; прошло еще два года - и уже Соединенные Штаты, а практически и вся планета, были вовлечены в военное противостояние. Семилетние военные действия происходили на фоне тяжелейших страданий и самой мрачной угрозы, когда-либо нависавшей над Новым Светом. Усилия, которые Шоги Эффенди прилагал, чтобы следить за выполнением первого Плана Божественного Предначертания, вдохновлять и руководить его осуществлением, кажутся невероятными. Одно за другим он отправлял послания Национальному Духовному Собранию Бахаи Соединенных Штатов и Канады. В 1937 году он уведомил их, что осуществление Двойных предприятий  этого Плана озарит заключительные годы Первого Века Бахаи "светом не менее ослепительным", "чем те бессмертные деяния, которые возвестили о рождении и начале Героического Века Веры". В 1938 году он сообщает им, что "тьма, сгущающаяся над Старым Светом", придает их трудам "безотлагательность и важность", которые невозможно переоцинить. Латиноамериканская кампания стала "одной из наиболее славных глав в международной истории Веры, и от ее успеха зависит успех будущих Планов. Она знаменовала, тепелеграфировал он, "долгожданное открытие всемирной миссии, составляющей великое наследство Абдул-Баха Общине Бахаи Северной Америки". Она явилась не чем иным, как "прелюдией Первого Действия той величественной Драмы, основной темой которой служит духовное завоевание восточного и западного полушарий". И однако все это следовало считать "лишь началом, пробой силой, первой ступенью еще более грандиозного похода".
По истечении двух лет работы над Планом, когда внешняя отделка Храма стала продвигаться вперед вполне удовлетворительными темпами, а ряд пламенных обращений Хранителя (равно как и его пожертвование девятисот  фунтов, которые он чувствовал "настоятельную необходимость" и был "горд" внести на учреждение девяти постоянных первопроходческих  поселений в штатах и провинциях Северной Америки, где и прежде не существовало (заверил, что все предварительные шаги на домашнем фроне успешно предприняты, - Шоги Эффенди взмахом руки направил свои войска вдоль побережий и на острова Центральной Америки, следуя, как он выразился в телеграмме, "методическому продвижению по линиям, начертанным пером Абдул-Баха". Несмотря на груз собственных забот, он уведомил друзей о своем желании лично поддерживать контакт с первопроходцами Северной, Центральной и Южной Америки. Что эти письма значили для, как он выражался, "поддержки разобщенных первопроходческих постов, широко разбросанных по необъятным площадям обеих Америк", в полной мере может судить  лишь тот, кто сам получал их, но, я полагаю, что этот и более поздние походы вряд ли имели бы успех без связи, которую Хранитель поддерживал с верующими. Исходящая от него любовь, доброе, понимающее слово заставляло их удерживать свои позиции. Многие до сих пор стойко удерживают их благодаря письмам с подписью "Истинно ваш брат, Шоги".
Через год после вспышки "всемирного пожара", чье опустошительное пламя, как писал Шоги Эффенди, занявшись на Дальнем Востоке, теперь полыхало над Европой, Африкой и угрожало не только Всемирному Центру, но даже Америке - "главной цитадели Веры", как он определил ее, - всего лишь две латиноамериканские республики еще могли принимать первопроходцев. Обитатели "последней Цитадели", безусловно, исполняли свой долг - "нести священное пламя во все республики западного полушария" - самым подобающим образом. В Персии верующие по-прежнему подвергались преследованиям; в России Вера была подавлена, а национализированному Храму угрожала  опасность; в Западной, Юго-Восточной и Центральной Европе бахаи репрессировали, а в Германии движение было полностью запрещено; в Северной Африке  верующие становились объектами фанатичных религиозных нападок; распространение военных действий поставило сам Всемирный Центр под весьма серьезную угрозу. Не удивительно, что Шоги Эффенди писал американским верующим, что "Надежды и чаяния огромного числа верующих Востока и Запада, старых и молодых, свободных и угнетаемых", целиком зависят от "успешного свершения" их трудов! Не удивительно, что он призывал их "дерзать, быть стойкими, не бояться жертв, бестрепетно и несгибаемо переносить все трудности до самого конца"! Не удивительно, что он заверял их: "Величие их задачи поистине соизмеримо со смертельными опасностями, которые отовюду грозят их поколению. По мере того как тьма сгущается над терпящим крах миром, сияющие очетрания их искупительной миссии делаются все отчетливее день ото дня. Симптом охватившей весь мир болезни - смятение - поразило  современное общество, и в то время как всемирной религии суждено укрепляться, мир неизбежно придет к катастрофе, из которой родится сознание всемирного братства, сознание, которое одно лишь может стать соответствующей основой для организации всемирного единства, от которого необходимо зависит длительный мир во всем мире, мир, который, в свою очередь, положит начало всемирной цивлизации, наменующей наступление века единой человеческой расы". Американских верующих, говорил он, "пробудило к действию зрелище медленно разлагающейся цивилизации". Если бы он не выразил им в словах, воспламенивших их воображение, характер их ответственности за состояние мира, они не пробудились бы к столь грандиозным свершениям.
Если мы оглянемся на славные и страшные годы последней войны, успешное завершение первого Семилетнего Плана может поистине показаться чудом. В то время когда число обитателей Европы и Азии сокритилось почти в десять раз, когда неслыханные  опасности угрожали Всемирному Центру буквально отовсюду, когда Соединенные Штаты и Канады оказались втянутыми в мировой конфликт со всеми сопутствующими бедствиями, ограничениями и вспышками жестокости и ненависти, - горстке людей, бедных ресурсами, но богатых верой, не имеющих достаточного престижа, но в преизбытке наделенных решимостью, удалось не только вдвое увеличить число Собраний Бахаи в Северной Америки и обеспечить существование по крайней мере одного в каждом штате Федерации и каждой провинции Канады, но и завершить исключительно дорогостоящую отделку Материнского Храма на шестнадцать месяцев раньше намеченного срока, и не только образовать сильную группу Бахаи в каждой из двадцати латиноамериканских республик, но и пятнадцать Духовных Собраний по всей территории. В заключительные месяцы Плана Шоги Эффенди отважно штурмовал последние невыполненные задачи во главе своего доблестного небольшого войска, охваченного порывом такого вдохновения, что оно едва ли чувствовало груз усталости, легшей ему на плечи за семь лет непрерывной борьбы. Солнце второго Века Бахаи взошло в победном сиянии. Обратившись к своем когортам, Шоги Эффенди сказал, что он и весь мир Бахаи испытывают перед ними такую благодарность, которую невозможно "ни выразить, ни описать". Стоит  ли удивляться его словам о том, что эта община "ярко демонстрировала свою способность справиться даже с такими сверхчеловеческими задачами, какие были на нее возложены".
За двадцать лет под руководством Шоги Эффенди, по его эскизу Бахаи выткали ковер трех великих Походов, пришедшихся на годы его служения. Среди многокрасочных сцен кипучей работы, разнообразной и осуществлявшейся по всему земному шару, можно различить три блистающих золотых оси - три великих Столетних Годовщины, исторические вехи, к которым он  протягивал нити своих планов, которые возвращались к нему в виде еще более великолепных узоров. Первая из этих Столетних Годовщин - 23 мая 1944 года. Волею Провидения подавляющая часть общин Бахаи за все годы войны не потеряла связи с Хранителем и Всемирным Центром и, невзирая на то, что театр военных действий разрастался, подобно злокачественной опухоли, уцелела в огне сражений. Чудесным образом война не затронула Персию, Ирак, Египет, Индию, Великобританию, Австралию, Новую Зеландию и западное полушарие. Общины этих стран, каждая в соответствии с преобладавшими внутренними обстоятельствами, приступили к празднованию славной столетней годовщины Провозглашения Баба, которое одновременно явилось началом цикла Бахаи и днем рождения Абдул-Баха.
Несмотря на то, что персидские верующие не могли подобающим образом, всенародно отметить первую столетнюю годовщину Веры, свет которой озарил землю их родины, это не означает, что памяти блаженного Баба не были возданы должные почести. Сам Хранител, исполненный нежных чувств к постоянно гонимой общине, дал национальному органу подробные руководства относительно того, как подобает отметить это славное событие; его специальному представителю, Дженаби Валиулле Варка, Наместнику Хукука, было поручено возложить в комнате дома в Ширазе, где Баб провозгласил Свою Миссию, дорогой шелковый ковер - приношение самого Шоги Эффенди в два часа одиннадцать минут после захода солнца, сто лет спустя после того, как в этой комнате Баб открыл Свое Положение Мулле Хусейну, здесь должны были собраться члены Национального Собрания и Ежегодного Съезда; от имени Шоги Эффенди членов Национального Собрания попросили простереться у порога этого священного места, после чего следовало прочесть первую суру Кайум уль-Асмы. Затем были зачитаны отрывки из Послания Хранителя Бахаи Востока, в которых он восхваляет Баба и значение событий, произошедших в этом святом месте сто лет назад.
Североамериканская Община Бахаи отмечала в этот день еще одну годовщину - пятьдесят лет провозглашения Веры в Западном мире. Как всегда дальновидный и верный своим методам, Шоги Эффенди в ряде посланий, обращенных им к североамериканским бахаи в течение 1943 года, недвусмысленно дал поянть что ждет от них достойного празднования этого события, объясняя, почему он хочет, чтобы торжества прошли на высоком уровне: своими "масштабами и величием" они должны были "в полной мере возместить трудности, которые приходится переживать многим общинам в Европе и по всему миру, даже на родине Бахауллы, а также воздать подобающую дань уважения их возлюбленной Вере в столь славный час в ее истории". Проведенные в Америке торжетсва, писал он, должны увенчать не только труды Американской Общины, но и неустанную работу всех их собратьев на Востоке и Западе.
Празднованию Столетия должна была предшествовать общенациональная широковещательная кампания, направленная на распространение Послания Бахауллы, дабы средствам прессы, радио и всевозможных публикаций ознакомить общественность с целями и задачами Веры, а также с деяниями ее героев, мучеников, учителей, с достижениями ее первопроходцев и администраторов, и объяснить природу ее учреждений. На местном и национальном уровне, на лекциях, конференциях, банкетах и встречах с видными людьми верующие должны были всячески подчеркивать жизнеутверждающий характер этого Праздника.
Вершиной радостных торжеств должен был стать Столетний Всеамериканский Съезд, на который были приглашены делегаты не только от Соединенных Штатов и Канады - впервые за всю историю они избирались Государственным и Провинциальным Съездами при участии всех верующих, а не общинами, где имелись местные Собрания, - но и по крайней мере один представитель от каждой латиноамериканской республики. Ровно в час провозглашения баба торжественная благодарственная церемония намечалась в Храме: на ней на обозрен священного собраня были представлены - миниатюрный портрет Баба, с которым Шоги Эффенди расстался впервые в жизни, а также специальные подарки Хранителя победоносной и горячо любимой Общине; влсед за церемонией был намечен публичный митинг, посвященный памяти Баба и Абдул-Баха. Ничто, как и предсказывал Хранитель, не омрачило "триумфального завершения первого, самого блестящего века Эры Бахаи". Схожие, хотя и не столь пышные собрания, проводились и в других странах. Завершение международных торжеств, по словам Шоги Эффенди, знаменовало конец первой эпохи Века Строительства Веры, продлившейся с 1921 по 1944 год.
Конец одного века и начало другого - подходящий момент, чтобы подвести некоторые итоги развития мира Бахаи. Всякому, кто пожелал бы оценить труды Хранителя, пришлось бы столкнуться с такой лавиной материалов, что, пожалуй, нелегко было бы разобраться в его многочисленных и разнообразных достижениях. Он был не только великим творцом жизненных фактов, но и одаренным, увлеченным статистиком, и мог ярко, драматично избразить любое событие. Но разве не в этом и самая суть жизни - суметь найти интерес в том, что стороннему поверхностному наблюдателю может показаться обыденным и скучным?
В 1944 году в Хайфе Шоги Эффенди опубликовал небольшую, в двадцать шесть страничек брошюру под названием "Вера Бахаи, 1844-1944", со скромным подзаголовком  "Статическая и сравнительная информация"; в 1950 году Издетельский Комитет  Бахаи в Соединенных Штатах опубликовал расширенный  вариант той же брошюры (дополнительный материал так же предоставил Шоги Эффенди), объемом в тридцать пять страниц, с картой; на титульном листе значилось: "Составлено Шоги Эффенди, Хранителем Веры Бахаи". В 1952 году Шоги Эффенди представил новые материалы, и по его просьбе Британское и Американское Национальные Собрания вновь публиковали эту брошюру, сохранив название, однако объем ее увеличился вдвое, и теперь она охватывала период с 1844 по 1952 год.  На сей раз Шоги Эффенди снабдил издание новым подзаголовком: "Международный Десятилетний План Учительской и Консолидационной Работы".
Рассматривать эту тему во всех подробностях представляется невозможным. С другой стороны, полностью обойти ее молчанием - несправедливо по отношению к работе, которой на протяжении более тринадцати лет Хранитель уделял столько времени и внимания. Столь свойстенная большинству людей способность ошибаться, их непрофессионализм, позволяют догадываться о том, каких сверхъестественных усилий стоило Шоги Эффенди собрать всю эту статистику. Скольких же усилий потребовало тогда воплотить в жизнь многое из того, что нашло в ней отражение! Собираемые им сведения были всегда самыми свежими и актуальными; в дни незадолго до кончины он не переставал вносить в маленькую записную книжку, лежавшую на столе в его спальне, новые данные. Помню, как однажды он с улыбкой сказал мне, указывая на книжку: "Пнимаешь ли ты, что в ней - весь мир Бахаи?"
Чтобы лучше вникнуть в эту статистику, следует прежде уяснить, что стояло для Шоги Эффенди за этими цифрами. Нельзя спорить с фактами; можно ниспровергать идеи, развенчивать дешевую демагогию, приуменьшать значение исторических событий, но когда человеку поккзывают черным по белому зафиксированную сумму, истраченную на то-то или то-то, сообщают, что недавно были узаконены еще семь Национальных Собраний Бахаи, что обряд брагосочетания Баъаи включен в законодательные акты пятнадцати штатов, или когда он читает перечень африканских племен, обращенных в Веру, список языков, на которые переведены ее учения, - он волей-неволей вынужден признать, что эта Вера - нечто вполне реальное. Факты были той артиллерией, с помощью которой Шоги Эффенди мог защищать Веру от врагов, факты не только придавали бахаи дополнительный запас мужества, но и вдохновляли их на новые усилия.
Одним из самых дорогих, самых главных для него списков был тот, в котором отразилось победное распространение Дела, доверенное ему Абдул-Баха в 1921 году. В рубрике "Страны, открытые Верой Бахауллы" он помечает: за годы служения Баба - 2: за годы служения Бахауллы - 13; за годы служения  Абдул-Баха - 20. Любопытно в очередной раз убедиться в том, насколько методичен он был по натуре: так, в брошюре 1944 года на Служение Бахауллы приходится лишь десять. Почему же в брошюре, изданной в 1952, Шоги Эффенди отечает тринадцать? Пакистан стал суверенным государством, а две территории царской России превратились в четыре республики Советского Союза - таким образом три единицы прибавились к периоду Бахауллы, и никуда иначе отнести их было нельзя. Вся эта статистика дает завораживающую картину распространения нашей Веры. Используя доступные мне материалы, продолжу ее вплоть до кончины Хранител. В период с 1844 по 1921 год (учитывая суверенные государства, подмандатные территории, протектораты и колонии) Вера утвердилась еще в тридцати пяти странах. С 1921 по 1932, за одиннадцать лет, к ним прибавились еще пять; с 1932 по 1944 - тридцать восемь за двенадцать лет; с 1944 по 1950 - двадцать две за шесть лет; за 1950-51 добавилось шесть; за 1951-52 - двадцать две; за 1952-53 прибавлений не было; за один только год, с 1953-54 добавилось сто стран - достижение, о котором Шоги Эффенди писал: "наиболее важная и впечатляющая цель Десятилетнего Плана, в сущности, была достигнута еще до каонца первого года этого поразительного десятилетнего предприятия". С этого момента для Бахаи, казалось бы, начинается дефицит еще не завоеванных стран! Тем не менее, с 1954 по 1057 добавилось еще двадцать шесть. Когда Шоги Эффенди стал Хранителем, число их равнялось тридцати пяти, к моменту его кончины их насчитывалось двести пятьдесят четыре - двести девятнадцать добавилось благодаря его дальновидности, решительности, а также самоотверженным усилиям рассеянных по всему миру, полных энтузиазма верующих.
Хотя не имеется точной статистики в отношении многих мест мира, где проживают Бахаи, этих "очагов тепла и целительного света всепобеждающего Откровения", как называл их Шоги Эффенди, маловероятно, чтобы в первое столетие Веры число их превышало тысячу. Самые грубые подсчеты показывают, что к 1952 году их насчитывалось около 2.400. Сам Шоги Эффенди приводит такие цифры: 2.500 в 1953 году; около 2.900 - в 1954; никак не меньше 3.200 в 1955; немного менее 3.700 в 1956; 4.500 в 1957, то есть в общей сложности 2.000 мнее чем за пятилетний период.
Общая картина этих данных ясна и впечатляюща. Но какая из ветвей древа Бахаи росла быстрее? Это нашло отражение в опубликованных Хранителем брошюрах. Когда Абдул-Баха совершал свои исторические поездки по Соединенным Штатам и Канаде, в западном полушарии насчитывалось примерно сорок мест, где проживали бахаи. К 1937 году число их достигло трехсот, увеличившись на двести шестьдесят за двадцать пять лет. К 1944 году в Северной Америке было уже тысяча триста центров, за период первого Семилетнего Плана прирост составил одну тысячу. Последняя цифра, полученная Шоги Эффенди в октябре 1957 года была - 1.570. За тридцать шесть лет своего служения Шоги Эффенди, благодаря непрестанным вдохновляющим посланиям и действию последовательно разворачивавшихся планов, удалось увеличить число центров только в Соединенных Штатах и Канаде по крайне мере на полторы тысячи. Список местных Духовных Собраний в Северной Америке впечатляет не меньше: в 1931 году их начитывалось сорок семь; в 1944  - сто тридцать одно, таким образом, за тринадцать лет число их выросло на восемьдесят четыре - большая часть добавилась в результате широкой кампании, связанной с первым Семилетним Планом. К 1952 году их было сто восемьдесят четыре, а в апреле 1957 общее число достигло двухсот четырех.
В 1944 году Шоги Эффенди опубликовал первые статистические данные по Латинской Америке: пятьдесят семь центров и пятнадцать Собраний; к 1950 году было уже семьдесят центров и тридцать пять Собраний. К моменту его кончины число центров увеличилось до ста тридцати семи, Собрани - допятидесяти двух. В брошюре за 1921-1944 год он приводит цифры по Индии (включая и ту часть, которая позднее стала Пакистаном) и Бирме: шестьдесят шесть центров и тридцать одно Собрание; к 1957 году цифры выросли: соответственно - сто сорок центров и около пятидесяти Собраний. Из-за постоянно ужесточавшихся преследований всегда было трудно получать точные данные из Персии, однако в 1952 году Шоги Эффенди публикует следующие цифры: шестьсот двадцать один центр и двести шестьдесят Собраний. На островах Антиподов, которым Шоги Эффенди всегда уделял самое пристальное внимание, несмотряна их изолированность от остального мира Бахаи, за годы его служения произошел удивительный прогресс: в 1934 году там было восемь центров в Австралии и Новой Зеландии и три Собрания; к 1950 году число центров возросло до пятидесяти девяти (более 50 за 16 лет), а число Собраний - до десяти; к 195 году так было уже более ста центров и двенадцать или тринадцать Собраний. Цифры по Германии и Австрии, впервые зафиксированный Шоги Эффенди в 1950, составляют - тридцать четыре центра и четырнадцать Собраний (в то время как в предвоенные годы они составляли соответственно пятнадцать и пять); в 1957 гду там было уже более ста тридцати центров и двадцати пяти Собраний.
В связи со сторым Семилетним Планом с брошюре 1950 года появляется новый список, включающий десять европейских стран с соответствующими показателями: тридцать четыре центра и четырнадцать Собраний; к 1957 году это число разрослось до более чем ста десяти центров и двадцати семи или двадцати восьми Собраний. С большой осторожностью Хранитель поместил цифры по Аравийскому полуострову )они не изменились в период с 1950 по 1957 году): десять центров, которым приходилось, пожалуй, труднее всего в мире Бахаи. Египет и Судан, долгое время боровшиеся с предрассудкам ислама, были  занесены в список в 1952 году: тридцать  восемь центров и десять Собраний. В 1956 году Шоги Эффенди объявил, что всего в мире существует девятьсот местных Собраний Бахаи. К 1957 году он уже мог сообщить верующим, что число это выросло до тысячи. Маловероятно, что к моменту кончины Абдул-Баха, в 1921 году, на Востоке и Западе их существовало более горстки. Их создал Шоги Эффенди - по образцу, который оставил ему Учитель.
Помимо создания структурной основы Административного Порядка и обеспечения быстрого распространения Веры, Хранитель уделял особое внимание тому, чтобы литература Бахаи, Хранитель уделял особое внимание тому, чтобы литературы Бахаи, переведенная на различные языки, была доступна населению планеты. На многие переводы и публикации он выделял личные средства; чаще всего, в годы, непосредственно предшествовавшие ее смерти в 1939 году, его помощницей в этой крайне важной работе была Марта Рут. В 1944 году книги Бахаи публиковались  на сорока одном языке; в 1950 к ним добавилось еще девятнадцать; в 1952 это число возросло до семидесяти одного, за два года число языков расширилось на одиннадцать; в 1955 их было уже сто шестьдесят семь, не менее девяноста шести добавилось за три года; к 1957 литература Бахаи печаталась уже на двухсот тридцати семи языках - семьдесят подключилось за два года. Любопытно отметить, что сразу же вслед за перечнем уже опубликованного неизменно следовал список: "Языки, на которые литература Бахаи переводится в настоящее время".
Хранитель не только с готовностью приветствовал присоединение к Вере как можно большего числа этнических групп, но и постоянно побуждал бахаи вступать в контакты с людьми различных национальностей, расширяя внутри общин кардинальный принцип единства в многообразии. Внимание, уделяемое Хранителем этому вопросу, также нашло отражение в его статистических отчетах; заголовки здесь говорят сами за себя: скажем, "Национальности, входящие во Всемирную Общину Бахаи", причем каждая была поименована отдельно. В 1944 году  таких национальностей было 31; в 1955 - около сорока. "Национальные меньшинства и национальностей, с которыми установлен контакт", и в данном случае каждая указана поименно: в 1944 году их было девять, но уже в 1952 число их возросло до пятнадцати - двенадцати, куда входили американские эскимосы и индейские племена. В 1952 году появилась новая рубрика, несмотря на то, что цифры в ней фигурировали довольно незначительные: "Африканские племена в составе Веры Бахаи"; и -гордо -были выписаны названия двенадцати племен. Периодически он продолжал обнародовать рост этих цифр: девяносто -в 1955 году; сто сорок в 1956; сто девяносто семь - в 1957, соответственно за пять лет список пополнился ста восемьюдесятью пятью новыми именами. В 1954 году он известил мир Бахаи, что в одной лишь Уганде насчитывается пятьсот чернокожих верующих (примерно из восьмисот приверженцев Веры на всем континенте), в 1957 - сообщил, что число африканских верующих превышает три тысячи. Его глубокий интерес к национальным вопросам современности, его острое ощущение ценности различных качеств, которыми Господь наделил различные национальности -побуждали его с готовностью делиться тем, что он считал значительными победами на этом поприще. В 1956 году он сообщил, что в тихоокеанском регионе насчитывается сто семьдесят центров Бахаи, а в 1957 оповестил нс о том, что число это возролсо до двухсот десяти и что в регионе теперь живет более двух тысяч верующих коричневой расы.
Росту институтов Веры и ее имущественных владений - мощной стены, ограждающей постепенно становящийся Административный Порядок, - Шоги Эффенди также уделял неослабное внимание. И это не мечта, с которой Бахаулла явился в мир, чтобы сделать из нас мечтателей, а реальность, которую Он дал нам как руководство к действию. Узаконенные учреждения могут на законном основании владеть собственностью. Было и продолжает оставаться непреложным фактом, что растущая Вера должна владеть собственными Храмами, национальными и местными штаб-квартирами, учерждениями, земельными участками, школами и т.д. В этом отношении цифры красноречиво свидетельствуют о прогрессе, достигнутом за годы служения Шоги Эффенди: в 1944 году в разных странах насчитывалось пять узаконенных Национальных Собраний и шестьдесят три местных; в 1952 году цифры эти составляли соответственно девять и сто пять; к 1957 году было уже более двухсот узаконенных местных Собраний Бахаи - за тринадцать лет их стало на сто тридцать семь больше. Если в 1944 году, в начале второго Века Бахаи официально право проводить обряд бракосочетания Бахаи было  признано лишь в нескольких местах, то к 1957 году Бахаи пользовались этим правом уже в тридцати точках, а Священные Дни Бахаи были признаны законным основанием для прекращения школьных занятий в сорока пяти местах (под "местом" здесь подразумевается страна, штат или район). В 1952 году бахаи владели только восьмью национальными штаб-квартирами, а к 1957 - уже сорока восьмью; национальные имущественные владения также беспрецедентно умножились, и в том же самом году из насчитывалось пятьдесят в различных столицах мира.
Финансовые активы растущей Веры также быстро увеличивались. Ее нын значительные капиталы в различных странах Шоги Эффенди фиксировал год за годом: в Соединенных Штатах, в 1944 году, ее вклады равнялись одному миллиону семисот шестидесяти восьми тысячам трехсот тридцати девяти долларам; в 1950 - одному миллиону семисот восьмидесяти трем тысячам девятисот пятидесяит восьми долларам; в 1952 году - трем миллонам семидесяти тысячам девятисот пятидесяти восьми долларам, а к октябрю 1957 году сумма эта уже приближалась к пяти миллонам долларов. В 1952 году вклады в Персии оценивались в пятьсот тысяч долларов, в то время как в 1957 году сумма возросла до пяти миллионов долларов. В 1947 году Шоги Эффенди приводил по Всемирному Центру Веры в Святой Земле цифру равную тридцати пяти тысячам фунтов стерлингов (сто сорок тысяч долларов); в 1952 году - пятьсот тысяч долларов; в 1957 году - пять миллионов пятьсот тысяч долларов. По другим странам в 1952 году он приводил цифру пятьсот тысяч долларов, в 1957 - восемьсот пятьдесят тысяч долларов. Общая сумма, даже если считать ее несколько устаревшей, составит: четыре миллиона пятьсот тысяч долларов на 1952 год и более шестнадцати миллонов трехсот пятидесяти тысяч долларов на 1957.
Все три опубликованные Шоги Эффенди статистические брошюры не только снабжают нас крайне ценной информацией, они дают нам возможность заглянуть в его внутренний мир, поскольку показывают, чему именно он уделял внимание. Имеются списки дат исторического значения, которые, помимо основных вех истории Бахаи, сообщают нам о таких событиях, как сообружение первого Машрик уль-Азкара Запада и Усыпальницы Баба, о вынесении вердикта исламского суда в Египте, провозгласившего Веру независимой религией, о первой встрече Марты Рут с королевой Марией, о решении Совета Лиги Наций, поддержвашего требование Бахаи о возвращении Дома Бахауллы в Багдаде, о замыслах различных Планов и т.д. Однако нет никаких данных, касающихся Веры Бахаи, в отношении к самому Хранителю. Человек, запретивший нам отмечать какие-либо даты или годовщины, связанные с ним самим, не фигрурирует в собственных списках. Пронумерованы все наиболее известные Писания Баба и Бахауллы; полностью приведен календарь Бахаи; названы все города, которые посетил  Абдул-Баха во время Своего трехлетнего путешествия; отпечатан список центров в Гренландии, куда пересылалась литература Бахаи; приведены имена всех лиц, которые в то или иное время отдавали дань уважения Вере Бахаи, а также дана и другая, самая разнообразная информация; есть даже еще один весьма необычный маленький список, регулярно воспроизводившийся в каждом новом издании брошюр: "Сравнительные размеры знаменитых купольных построек" - собора Святого Петра в Риме, Святого Павла в Лондоне, Святой Софии в Константинополе, Пантеона в Риме. Список этот, как никакой другой, наводит на размышления. Быть может, Хранитель предвидел день, когда Бахаи будут возводить Храмы во славу Отца, намного превосходящие по размерам знаменитые сооружения прошлого?
В каждом новом выпуске статисчтичеких данных графа, касавшаяся Национальных Духовных Собраний, постоянно расширялась. Водрузить эти "Столпы" будущего Всемирного Дома Справедливости Шоги Эффенди считал одной из своих первейших обязанностей. Мало кто из Бахаи может припомнить сейчас девять названий из списка 1930 года: Национальные Духовные Собрания Бахаи Кавказа, Египта, Великобритании, Германии, Индии и Бирмы, Ирака, Персии, Туркестана, Соединенных Штатов Америки и Канады. Хотя два Собрания в России и одно в Персии было по сути переходными - как мы знаем, ввиду отсутствия времени для правильно организованных выборов, в которых могли  бы принимать участие все делегаты, центральное Собрание брало на себя функции будущего национального органа, - они, тем не менее, исполняли функции Национальных Собраний. Из-за подавления всякой деятельности Бахаи в России Национальные Собрание Кавказа и Туркестана полностью ликвидировались. Таким образом, к концу первого Века Бахаи оставалось всего восемь национальных органов, к которым в 1934 году добавились Национальные Собрания Австралии и Новой Зеландии.
Старейшее Национальное Собрание Австралии и Новой Зеландии.
Старейшее Национальное Собрание мира Бахаи - Собрание Соединенных Штатов и Канады - к моменту кончины Абдул-Баха существовало под названием "Храм Единства Бахаи"; в 1909 году оно было узаконено, и в том же году был образован его "Исполнительный Комитет". Когда в 1921 году Хранитель взял  бразды правления в свои руки, он тут же принялся за введение единообразия в фундаментальных принципах, и с этого момента будущие "Вспомогательные Дома Справедливости" стали называться "Национальными Духовными Собраниями". В 1923 году уже действовали Национальные Собрания верующих Великобритании, Германии, Индии и Бирмы, к которым вскоре присоединились Египет, Судан, Персия, Ирак, а также Австралия и Новая Зеландия. Как бы не хотелось Хранителю поскорее увидеть водруженными новые "Столпы", прежде следовало убедиться в существовании достаточно надежной и сильной общины - в особенности в достаточно крепкой опоре местных Собраний, - прежде чем приступать к выборам национального органа. В 1948 году он предоставил Канаде возможность независимого административного развития, вслед за тем в 1951 году были образованы Национальные Собрания в Центральной и Южной Америке. Для самого Шоги Эффенди была совершенно ясна причина того, почему двум или более слтранам предпочтительно объединяться под юрисдикцией одного Национального Собрания, и эту причину он изложил в беседе с индийским паломником-бахаи, который и записал его слова в 1929 году: "Он против разделения Индии и Бирмы, поскольку, как он говорит, у нас слишком мало работников и разделение приведет лишь к распылению наших сил и энергии, тогда как в настоящее время мы более всего нуждаемся в консолидации сил и ресурсов"...
Новая фраза административного развития Веры началась с образования двух огромных Собраний - центрально - и южноамериканского, - которые хотя и носили название Национальных Собраний, но, по сути, по структуре и функциям мели региональный характер. Шоги Эффенди никогда не смущался размахом или сложностью стоящей перед ним задачи, в равной сетпени не обращая внимания на господствующие в то или иное время взгляды и методы. В течение девяти лет он создавал исключительно подобные гигантские "Региональные" Национальные Собрания - за исключением Национальных Собраний Бахаи Италии и Швейцарии, которые были избраны в 1953 году, - сфера деятельности которых была поистине необъятной. Два латиноамериканских Собрания объединяли двадцать стран, а четыре африканских, сформированных в 1956 году, представляли пятьдесят семь территорий. Это означало, что девяти людям, зачастую живущим в странах, разделенных тысячами миль, приходилось принимать совместные решения, управляя редалми по большей части молодых и неопытных Собраний и общин, разбросанных на сотнях и тысячах квадратных миль. Безусловно, обратись Шоги Эффенди за советом к своим товарищам Бахаи о том, справедливы или нет такие решения, они могли бы усомниться и предложить в качестве альтернативного варианта чисто Национальные либо гораздо меньшие региональные Собрания. К счастью, Хранитель предпочитал ни с кем не советоваться и, полагаясь лишь на свой трезвый и острый ум, сам взвешивал относительные преимущества и недостатки той или иной политики и выбирал то, что поверхностному наблюдателю могло показаться самым неудачным, тяжеловесным и громоздким. Выбор его обусловливался многими факторами: в первую очередь, он учитывал, что во всех этих странах существует острая необходимость в более централизованном руководстве работой; они уже не могли больше эффективно управляться  какими-либо центрами из-за океана и, находясь под эгидой других Национальных Собраний, осуществлять последующие стадии Божественного Предначертания через свои комитеты, сколь бы преданным и способными они ни были. Кроме того обучение Вере в новых районах предполагало возложение на новообращенных ответственности за проведение работы на своих участках. К тому времени в Латинской Америке и Африке уже существовала отборная группа опытных первопроходцев-бахаи, администраторов и учителей, но этого количества не хватало для работы двадцати самостоятельных административных оганов Центральной  и Южной Америки и уж совсем не хватало для того, чтобы направить опытных Бахаи в пятьдесят семь территорий африканского континента. Ответом на вопрос и явились эти временные, промежуточные Национальные Собрания, которым предстояло разбиться на более мелкие единцы по мере того, как в каждой стране возникали бы достаточно надежные системы местных Собраний, состоящих из более зрелых верующих, глубоко проникшихся духом учений, недавно принятых ими, способных взять на себя ответственность управлять и двигать вперед Дело на своих территориях. Замечательные результаты, достигнутые этими Региональными Собраниями, непрестанно вдохновляемыми Шоги Эффенди на выполнение их исторической задачи, доказали полную оправданность его метода.
Уже одним отбором стран, которые он объединял под эгидой единого национального органа, Хранитель широко демонстрировал тот факт, что в своих верованиях и политике Бахаи не интернациональны, а сверхнациональны, то есть  стоят над границами, раздляющими нации и народы. Выбирая тех, кому предстояло работать в рамках одного Собрания, он ни в коей мере не учитывал националистические предрассудки, политические пристрастия или религиозные различия. Он не мог позволить подобным мирским соображениям перевесить ту или иную чашу весов, невзирая на то, что глубоко вникал в курс современных событий и никогда не оставался глух к фактам. Он использовал Божестенные силы Веры - Веры, которая, по его собственному прекрасному выражению, "питается сокровенными источниками небесных сил" и "распространяется в мире неисповедимыми путями, которые так резко расходятся с тем, что большинство людей считает общепринятым и неопровержимым".
Лишь в 1957 году он решился на образование чисто Национальных Собраний; в апреле этого года свои собственные постоянные органы избрали бахаи Аляски, Пакистана и Новой Зеландии. Это был исторический момент в развитии Административного Порядка, поскольку одиннадцать новых Национальных Собраний практически одновременно вступили в жизнь в этом году, среди них: Региональные Собрания Северо-Восточной Азии, Юго-Восточной Азии, стран Бенилюкса, Аравии, Иберийского полуострова, Скандинавии и Финляндии, Антильских островов, а также северных стран Южной Америки, сформировавших  новые органы. То, что до того времени Национальными Собраниями Южной и Центральной Америки, теперь превратилось в два меньших по размеру Региональных Собрания Южной Америки, а центральноамериканское Собрание было частично сокращено, островные же республики объединились для выборов собственного Собрания. По мере того как последний великий Поход Шоги Эффенди приближался к завершению, в каждой республике Латинской Америки появился самостоятельный национальный орган - именно так, как сам он планировал в 1953 году, накануне Столетия, когда в опубликованной в те дни статистической брошюре включил в рамки "Десятилетнего Плана Учительской и Консолидационной Работы Бахаи" как одно из самых волнующих и дерзких предприятий - увеличить более чем в четыре раза число существующих Национальных Собраний, таким образом доведя их общее количество до пятидесяти.
Оценивая результаты работы Шоги Эффенди в такой краткой работе, как эта, невозможно подробно опиать прогресс, достигнутый в каждой отдельной стране за годы его служения. Это потребовало бы полновесного исторического исследования и большой исследовательской работы по материалам источников, которые  постепенно собираются во Всемирном Центре. Подобно тому как сам он всегда смотрел на свою  работу в широчайшей перспективе, и мы должны попытаться уследить за полетом кометы в небесах. Духовное завоевание планеты Земли - главная и священная цель учений Бахауллы - теснейшим образом связано с исполнением Божественного Предначертания Абдул-Баха.  По мере того как американские верующие в течение ряда походов следовали по пути, предначертанному им в Плане Абдул-Баха, в мире Бахаи произошел огромный выплеск новой энергии. Если североамериканскую Общину можно уподобить Гималаям - великому водоразделу сил в распространении Дела  Божия, то остальные общины сравнимы с ручейками и реками, сливающими свои воды в могучие реки, орошающие земные пределы.
Успехи первого Семилетнего Плана вдохновили все прочие общины на великие дерзания. Растущее сознание славных возможностей служения, открывающихся перед миром Бахаи во втором веке эры Бахаи, поддерживалось пламенными посланиями Хранителя к различным Национальным Собраниям. Он часто цитировал наставление Бахауллы: "Соревнуйте друг другу в служении Господу и Его Делу", - и открыто поощрял дух соревновательности в самом благородном смысле этого слова. Одним из путей такого поощрения было использование статистических данных, другим - его собственные слова из телеграфного послания 1941 года в Америку: "Духовное соревнование побуждающее действию организованных последователей Бахауллы Востоке Западе проникает все глубже чем быстрее близится к завершению первый Век Бахаи". Еще более поразительным было то, что последовало далее, поскольку он назвал символом солидарности Бахаи всех пяти континентов римскую колесницу - каждый из впряженных в нее коней хочет вырваться вперед, но все они едины в стремительном беге. Не слишком уважительно будет сказать, что  они призывал к аукциону, торгам - но он всегда без колебаний говорил своим воителям, что их ожидает золотое руно; кто добудет его первым? Конечно, все это было боговдохновенно, однако сколько вовсем этом было чисто человеческого тепла, трепетности, сколько подлинной страсти!
Известия о победах, одержанных за годы первого Семилетнего Плана, коотрые вдохновенные послания Хранителя постоянно доносили до верующих Персии, переполняли, по словам из телеграммы Шоги Эффенди от 1943 года, "восточные общины мира Бахаи  радостным удивлением... Девяносто пять персидских семей подражая примеру американских первопроходцев" оставили свои дома, чтобы водрузить знамя Веры в Афганистане, Белуджистане, Сулейманийа, Хеджазе и Бахрейне. Верующие Индии и Египта были тоже охвачены волнением, а иракские  Бахаи ускорили завершение своих планов, чтобы достойным образом, новыми победами на своей земле увенчать конец первого Века Бахаи. Бахаи Востока и Запада вписывали последние славные страницы в летопись первого Века Бахаи. Бахаи Востока и Запада вписывали последние славные страницы в летопись первого века своей Веры.
Три месяца спустя после завершения майских торжеств 1944 года Хранитель извещал североамериканскую Общину: "Памятная глава в истории Веры Бахауллы на Западе окончена. Ныне открывается новая глава, глава, которой суждено затмить блистательные победы столь герически одержанные теми кто столь бесстрашно приступил к исполнению первой стадии Великого Плана предначертанного Абдул-Баха американским верующим".  Они стояли на пороге "нового ряда походов которые им предстояло осуществить... дабы те кому были обращены эпохальные Скрижали покинув пределы западного полушария могли достичь отдаленнейших концов земли водрузив там знамя Веры Бахауллы и заложив неколебимые основы ее административной структуры". Большинство вещей на этой земле делается одинаково. В разных сферах приложимы свои методы. Шоги Эффенди был полководцем духа, который вел духовное воинство на завоевание духовных наград, однако метод ведения боевых действий был известен еще с незапамятных времен: организация сил, выработка стратегии, отважное продвижение к намеченной цели, выбор правильной позиции, связь с центром, своевременное подкрепление, гарнизоны на завоеванных  территориях, смотр войск и - снова в атаку. По мере того, как армии под блесятящим руководством становятся все опытнее, промежутки между кампаниями сокращаются. Все это полностью применимо и к Планам Шоги Эффенди.
Одержав победу в первой большой кампании, он немедленно приступил к развитию успеха: он уведомил Американское Национальное Собрание, что с таким трудом завоеванные местные Собрания должны быть сохранены, группам - придан статус Собраний, число центров следовало увеличить, необходимо также было распространять Веру среди масс и побуждать новых верующих углублять свои знания ее основных положений. Кроме того для успеха работы в латиноамериканских странах следовало увеличить количество переводимой  и издаваемой литературы Бахаи; но прежде всего следовало учредить Собрание в каждой республике.
Между окончанием первого Семилетнего Плана, завершившего первую фазу Всемирной Миссии, начатой американскими верующими, и второй стадией этой Миссии - вторым Семилетним Планом - наступило то, что Шоги Эффенди назвал "двухлетней передышкой". Маловероятно, чтобы Американской Общине ее тяжкие труды в период с 1944 по 1046 годы, вершившиеся от Анкориджа на севере до Магелланова пролива на юге западного полушария, - могли показаться "передышкой" пока сам Хранитель не назвал это так. Когда "истерзанное войной, утратившее иллюзии и окончательно потерпевшее крах общество", прервав шестилетнюю кровавую бойню, после прекращения военных действий на территории Европы летом 1945 года принялось зализывать свои раны, Шоги Эффенди сообщил американским Бахаи, что исполнители Божественного Предначертания должны вновь "препоясать чресла, произвести смотр сил" и подготовиться к следующему шагу на уготованном им пути. Его обращения и призывы в месяцы, непосредственно предшествовавшие началу второго Семилетнего Плана, оставили глубокий след в мыслях и чувствах американских верующих. Он сказал, обращаясь к этим "послам Веры Бахауллы", что "скорбящие, изнуренные тяготами войны, утратившие ориентиры страны и народы" Европы ожидают, что целительное дуновение Веры коснется их так же, как пронеслось оно над народами обеих Америк. Известия о тяжелом положении, в котором оказались верующие Германии и Бирмы - двух старых и испытанных общин, - глубоко тронули и столь опечалили его, что он поспешил обратиться с призывом к "их соратникам и друзьям в других странах которым с помощью Провидения удалось избежать ужасов нашестия и всех последующих бед и несчастий" немделенно организовать коллективную помощь бирманским и немецким бахаи. Особенно это относилось к Американской Общине, которая за годы войны "претерпела менее своих собратьев на Востоке и Западе" и которая к тому же удостоилась чести стать исполнительницей столь великого Плана; Шоги Эффенди призывал американев сделать все, что в их силах, дабы оказать нуждающимся финансовую и прочую помощь.
Официально второй Семилетний План, "второе коллективное предприятие в истории американских Бахаи", был принят на Съезде  1946 года. Словно бы вся работа, столь успешно осуществлявшаяся начиная с 1921 года: построение мощных административных институтов Веры, семилетнее расширение североамериканской Общины с целью охватить каждый штат в пределах Соединенных Штатов и каждую провинцию Канады (в результате число центров в этих странах возросло с трехсот до тысячи), победоносная духовная кампания в латинской Америке, - предназначалась для того, чтобы создать в западном полушарии протяженный фронт, позиции, с которых Новый Свет мог бы повести хорошо организованное наступление на Старый Свет, на Европу - континент своих прародителей. И вновь Шоги Эффенди произвел смотр  своего маленького войска; "духовные батальоны Бахауллы занимают позиции" - уведомляет он друзей. Дитя Старого Света, Америка, ныне юный гигант в расцвете сил, была готова вернуться, исполненная жизненной энергии, чтобы, как писал Шоги Эффенди, "за несколько десятилетий осуществить духовное завоевание континента, не завоеванного исламом, справедливо рассматриваемого как колыбель христианства, источник американской культуры, основная ветвь западной цивилизации"...
И вновь мы видиим еще один узор великого ковра Шоги Эффенди, нити которого сходятся к ослепительно сияющей славной оси - на сей раз ко второй великой Столетней годовщине Веры, 1953 году, когда, как уведомил нас Хранитель, исполняется Год Девятый мистического рождения пророческой миссии Бахауллы, когда Он томился в тегеранской темнице Сейах Чаль.
Задачи нового Плана, "преобладающей" целью которого стала Европа и который получил навзание Европейской Кампании, зключались в следующем: консолидация работы в обеих Америках; завершение внутренней отделки Материнского Храма Запада к празднованию его пятидесятилетнего юбилея в 1953 году; водружение трех столпов будущего Всемирного Дома Справедливости - выборы в Национальные Собрания Канады, Центральной и Южной Америки; систематическая учительская кампания в Европе, нацеленная на учреждение Духовных Собраний на Иберийском полуострове (в Испании и Португалии), в Нидерландах (Голландия и  Бельгия), в Скандинавских государствах (Норвегия, Швеция и Дания), а также в Италии. В заключении послания Хранитель сообщал, что жертвует десять тысяч долларов как первоначальный взнос на "разносторонние задачи славного Похода превосхдящего все прежние начинания последователей Веры Бахауллы на протяжении первого Века Бахаи".
Полтора месяца спустя Шоги Эффенди телеграммой уведомил Американское Национальное Собрание, что "девять опытных первопроходцев" направляются в Европу и попытаются охватить  как можно большее число стран, что герцогство Люксембург объединяется с Нидерландами и Швейцарией. В результате сложения этих двух и восьми вышеуказанных в словаре Бахаи появилось понятие - "Страны Десяти Целей". Некоторые время спустя ввиду заметного прогресса, достигнутого на севере Европы, Финляндия тоже была включена в сферу действия Плана. Хотя помимо  Германии и Великобритании бахаи жили также во Франции, Швейцарии, Норвегии, Швеции, Дании, Югославии, Чехославакии, Болгарии и, возможно, еще в некоторых странах, по большей части они были слишком изолированны либо слишком угнетены, чтобы осуществлять широкомасштабную учительскую деятельность. Начало реализации систематического, хорошо организованного Плана в "истерзанной войной, духовно изголодавшейся Европе" означало, что Американская Община "приступила в обоих полушариях ко второй, несравненно более славной стадии систематического Похода, которому в конце времен предназначено увенчаться духовным завоеванием всей планеты". Это означало, что Американской Общине предстоит нелегкая работа в тридцати странах, и это - помимо обеспечения надлежащей основы для выборов 1948 года в Национальное Духовное Собрание Канады, где местные Собрания во многих провинциях  образовались еще совсем недавно и были очень слабы.
Наблюдая за тем, как небольшое войско верующих, от силы насчитывавшее несколько тысяч человек, героически сражается сразу с несколькими левиафанами, неотступно преследуя их, Хранитель проникался к своим воинам все большей любовью и уважением. Хотя он обычно испльзовал форму "вы" в чисто риторическом смысле, в одном из наиболее проникновенных посланий, в самом начале Плана, в этом местоимении ясно чувствуется, насколько глубоко отождествлял он себя с группой своих американских последователей, которые преданно следовали за ним с того самого дня, как узнали, что он вступил в должность Хранителя: "Мы находимся слишком близко к благородному строению, возводимому нашими руками... чтобы оценить тот вклад, который мы, исполнители Наказа Абдул-Баха, первостроители Порядка Бахауллы, глашати цивилизации, предтечей и истоком которой является этот Порядок, ныне вносим... во всемирный триумф нашей Веры..." Поистине они стали его братьями и сестрами!
Не имело смысла, считал Шоги Эффенди, пытаться предугадать на столь ранней стадии, куда может привести новый План; задача дня - вот что было главным; будущее зависит от предпринимаемых сегодня усилий. Не упускать ни одной возможности, не уклоняться ни от одного обязательства, вкладывать в любое дело всю душу, не медлить с решениями. Все ресурсы, материальные и духовные, должны быть сосредоточены на очередной задаче; пусть лепта, вносимая каждым, будет малой, скромной и неприметной, но, отдав все силы без остатка, "усталый, но радостный", он пожнет обетованные плоды. Европейский континент пребывал в состоянии "смятения, политических потрясений, подрыва экономики и духовной ущербности". Но он был ареной, на которой Американской Общине предстояло ныне осуществить "первый этап своего возвышенного межконтинентального предприятия", "среди людей, утративших все иллюзии, таких разных по национальности, языку и взглядам, таких духовно бедных, парализованных страхом, таких растерянных, утративших все нравственные нормы, расколотых внутренними противоречиями..."
Когда "пионеры" второго Семилетнего Плана приступили к своей миссии, в Европе существовало всего две общины Бахаи, достойных своего названия - британская и немецкая; обе имели за плечами большой опыт работы, в обеих еще до войны активно действовали Национальные Собрания; аервая община функционировала непрерывно; вторая, распущенная наци нацистскими властями в 1937 году, после  того как вся деятельность Бахаи была официально приостановлена, постепенно восстанавливалась и ценой героических усилий собирала вокруг себя рассеянную войной паству. В тесном контакте с этими двумя общинами и трудились Образовательный Комитет Американского Национального Собрания и постоянно растущая группа первопроходцев Десяти Стран. Дело подвигалось столь быстро, что к концу второго года нового Плана в этих странах функционировало  уже восемь новых местных Собраний, и, поскольку работа продолжала набирать темп, Хранитель решил расширить стоящую перед миссионерами задачу, включив в План Финляндию.
С тем же жгучим интересом, с каким он руководил свершениями первого Семилетнего Плана, теперь он следил за тем, как претворяется в жизнь второй. В 1948 году он сообщает друзьям, что "первенство" Американской Национальной Общины Бахаи "подтвердилось, упрочилось, полностью доказало себя в деле"; что "готовая сохранять свое ведующее положение среди братских общин", она "вызывает чувства восхищения и зависти среди многих общин Востока и Запада". Одержанные в Европе победы, указывал Шоги Эффенди, были тем более почетны, что окружение и среда оказались более неблагоприятными и враждебными, чем в Латинской Америке. Хотя материальный ущерб, причиненный войной, постепенно ликвидировался, основные трудности в обучении европейских народов основам Веры Бахауллы оставались прежними. За несколько месяцев до своей кончины в письме к одному из Национальных Собраний Шоги Эффенди высказался по этому поводу так же ясно и с таким же чувством, как в 1946 году: "Непрестанно заботясь  о том, чтобы осветить  сердца своих сограждан лучами Откровения Бахауллы, изо дня в день общаясь с людьми по натуре своей крайне консервативными, глубоко укорененными в своих традициях, по большей части скованными цепями религиозной ортодоксии, погрязшими в материализме и в полной мере довольными достигнутым", Бахаи должны "по необходимости вести изнурительно медленную, исключительно трудную и зачастую приносящую  ничтожно малые результаты работу... однако семена, посеянные ими ныне...", уверял он, "под бдительной опекой Провидения, а также вследствие бедствий и смут, которые заблудшее поколение рано и поздно навлечет на себя, дадут всходы и в назначенный час принесут такой обильный урожай, который повергнет всех в изумление".
В самый разгар великого европейского начинания, которое поистине распалило воображение Бахаи всего мира, включая новые латиноамериканские общины, даже отправившие несколько собственных пионеров в помощь новому Походу, американские бахаи, которым и без того приходилось нелегко, оказались перед лицом серьезного кризиса. Вследствие неожиданного и резкогороста цен стоимость окончательной отделки из возлюбленного Храма, внутренний орнамент которого по изысканности не должен был уступать внешнему, увеличилась во много раз. Войско Шоги Эффенди оказалось в затруднительном положении. Тщательно ознакомившись с ситуацией, он немедленно решился на шаг, необходимый для того, чтобы спасти ситуацию. Поучительно проследить за тем, что, с точки зрения Хранителя, совершенно очевидно являлось лишним балластом, от которого можно безболезненно избавиться, и что следовало во что бы то ни стало сохранить; бюджеты, выделенные на первостепенно важную работу в Европе, на расширение и поддержку Собраний и центров, созданных в Латинской и Северной Америке, не следовало урезать ни в коем случае; не менее насущным считал он сохранение имущества и фондов Американского Национального Съезда и публикацию "Бахаи Ньюс"; но другую работу - издательскую деятельность, летние школы - следовало "самым жестоким образом сократить или приостановить на два года" (1949 и 1950). Подобно великому полководцу, руководящему сражением, он, в первую очередь, заботился о трех вещах: о передовой линии, об "исходной базе" всех операций и о поддержании связи. Однако новые обстоятельства вынудили Хранителя в 1951 году не только продлить период жеской экономии в Америке, но и распространить его на весь мир Бахаи. Возведение Усыпальницы Баба, контакт на поставки камня для которой он недавно подписал, а также образование Международного Совета Бахаи и Общее расширение работы в Святой Земле заставили его призвать все Национальные Духовные Собрания, местные Собрания и отдельных верующих сократить свои бюджеты и ценой самоотверженных общих усилий оказать поддержку Всемирному Центру. "Период суровой экономии, - телеграфирует он, - ранее касавшийся имущественных проблем Американской Общины Бахаи неизбежно следует продлить также распространить  весь мир Бахаи учитывая безотлагательные нужды имеющие первостепенную важность решении славного международного начинания". К 1950 году американские бахаи уже собрали пятьсот тысяч долларов на внутреннюю отделку Храма, что в этот крайне тяжелый момент имело переломное значение.
В эти трудные годы гораздо более малочисленная Канадская Община - партнер Американской Общины по осуществлению Божественного Предначертания - была настолько занята выполнение Пятилетнего Плана, который Хранитель предписал ей начать, когда она достигла самостоятельного статуса в 1948 году, что не могла оказать значительную помощь верующим Соединенных Штатов, образование же в 1951 году еще двух Национальных Собраний в Центральной и Южной Америке потребовало от верующих обеих стран еще большего упорства, еще большего приложеня сил и мужества. Однако, несмотря на все тяготы, победы, одержанные этими двумя Общинами в последние годы второго Семилетнего Плана, продолжали множиться.
Шоги Эффенди был настолько доволен духом этой поистине героической Общины, каждый год все больше оправдывающей доверие, которое возлагал на нее Абдул-Баха и великие надежды, которые Он с нею связывал, что летом 1950 года Хранитель предложил, чтобы ко дню Столетия мученической смерти Баба, "связанной для всех нас со столькими мучительными вопоминаниями", община эта в связи со Столетием Миссии Бахауллы, совпадавшим с завершением ее второго Семилетнего Плана, решила "возложить пять подобающих, достойных приношений... на алтарь Веры Бахауллы - укрепив основания учрежденных в Северной Америке институтов; возведя два  Столпа будущего Дома Справедливости в Латинской Америке; поддерживая успехи, достигнутые в Странах Десяти Целей в Европе; завершив внутреннюю отделку Храма; и, наконец, помогая сооружению надстройки еще более святого здания во Всемирном Центре Веры. И хотя речь шла о "совсем еще юной и во многом стестенной в своих обстоятельствах общине", Шоги Эффнди напомнил, что "бьющие повсюду источники божественной силы, из которых  она может черпать, неиссякаемы, и, безусловно, и впредь будут заряжать ее энергией, если только не ослабеют ее каждодневные усилия и требуемы жертвы будут приноситься с готовностью".
Многочисленные победы, одержанные Бахаи Северной Америки и Канады, к которым можно причислить также появление в последние годы этого Похода непредусмотренных Планом учреждений и служб на африканском континенте, по сути своей намного превзошедшие туманные, влекущие, но смутные цели, маячившие в мареве, окутавшем мир в конце войны, вдохновили Хранителя добавить к пяти приношениям на алтарь Бахауллы шестое, то, которое он называл "прекраснейшим плодом" величественного европейского проекта. В 1952 году он телеграфирует, что "до завершения Американской Общиной второго Семилетнего Плана" должны быть сформированы Национальные Духовные Собрания Италии и Швейцарии, и добавляет: "По окончательном завершении славного начинания рекомендуйте Европейскому Образовательному Комитету издать официальное приглашение его духовному отпрыску новообразованному Национальному Собранию участвовать вместе с братскими Национальными Собраниями Соединенных Штатов, Великобритании, Германии Межконтинентальной Конференции августе сего года столице Швеции". Он объяснил, что в его намерения входило поручить этому самому молодому в Мире Бахаи Собранию особый план как часть Всемирного Похода в период между первой и второй Столетней годовщиной. Как видим, у Хранителя уже вошло в обыкновение давать новорожденным крошкам-общинам каждой свой план - на зубок!
Легко вообразить, насколько были взволнованы, насколько воодушевлены все последователи Бахауллы подобными известиями. Им показалось, что они увидели маленькое чудо, а их любящий "истинный брат" в своей смиренности, добротою и молитвами, помог им веровать, что чудо это - дело их рук. То, что Италии буквально из ничего всего за каких-нибудь десять лет удастся заложить основание для местных Собраний, достаточно сильных для того, чтобы вместе со швейцарскими собратьями образовать независимое Национальное Собрание, превосходило самые смелые мечты.
Чтобы, пусть смутно, представить себе, почему третй Семилетний План, о котором Хранитель неоднократно упоминал, начиная с конца первого Века Бахаи, превратился в Десятилетний, мы должны обратиться к основам учения нашей Веры. Справедливый и любящий Бог требует от человека лишь того, что Сам же дает ему силы совершить. Для стран, наций, отдельных людей - для всех права влекут за собой определенные обязанности. В той мере, в какой они исполняют эти обязанности, им даруется поддержка и благодать; в той мере, в какой они уклоняются от них, они автоматически несут наказание и лишаются дарованных прав. В самом начале  первого Семилетнего  Плана Шоги Эффенди писал, что "неиспользование этих дивных возможностей... повлечет  утрату редчайшей привилегии, дарованной Провидением Американской Общине Бахаи". "Царство Божие, - говорил Абдул-Баха, - располагает бескрайними скрытыми возможностями. Воистину отважным должно быть воинство жизни, чтобы Царствие это не оставляло его своею помощью..." И как бы в подтверждение этого великого закона последователи Бахауллы, на которых было возложено исполнение Божественного Предначертания, все как один откликнулись на зов  и с таким благородным самоотвержением принялись за  исполнение своих священных обязанностей, что судьба сама поспешила им навстречу и силы небесные поддерживали их на каждом шагу, сторицей окупая каждое их усилие. Победоносным войском, которое смело все стоявшие на его пути препятствия, часто овладевает такое воодушевление, что ему не нужна передышка. Вдохновленное  своими победами, оно готово идти дальше. Таково было настроение мира Бахаи в преддверии 1953 Священного года. Его главнокомандующий, никогда не ведавший  покоя, не нуждался в особых стимулах, чтобы двигаться вперед. Итак, час настал, настрой был соответствующим, во главе стоял опытный полководец, и, когда походная труба в дни Ризвана 1953 года протрубила сбор, Бахаи ожидала отнюдь не "трехлетняя передышка", а двенадцать тщательно разработанных планов для каждого из Собраний.
Сколь бы ни были замечательны торжества по поводу столетней годовщины появления Веры Бахаи в 1944 году, когда  жизнь общин Бахаи была отодвинута далеко на задний план самой страшной из войн, котрые когда-либо знало человечество, события связанные с празднованием столетия откровения  Бахауллы в тегеранской темнице Сейах Чаль далеко превзошли и затмили их. Накануне юбилея Хранитель с болью в сердце напомнил миру Бахаи о той мощной волне гонений, которая сто лет назад унесла жизни стольких  учеников и последователей Баба, стольких мучеников и героев, невинных женщин и даже детей, и которая завершалась заключением  в смрадное  и мрачное подземелье Высшего Богоявления  немедленно вслед за неудавшимся покушением на жизнь Насир ад-Дин-шаха  15 августа 1852 года. Днем начала Святого Года - и одновременно празднования "Года Девятого" - Хранитель избрал  середину октября 1952 года. Лихорадочное нетерпение охватило  верующих Востока и Запада, которые теперь могли во всех уголках земного шара открыто предаваться радостному ликованию. Пожалуй, впервые за всю их историю у Бахаи появилось трепетное чувство подлинного единства всемирной общины. То, что прежде всегда было вытверженной буквой учения, которому безоговорочно верили, теперь воспринималось и живо ощущалось каждым отдельным человеком как некая великая и славная реальность. Планы на будущемм, изложенные в ряде энергичных посланий Шоги Эффенди, еще больше воспламенили это новое окрыляющее чувство.
В телеграмме, обращенной ко всем Национальным Собраниям в конце ноября 1951 года, Шоги Эффенди извещал нас о том, что настал канун долгожданной межконтинентальной стадии амдинистративного развития Веры. Пройдя через фазы местной, региональной, национальной и межнациональной деятельности, мы, по его словам, оказались в совершенно новом мире Бахаи - таком, в котором о проблемах нашей учительской стратегии можно было мыслить в масштабах всех пяти континентов планеты. На сей раз Столетие, это великое золотое веретено, с помощью которого Шоги Эффенди ткал узоры своего ковра, было использовано для того, чтобы заставить две совершенно разные вещи вступить во взаимодействие друг с другом и, слившись воедино, превратиться в великий источник творческой силы. С одной стороны, это было прошлое - воспоминание о таких потрясающих душу событиях, как мученическкя смерть, принятая многими из первых бахаи, как  заточение Бахауллы, мистически открывшееся Ему в Сейах Чаль Его собственное положение, Его изгнание и все то, что эти события означали для продвижения человечества на его пути к Творцу; с другой - сосредоточение уже вполне организованных общин Бахаи всей планеты на выполнении задач огромного Плана - очередного шага в развертывании Божественного Предначертания Абдул-Баха.
Движимый духом этих двух Возвышенных Существ, Который, как заповедал Абдул-Баха в Своем Завещании, будут безошибочно руководить им, обратив все умственные и душеные силы на распространение Веры, Хранителем которой он стал - а английское слово "Хранитель" лишь в очень слабой степени передает смысл арабского "Вали-йе Амрулла", что означает "Защитник Веры", "Вождь", "Главнокомандующий", - Шоги Эффенди присутпил к обдумыванию следующей стадии Предначертания Учителя. Очертания очередных задач стали складываться в его уме задолго до того, как он опубликовал их подробное изложение в своей брошюре 1952 года, "Вера Бахаи, 1844-1952", с приложением "Десятилетний План Международной Учительской и Консолидационной Работы", которое было обнародовано в начале Святого Года. Предварительно Шоги Эффенди запросил у различных Национальных Собраний названия территорий и наиболее крупных островов пяти континентов, где развивалась деятельность Баха, таким образом дополнив свой обширный перечень, включавший страны, упомянутые Самим Абдул-Баха в Его "Скрижали о Божественном Предначертании", перечень, тщательно составленный с помощью атласов и справочников. Живо вспоминаю, как он работал над собственной картой целей Десятилетнего Плана. Он был очень усталым и подавленным после длительной зимней работы в Хайфе, связанной с Усыпальницей, садами, паломниками, с бесконечной и день ото дня растущей перепиской.  С большим трудом я вынудила  у него некое полуобещание, что, когда он будет проходить курс леченеия на широко известном водном курорте, он действительно отдохнет и посвятит по крайне мере хоть какое-то время своему здоровью. Мягко светило летнее солнце, длинные аллеи развесистых деревьев, по которым больные проходили к источникам, чтобы в положенное время пить разные воды, дарили прохладной тенью, все влекло к дремотной, блаженной расслабленности, однако Шоги Эффенди проводил долгие дневные часы, склонившись над своей картой, заполняя ее с бесконечной старательностью. Тщетными были выговоры, мои и врача, который его лечил, тщетными - мои возмущенные напоминания о данном слове. Он с головой уходил в работу, забывая об усталых мышцах, натруженных глазах, переутомленном мозге.
Главными вехами Святого Года были четыре Межконтинентальные Учительские Конференции, о которых мы узнали из той же ноябрьской телеграммы 1951 года и которые должны были состояться на четырех континентах: первая, весной 1953 года, в Африке, в столице Уганды, Кампале; вторая - во время Ризвана в Соединенных Штатах, в Чикаго; третья - летом в столице Швеции, Стокгольме, и четвертая - осенью в Индии, в Нью-Дели. Сценарий, по которому должны были пройти все эти великие Конференции, заявленные за год до обнародования нового Плана, прояснялся по мере того, как приближалось время их проведения. Все Десницы Дела получили приглашения; на каждую Конференцию Хранитель посылал в качестве своего специального представителя одну из Десниц, дабы "почтить  прямым участием новые мероприятия Всемирного Центра". Таким  образом, от Всемирного Центра поочередно предствительствовали Лерой Айоас, Амат уль-Баха Рухийа-ханум, Уго Джакери и Мейсон Рими; эмиссарам предстояло выполнить четырехплановую миссию: они должны были привезсти на обозрение друзьям, собравшимся в связи с этим историческим событием, миниатюрный портрет Баба; они доставляли послание Хранителя присутствующим; им предстояло разъяснить характер и цели Всемирного Духовного Похода; они должны были привлечь участников к энергичному, последовательному и вдохновенному выполнению стоящих перед ними грандиозных задач.
Прежде чем вдаваться в дальнейшие подробности, следует вспомнить, что, хотя в ноябрьском послании 1951 года, оповещавшем о проведении Конференций в Святом Году, Шоги Эффенди отдаленно  и намекал, что они знаменуют начало новой стадии межконтинентальной деятельности и отразят беспрецедентный уровень солидарности, достигнутый Бахаи, масштаб и интенсивность их действий, тем не менее в глазах  мира Бахаи Конференции представлялись прежде всего грандиозными юбилейными собраниями в честь Года Девятого, празднествами, связанными с триумфальным окончанием второго Семилетнего Плана, а также множества планов региональных. И действительно, всего за неделю до того, как телеграмма, оповещавшая о проведении Конференций, достигла мира Бахаи, Хранитель в другом своем послании по-прежнему упоминал о "третьем Семилетнем Плане" - так, что в 1951 году Бахаи еще никак не связывали начало нового похода с этими праздничными собраниями. Необычайный успех, с которым Вера Бахаи шествовала по миру, вдохновенные действия Национальных Собраний Америки и Великобритании, одерживавших великолепные победы в Европе и Африке, повлияли на формирование нового курса, курса, который был взят, по сути, еще за три года до начала Десятилетнего Плана. Пункты и положения этого Плана столь обширны, столь многочисленны сообщения Шоги Эффенди на эту тему - перечни, обращения, статистические справочники, появлявшиеся с 1952 года вплоть  до его смерти в ноябре 1957, - что хотя бы вкратце обрисовать их на этих страницах представляется невозможным. С другой стороны, этот Поход венчает его служение и весь труд его жизни, он был для Хранителя непрестанным источником радости, а одержанные в его ходе победы служили утешением его сердечным печалям и тяготам. Поэтому о нем следует рассказать, пусть рассказ наш и будет неполным.
Пожалуй, никто лучше самого Хранителя не смог охарактеризовать суть этого великого Плана, им же задуманного и организованного: "Необходимо расставить точки над "и". Общепризнанной, основной целью этого Духовного Похода является не что иное, как завоевание человеческих сердец. Театром военных действий - вся планета. Продолжительность Плана - целое десятилетие. Начало его совпадает со Столетием Миссии Бахауллы. Его кульминация приходится на Столетие Провозглашения этой миссии".
Хотя все верующие приглашались участвовать в четырех Великих Конфренциях Святого Года, Шоги Эффенди выделил среди них особую категорию, а именно, представителей тех Национальных Собраний и общин, которые в первую очередь занимались работой, проводимой на всех четырех континентах. Если начать с первой Конференции, созванной в феврале месяце в Африке, и проанализировать затронутые на ней главные фазы Похода в целом - открытие новых территорий и консолидация уже начатой работы, - можно увидеть, сколь поразительным было влияние этих исторических собраний на историю Бахаи: предстояло развернуть усиленную учительскую деятельность на пятидсяти семи территориях, за что несли ответственность шесть национальных органов, а именно: Национальные Духовные Собрание Великобритании, Америки, Персии, Ирака, Судана, Египта, Индии, Пакистана и Бирмы, которым предстояло открыть тридцать  три новые территории и укрепить работу, уже проводимую на двадцати четырех. Не менее ошеломляющие задачи были поставлены перед общинами западного полушария в лице четырех Национальных Собраний - Национального Собрания Соединенных Штатов, Канады, Центральной и Южной Америки: пятьдесят шесть территорий, в число которых входило двадцать семь новых и двадцать девять уже открытых, включая такие отдаленные и труднодоступные точки, как Юкон и Киватин на севере и Фоклендские острова на юге. Цели, поставленные перед Азией, впечатляли еще больше: в большей сложности азиатским Собраниям предстояло охватить восемьдесят  четыре территории, приступить к работе на сорок одной и консолидировать ее на сорока трех, начиная от Гималаев до крошечных островков в Тихом океане; работа здесь была поеделена между девятью Национальными Собраниями - Персии, Индии, Пакистана и Бирмы, Ирака, Австралии и Новой Зеландии, Соединенных Штатов, Канады, Центральной Америки, Южной Америки и Великобритании. На европейской Конференции пятьдесят две территории достались пяти Национальным Собраниям - на тридцати работу предстояло начинать с ноля, на двадцати двух - укреплять и развивать. Самому юному из национальных органов мира Бахаи, которому едва исполнилось три  месяца отроду, Собранию Италии и Швейцарии, заседавшему среди старейшин - Национальных Собраний Соединеных Штатов, Канады, Великобритании, Германии и Австрии, - сам Хранитель определил семь территорий.
На этих исторических собраниях, проводимых не только на огромном расстоянии друг от друга,  но и, в большинстве случаев, удаленных от широко разбросанных местных общин Бахаи, присутствовало три тысячи четыреста верующих, представлявших, как возвестил Шоги Эффенди, все основные человеческие расы и более восьмидесяти стран. Каждая Конференция имела свои отличия. В первой, африканской, Конференции принимали участие не менее десяти Десниц Дела, друзья из девятнадцати стран и представители более тридцати племен и национальностей; особенно выделялось присутствие более ста новообращенных африканских верующих, приглашенных лично самим Хранителем - знак внимания с его стороны, явно свидетельствовавший о глубокой симпатии Хранителя к африканским бахаи. И действительно, в своем послании первой Конференции Святого Года он особо подчеркивал слова Бахауллы, Который сравнивал цветных людей с "зеницей ока", через которую "осветит нам свет духовный". Шоги Эффенди не только отдавал дань уважения темнокожей расе, он восхвалял африканский континент, континент, который "остался не затронут вульгарным, хищным, всеразъедающим материализмом, подрывающим основы человеческого общества на Востоке и Западе, пожирающим  жизненные соки народов, населяющих американский, европейский и азиатский континенты, и, увы, грозящем вовлечь в грандиозную катастрофу большую часть человечества". Не следует ли почаще вспоминать  об этом предупреждении, высказанном на историческом перепутье в судьбах африканского континента, тем последователям Бахауллы, которые трудятся над учреждением в Африке основанного на духовности Миропорядка?
Вторая и, как писал Шоги Эффенди, "безусловно наиболее выдающаяся из четырех  Межконтинентальных Образовательных Конференций, посвященных памяти Столетия с начала Миссии Бахауллы", знаменующая начало "эпохального, глобального, духовного десятилетнего Похода", состоялась в середине Святого Года и стала центром праздничных торжеств и мероприятий. Эта великая всеамериканская Конференция проходила в самом сердце Северной Америки, в Чикаго, том самом городе, где за шестьдесят лет до этого имя Бахауллы впервые широко прозвучало в западном мире на одной из сессий Всемирного Парламента Религий в связи со Всемирной Колумбовской выставкой, открывшейся 1-го мая 1893 года. Заседаниям Конференции предшествовало завершение начатого полвека назад предприятия: 2 мая был открыт для публичного поклонения Материнский Храм Запада, который, по уверению Шоги Эффенди, не только является "священнейшим Домом Поклонения из всех, когда-либо возведенных во славу Величайшего Имени", но и наделен, по сравнению с другими Домами Поклонения, "поистине безграничными возможностями", а "роль, которую ему уготовано сыграть в ускорении возникновения Миропорядка Бахауллы", невозможно переоценить.
Открытие макета будущего Храма Бахаи во Всемирном Центре Веры на горе Кармель было еще одним мероприятием, которое сам Шоги Эффенди планировал провести в ходе Конференции - Конференции, которая, по его словам, "войдет в историю как самое грандиозное собрание после конца Героического Века Веры и выступит как самое  могущественное орудие, прокладывая путь одному из самых блестящих этапов величайшего похода, когда-либо предпринятого последователями Бахауллы с первых дней зарождения Веры..."
Львиную долю забот, связанных с новым походом во исполнен Божественного Предначертания Абдул-Баха, Шоги Эффенди поручил тем, о ком ласково, с любовью говорил, что "они  всегда готовы вынести тяжкое бремя ответственности" и действительно "предназначены" для осуществления этого Плана, являясь его "главными попечителями". В прошлом они доказали свое "неослабное рвение, свершив поистине геркулесовы труды", ныне же двум их национальным органам - Национальным Собраниям Соединенных Штатов и Канады - предстояло вступить в состязание с десятью другими Собраниями, перед каждым из которых тоже стояло немалое число задач, и в нелегкой борьбе отстоять свое лидерство, одержав новые победы. В мире оставалось еще сто тридцать одна территория, на которой за десять лет следовало привить первые ростки  Веры Бахауллы, и сто восемнадцать уже открытых Верой, но нуждающихся в значительной консолидации. Из этих двухсот сорока девяти точек, большая часть которых представляла  крупные независимые страны, Соединенным Штатам и Канаде досталось шестьдесят девять, то есть двадцать восемь процентов от общего числа; до 1963 года надо было образовать сорок восемь новых Национальных Собраний, тридцать шесть из них предстояло самостоятельно сформировать Соединенным Штатам. Сооружение первой вспомогательной постройки вблизи от Храма Бахаи также брала на себя эта Община; кроме того ей предстояло приобрести два земельных участка для будущих Домов Поклонения - один в Торонто, в Канаде, второй в Панама-Сити, в Панаме; а также перевести и опубликовать литературу Бахаи на десяти языках проживающих в западном полушарии индейцев, и многие другие задачи.
В присутствии двенадцати Десниц Дела, посетивших эту Конференцию, на которую приехали бахаи из более чем тридцати трех стран, более ста верующих изъявили желание отправиться первопроходцами на выполнение великих задач, с предельной ясностью сформулированных Хранителем в его послании, где он называл верующих Соединенных Штатов "главными исполнителями", канадских верующих - их "союзниками", а верующих Латинской Америки их "младшими партнерами", которые должны, "чувствуя локоть и поддержку друг друга приступить... на всех континентах земного шара к началу межконтинантальной кампании, предназначенной поднять на новую ступень славную работу, уже начатую во многих точках западного полушария". Как писал Шоги Эффенди задолго до этого, от первопроходца "прежде и более всего требовались такие качества, как самоотверженность, упорство, бесстрашие и пылкое рвение". И эти качества, подобно отсвету небесного огня, светились в лицах новых добровольцев, старых и молодых, одиноких и семейных, белых и чернокожих, - авангарда тех ударных сил, за которыми следовало непрестанно растущее, решительно настроенное маленькое войско, собравшееся со всех концов света, штурмовавшее твердыни "неоткрытых" территорий и за один только год завоевавшее сто из них. Первопроходцы получали от Шоги Эффенди титул "рыцари Бахауллы" - его мог удостоиться любой верующих, по возрасту годный для участия в подобном предприятии, который приступал к работе на новой территории, прибывал или был на пути туда до завершения первого года Похода. Впоследствии этот титул получали те, кто первыми прибывали на еще не открытые территории. Интересно, что Абдул-Баха, говоря о "рыцарях Божиих", как бы предвосхитил этот звучный титул. Все огни на своих маяках Хранитель зажигал от искр, которые бережно собирал в писаниях прародителей.
Открытие Материнского Храма для публичного поклонения, проводимые во время праздничных торжеств митинги, на которых перед аудиторией выступали видные Бахаи и известные люди, не принадлежавшие к Вере, митинги собиравшие тысячи и тысячи людей, широко и энергично освещались в прессе, по радио и телевидению. В течение Святого Года свет Веры поистине ярче всего сиял в Великой Республике Запада, избранной Колыбели ее Административного Порядка. Один из наиболее трогательных, незабвенных моментов этих славынх торжеств наступил, когда более двух с половиной тысяч бахаи колонной прошли перед представительницей Хранителя, Ама уль-Баха Рухийа-занум, чтобы получить помазание розовым маслом, которое Шоги Эффенди специально доверил ей для этой цели по случаю церемонии посвящения в Храме, прошедшей  исключительно в соответствии с традициями Бахаи, после чего - в установленном самим Хранителем порядке - их избранные отрывки из священных писаний были зачитаны на английском и пропеты на арабском и персидском, вершиной же торжественного акта стало прохожден колонны верующих перед портретами Баба и Бахауллы, когда на один краткий и священный миг они смогли заглянуть в лица Двух Родственных Явлений Божиих, дарованных человечеству в сей Новый День. В молчании, с чувством глубокого удовлетворения, глубоко потрясенные, они покидали Дом Поклонения.
Третью Межконтинентальную Образовательную Конференцию Бахаи, проходившую в июле в Стокгольме, почтило своим присутствием самое большое число Десниц Дела; всего их присутствовало четырнадцать - пять Десниц из Персии и одна из Африки возвращались по указанию Хранителя сразу же после объявления  о начале Похода в Чикаго. Точнее всего будет, пожалуй, охарактеризовать это третье собрание как "исполнительную конференцию". Количественно она была гораздо меньше американской, однако обстоятельства позволили присутствовать на ней мощному корпусу наиболее выдающихся и активных членов Национальных Собраний, миссионеров, администраторов и первопроходцев со всей Европы, включая сто десять верующих из Стран Десяти Целей. Присутствовавшие из тридцати стран в течение шести дней посвятили себя не только торжественному и в то же время радостному воспоминанию о событиях, произошедших столетие назад и отмечавшихся в Святом Году, но и кропотливому анализу работы, которую возлюбленный Хранитель поручил трем Европейским Национальным Собраниям и Собранию Соединенных Штатов; единственным из национальных органов, также подключенных к работе в Европе, было Собрание Канады, которому в качестве консолидационной цели досталась Исландия.
В послании по случаю этого исторического события Шоги Эффенди вспоминал как историю Веры Бахаи применительно к Европе - "континенту, который на протяжении двух последних  тысячелетий, как ни одни другой из континентов земного шара, оказывал мощное влияние на судьбы человеческого рода", - так и воздействии христианства и ислама на становление Веры. Перечисляя достижение и победы, одержанные после окончания второй мировой войны, Хранитель особо подчеркнул, что в значительной степени такой результат был достигнут "благодаря энергичному импульс в виде ряда национальных Планов, подготовивших почву для начала Всемирного Духовного Похода". Среди них был второй Семилетний План, осуществленный североамериканскими верующими, Шестилетний и Двухлетний Планы, воплощенные в жизнь британскими бахаи, а также Пятилетний План германской и австрийской общин Бахаи. В результате хорошо организованной работы были сформированы местные Собрания и Эйре, Северной Ирландии, Шотландии и Уэльсе, а также в каждой из столиц Стран Десяти Целей, значительно увеличилось число Собраний, центров и верующих по всей Европе, был избран еще один независимый национальный орган и приобретена национальная штаб-квартира Бахаи во Франкфурте. Настал час, писал Шоги Эффенди, "подобающим образом приступить к проведению европейской кампании Всемирного Похода", который не только расширит основания Веры на континенте, но и "распространит ее свет на соседние острова" и "с Божьей помощью донесет ее сияние до восточных пределов Европы и дальше - до самого сердца Азии". Европа, утверждал он, вступает в то, "что с полным правом можно расценивать как начальный этап великого духовного возрождения, которому суждено затмить любой предшествующий период ее духовной истории". Далее он выражал надежду на то, что "избранные представители Национальных Общин Бахаи, которым доверено руководить ходом грандиозного начинания на земле этого континента", должны "дать мощный толчок сближению, примирению и конечному объединению различных враждующих между собою народов, национальностей и классов, обитающих в пределах переживающего тяжкие муки, смятенного и духовно изголодавшегося континента".
Воодушевленные этими пламенными словами присутствующие решили предпринять немедленные действия: тут же поступило шестьдесят три предложения отправиться первопроходцами в целевые европейские страны, но, что еще более необычно, многие национальные органы и комитеты, члены которых присутствовали в значительном количестве, мгновенно откликнулись на эти предложения, и еще до окончания Конференции первопроходуы были распределены по целям, входившим в сферу задач, стоявших перед европейскими верующими, за исключением территорий, находившихся под советским влиянием. Волнующий проект возведеня одного из двух Храмов Бахаи, к осуществлению которого призвал "Десятилетний План Образования и Консолидации" - Материнский Храм Европы предполагалось построить в Германии - получил значительную финансовую поддержку, также как и три других европейских проекта, требовавших больших денежных сумм, а именно, приобретение национального Хазират уль-Кудса британским бахаи  и покупка земельных участков для двух будущих Храмов Бахаи в Стокгольме и Риме. Многие первопроходцы были делегированы присутствовашими на Конференции ревностными, но скованными обстоятельствами верующими, и многие трогательные пожертвования личного имущества поступили от тех, кто не мог внести денежный вклад. Созыв Конференции вызвал широкий и благоприятный общественный отклик, а проведенный в связи с нею публичный митинг привлек самую большую аудиторию из всех, когда-либо собиравшихся под покровительством Бахаи на этом континенте.
Двенадцать месяцев спустя после начала Святого Года, провозглашенного в середине октября 1952, в Нью-Дели, в Индии, состоялась большая Азиатская Межконтинентальная Образовательная Конференция. Хотя было бы логично провести подобное мероприятие в Персии или, на крайний случай, в Ираке, накал страстей среди фанатично настроенного населения этих стран и неугасимая враждебность со стороны мусульманского духовенства категорически воспрепятствовали этому.  В таких обстоятельствах великой братской стране Востока, открывшейся для Веры на заре Служения Бахауллы, тем более подобало удостоиться этой чести. В Индию начали стекаться сотни Его последователей со всех концов света, в том числе из таких далеких краев, как Европа, Африка, Австралия, Новая  Зеландия, Япония, из многих стран западного полушария, конечно же, из Персии, равно как и пять азиатских Десниц, которые по просьбе Хранителя уже присутствовали на африканской, американской и европейской Конференциях. Прибыли также еще шесть Десниц Дела из Святой Земли, Европы, Америки, Африки и Австралии. В своем послании этой последней из великих Образовательных Конференций Шоги Эффенди, "исполненный надежд и с радостным сердцем" приветствоваший ее участников, указал на уникальные особенности и важность работы на азиатском континенте: в ходе "всемирного по своим масштабам похода" "тройственную Кампанию, охватывавшую азиатский материк, австрилйский континент и острова Тихого океана", "с полным правом  следовало рассматривать как самую обширную, многотрудную и грандиозную из всех Кампаний". Ее размах "не имел аналогов в истории Веры в восточном полушарии"; она разворачивалась на земле континента, где "более столетия тому назад было пролито столько священной крови", континента, занимающего исключительное положение в мире Бахаи, континента, где проживает подавляющее большинство последователей Бахауллы, континента, который был "колыбелью главных религий человечества; родиной столь многих цивилизаций, самых древних и самых могущественных из всех, когда-либо процветавших на этой планете; перекрестком, где сходились пути столь многих рас и племен; полем битвы между столькими народами", над чьим горизонтом в новейшие времена воссияли солнца двух независимых самостоятельных Откровений, континента, на котором расположены такие святые места, как Кибла нашей Веры (Бахджи), "Матерь Мира" (Тегеран) и "путеводная звезда благоговеющая мира" (Багдад). Хранитель заканчивал свое послание выражением уверенности и в то же время печальным предвидением того, что могло ожидать первопроходцев в будущем: "Пусть этот Поход, начинающийся одновременно на азиатском материке, соседних островах и островах Антиподов... явится действенным противоядием пагубным силам атеизма, национализма, секуляризма и материализма, которые раздирают этот смятенный континент, и, быть может, вновь подаст пример духовного героизма, который оставит более глубокий, чем какая-либо из светских революций, вечный отпечаток на судьбах наций и народов, обитающих в его пределах".
Задачи, поставленные перед Бахаи в Нью-Дели - самой поразительной из которых была работа на восьмидесяти четырех территориях, наполовину представлявших из себя нетронутые девственные участки,  - преисполнили верующих таким же энтузиазмом, как и их братьев и сестер на трех предыдущих Конференциях. Пламя этого энтузиазма разгорелось еще ярче после получения телеграммы от Хранителя, в которой он сообщал, что его личные надежды, которые он выражал еще до начала торжеств в Святом Году, еще более укрепились в связи с завершением надстройки Священной Гробницы Баба. Бахаи немедля устремились навстречу поставленным целям: семьдесят человек изъявили желание стать первопроходцами, а двадцать пять  из них отправились к местам назначения сразу после окончания Конференции; щедрые пожертвования поступали на приобретение трех земельных участков для будущих Храмов Бахаи - в Багдаде, Сиднее и Дели, девять акров земли для последнего были куплены еще до конца мероприятия; обильные даяния поступили на постройку самого дорогого для сердец верующих Храма, который предполагалось возвести в родном городе Бахауллы, столице Персии, и который был одним из двух Храмов, изначально запланированных среди целей Всемирного Похода; более тысячи гостей, в числе которых были многие видные лица, приняли участие в публичных митингах и приемах; приемы, которые президент Индии, д-р Раджендра Прасад, и знаменитый премьер-министр страны Джавахарлал Неру устраивали делегатам Конференции, получили широкий и благоприятный отклик. Перед концом Конференции Шоги Эффенди дал указание Десницам отправиться по отдельности в поездки на несколько месяцев, причем сам обеспечил их необходимой помощью и выбрал пути следования.
Помимо того, что можно было бы назвать каждодневной рутинной работой, и без того отнимавшей у него невероятно много времени, Шоги Эффенди за два года не только проработал все детали Похода и обширных планов юбилейных  торжеств, но и завершил книгу "Бог проходит рядом" и ее более короткую версию на персидском. Легко было предположить, что в его творческой активности наступит спад, но это был не такой человек. Перед завершением каждой Конференции письма и телеграммы устремлялись от него, как выпущенные по мишени снаряды. Доведя за четыре года окружавшую его обстановку до градуса кипения, он не позволял ни единой частице энергии пропасть втуне. Типичный пример этого - телеграмма, которую он направил Персидскому Национальному Собранию сразу же после окончания американской Конференции, когда ошеломленный мир Бахаи едва-едва начинал осознавать величие нового Плана: "Доведите сведения друзей более ста двадцати восьми верующих во время торжеств Вилметте изъявили желание стать первопроходцами включая предложение проводить работу колонии для прокаженных. Призовите друзей вступить соревнование западными собратьями. Сотни должны восстать. Задачи на родине за рубежом должны быть немедленно выполнены. От их отклика действий зависит победа всей общины. Нетерпением жду результатов". Подобные неоднократные воззвания оказали такое влияние на общину, искони существовавшую в ужасных условиях постоянных притеснений и преследований, что когда персидские верующие, сами не веря собственным глазам, увидели, что перед ними открываются врата широких возможностей, они устремились единицами, десятками, сотнями во все концы света; без их помощи, из мощной финансовой поддержки и постоянной готовности к самопожертвованию Поход, ко времени своего завершения в 1963 году, никогда не увенчался бы таким успехом.
Прекрасно понимая, что верующие на Западе достаточно малочисленны, Шоги Эффенди сам часто оказывал им помощь в их проектах. Срауз же после объявления начала Похода на чикагской Конференции он послал пятьсот фунтов стерлингов Национальному Собранию Центральной Америки, чтобы помочь ему приобрести земельный участок для Храма в Панаме и тысячу фунтов Итало-Швейцарскому Собранию для Храма в Риме; одновременно он попросил Национальные Собрание Соединенных Штатов, Великобритании и Индии  ускорить публикацию  литературы Бахаи на языках, предусмотренных Десятилетним Планом, лично переслав тысячу фунтов в Англию, поскольку знал, что самостоятельно это Собрание не сможет осилить финансовые затраты на столь важную работу. В планы Всемирного Похода был включен девяносто один новый язык, на который предстояло перевести литературу Бахаи: среди них - сорок азиатских, тридцать один африканский, десять языков в Европе и десять в Америке; за эту работу несли ответственность Общины Индии, Австралии, Великобритании и Америки. На протяжении всех лет Похода он часто лично оказывал поддержку этой работе, да и за все годы его служения он уделял языковому вопросу особое внимание. Он сам выбирал языки, предпринимал все меры, дабы ускорить публикации, постоянно осведомлялся о том, когда книги выйдут в свет, зачастую оплачивал телеграфные услуги, иногда сам платил за перевод и часто приобретал в Хайфе какую-то долю тиража.
Сочетание дальновидности Шоги Эффенди, его постоянное наблюдение за тем, как ведутся работы, связанные с Делом, а также его регулярная финансовая поддержка, позволили Хукуку (Праву Бога), который был финансово подотчетен ему как Главе Веры в соответствии с Завещанием Абдул-Баха, обеспечить материальную базу для многих начинаний. Он вносил свою лепту мудро и деликатно, иногда как пример другим, иногда как личное участие в предприятиях, особенно дорогих его сердцу, иногда просто потому, что не было иного выхода. Яркий пример тому - пятьдесят фунтов, которые он переслал бахаи Тасмании на осуществление их первой Образовательной Кампании. Неоднократно он оплачивал поездки миссионеров Бахаи, особенно после кончины Учителя, когда верующие Запада столкнулись со многими испытаниями и, как он полагал, нуждались в углулении познания основ веры, в котором им могли помочь старые, испытанные персидские бахаи; впоследствии он финансировал затраты тех Десниц Дела, которые были не в состоянии оплатить поездки, в которые он их направлял. Когда останки матери и брата Абдул-Баха были перенесены с кладбищ Акки на постоянное захоронение на горе Кармель, он пожертвовал, в их память, тысячу фунтов Материнскому Храму Запада. И еще во многих случаях  он жертвовал денежные суммы, призывая верующих исполнять с их помощью определенные цели. Нередко эти даяния сопровождались его трогательными заверениями в том, что он сам "лишен права личного участия" и что это был его "первоначальный взнос". Он никогда не упускал ни единого случая оказывать щедрую помощь жертвам различных бедствий. Когда персидские бахаи подвергались преследованиям и погибали смертью мучеников, когда русские поселенцы изгонялись со своих земель и оказывались без средств к существованию, когда стихийные бедствия оставляли друзей без крыши над головой, Шоги Эффенди немедленно приходил им на помощь. Он предписал Персидскому Национальному Собранию делать ежегодный взнос на приобретение земельных участков, исторически связанных с развитием Веры в этой стране, что составляло одну из его особых задач. Он помогал приобретению национальных штаб-квартир Бахаи и земельных участков для Храмов, а также сам, в знак личного уважения, зачастую оплачивал установку надгробий на могилах видных и горячо любимых им верующих.
Величайшим и исключительным пожертвованием за все годы служения Хранителя был его взнос - треть миллиона долларов - на возведение трех Храмов, запланированных как одна из главных целей Всемирного Похода. То, как ему удалось добиться этого результата, было типичным для его повседневной деятельности. Вспоминаю весь процесс очень отчетливо: сначала он разрабатывал проекты Храмов, затем получал оценку от Национальных Собраний, которым было поручено их возведение, и увязывал ее с продажной ценой; далее, удостоверившись в том, что постройка Храмов обойдется  в пределах миллиона долларов и что сто пятьдесят тысяч - сумма вполне доступная для общины, учитывая уровень, которого бахаи могли достичь к тому времени, к концу Похода, он приступал к определению суммы, которую мог внести сам, зная по прошлому опыту, чему равен  доход Всемирного Центра и что требовали расходы на другие планы; принимая в расчет непредвиденные обстоятельства, он приходил к цифре в треть миллиона долларов. Если можно так выразиться, одну треть этой трети он оставлял на долю Господа, прекрасно зная, что если Его последователи приложат максимум усилий, то чудодейстенные силы помогут им добиться своей цели.
Однако вернемся к только что начатому "судьбоносному, вдохновенному, десятилетнему, всемирному Духовному Походу" с его четырьмя целями: развитие учреждений Всемирного Центра Веры; консолидация фронтов на двенадцати территориях, служащих административной основой двенадцати Планов - составляющих частей общего Плана; консолидация всех территорий, открытых Верой; открытие для Веры еще не затронутых ею территорий. Несмотря на то что руководство Походом было доверено двенадцати Национальным Собраниям, каждый отдельный верующий независимо от его расы, национальности, класса, цвета кожи, возраста и пола должен был внести свою лепту в осуществление этого "грандиозного предприятия". В одном из ярких отрывков своей искрометной прозы Шоги Эффенди приподнял занавес над той сценой, на которой должен был разворачиваться новый План: Где? Повсюду - за арктическим кругом, в пустынях, джунглях, на островах холодного Северного моря, в иссушающем климате Индии и островов Тихого океана. Ради кого? Ради всех народов - ради племен Африки, канадских и гренладских эскимосов, лапландцев с далекого севера, жителей Полинезии и австралийских аборигенов, краснокожих обитателей Америки. В каких условиях? В пустошах и городах, "погрязших в грубом материализме", где люди дышат зловонным воздухом "агрессивного расизма", где они скованы "путами элитарности", ограничены "слепым и воинстующим материализмом", где они находятся в шорах "узко мыслящего и нетерпимого церковного догматизма". Какие цитадели предстовит штурмовать воинами Бахауллы? Цитадели индуизма, буддистские монастыри, джунгли Амазонки, горы Тибета, степи России, бескрайние и безлюдные просторы Сибири, внутренние территории Китая, Монголии и Японии и их постоянно растущим населением, не забывая об изгоях и прокаженных, томящихся в колониях. Обращаю свой страстный призыв, - писал он, - повиноваться, как то подобает Его воинам, наставлениям Бога Сил и готовиться к тому великому Дню, когда Его победоносные отряды под пение незримых ангелов Царствия Абха будут торжествовать свою окончательную победу".
Совершенно ясно, что Хранитель мыслил Десятилетний План как битву, битву "всемирного, преданного, несокрушимого воинства Бахауллы", Его "воинства света", против окопавшихся во всех уголках планеты сил тьмы. "Главнокомандующим" этого войска был Абдул-Баха; за Ним стоял Его Отец, "Царь  Царей", и помощь Его была обетована "каждому  воину, сражающемуся за Его Дело". "Незримые отряды" собирались  "ряд за рядом, дабы пресуществить низошедшее на них благословение". Итак, маленькое воинство героев Божиих восоединилось, "дабы начертать на своих щитах символы новых побед", дабы утвердить "земные символы небесной власти Бахауллы" в каждой стране мира, готовой заложить неколебимые административные основания Его обетованного Христом Царствия Божия на земле.
Окидывая взглядом прошлое, мы видим, что Шоги Эффенди разделил великий Всемирный Поход на четыре стадии. Первая продлилась с Ризвана 1953 года до Ризвана 1954, вторая - с 1954 по 1956 годы и, наконец, третья - с 1956 по 1958 год. Конец четвертой стадии он связывал с завершением сооружения Храмов, строительство которых планировалось в течение Десятилетнего Плана; все три постройки были практически закончены к 1963 году. В самом начале Плана Хранитель внутренне не разделял его на стадии; они явились результатом естественного роста сил, проявившихся в течение Похода, и самой сути одержанных побед, хотя несомненно он руководил этими силами, в первую очередь определяя их цели, а затем - кампании, в которых участвовали двенадцать починенных ему отрядов.
Три недели спустя после провозглашения Похода Шоги Эффенди телеграммой уведомил мир Бахаи, что "главной целью", стоящей перед исполнителями Плана, является острая необходимость в "немедленном, решительном, сплоченном и всемирном" освоении неоткрытых территорий. Шоги Эффенди, с присущим ему острым чувством обязательности, я бы даже сказала божественной обязательности, уведомил главных исполнителей Божественного Предначертания Абдул-Баха, что, учитывая право первенства, которое Он возложил на них в Своих Скрижалях, они пользуются прерогативой посылать своих первопроходцев для осуществления целей братских общин Востока и Запада. Он призвал сто тридцать "воинов  Бахаи" восстать и заполнить пробелы на еще не завоеванных территориях земного шара на протяжении первого года. Четыре месяца спустя, еще до созыва Межконтинентальной Азиатской Образовательной Конференции, он оповестил мир Бахаи, что более трехсот верующих изъявили желание стать первопроходцами - сто пятьдесят из Северной Америки, более пятидесяти европейцев, более сорока человек из Азии и более сорока африканцев. Менее чем за пять месяцев двадцать восмь территорий и островов были открыты для Веры. Как всегда вдохновленный успехом, Шоги Эффенди сообщил друзьям, что поскольку общее число стран в мире открытых для Веры превзошло сто пятьдесят, они должны приложить все усилия, дабы довести к концу Святого Года до двухсот. Бахаи почти полностью удалось преуспеть в этом начинании - двести территорий были открыты три недели спустя после окончания Святого Года. В сентябре 1953 года Шоги Эффенди провозгласил первые имена, внесенные им в "Список Чести", который он предполагал установить у входа в Святую Усыпальницу Бахауллы в Бахджи - подобающее место для Его героических  "Рыцарей"; в этот список были занесены имена и территории, открытые первопроходцами, и вплоть до конца своей жизни Хранитель продолжал периодически оповещать об их достижениях. К концу 1963 года Список включал представителей всех рас, континентов, мужчин и женщин из разных стран. Девять месяцев спустя после начала Похода Хранитель оповестил мир Бахаи об открытии девяноста территорий - трех четвертей от намеченного числа, исключая страны, входившие в орбиту Советского Союза, а в своем послании к Ризвану 1954 года он сообщил благую весть о том, что  "Рыцари Бога Сил, осуществляя свою возвышенную миссию духовного завоевания планеты", открыли для Веры еще сто территорий. Таким образом, начальная  стадия Похода была "триумфально завершена... что превзошло все наши ожидания".
Во дни Ризвана того же года Десницы Дела на различных континентах, следуя  подробным наставлениям Хранителя, назначили, на каждом континенте, Вспомогательный Комитет, состоящий из девяти человек, которые должны были действовать как их "депутаты, помощники и советники"; помимо этого по его указанию был основаны пять Континентальных Фондов для поддержки рабоыт новообразованных учреждений.
Учитывая сто поставленных  перед нем целей, воинство Бахауллы было теперь полностью загружено. Шоги Эффенди, отчасти успокоившись относительно продвижения линии фронта, немедленно принялся за разработку новых задач. Начинавшийся отныне второй этап Плана был в первую очередь связан с консолидацией достигнутых успехов. В своем послании к Ризвану 1954 года Хранитель перечислил тринадцать пунктов, на которых следовало сосредочить усилия в ближайшие два года: продвижение первостепенно важной образовательной работы; сохранение всех достигнутых результатов; поддержка всех местных Собраний; увеличение числа групп и центров, дабы ускорить учреждение сорока восьми Национальных Собраний, запланированное в течение Похода; приобретение земельных участков для Храмов; основание специальных фондов для приобретения Национальных Хазират уль-Кудс; скорое осуществление переводческих задач; покупка земельных участков, связанных с историей Бахаи в Персии; меры по возведению Храмов в Тегеране и Франкфурте; возведение вспомогательных сооружений Храма в Вилметте; учреждение национальных фондов; узконение местных Собраний; учреждение новых Издательских Трестов. Он обращал свой "пламенный призыв" свершить столь великие труды к ста восьми людям, составлявшим двенадцать Национальных Собраний мира Бахаи - всего к ста восьми из многих миллионов человеческих существ, населяющих планету!
Чудо состояло в том, что подобный призыв, который в глазах "умудренных опытов" людей мог показаться незначительным и жалким, произвел такой эффект. Все бахаи мира, рядовые и вожди, удвоили свои усилия и одержали решительные победы. В 1955 году в своем ежегодном послании к Ризвану Шоги Эффенди оповестил верующих, которые являлись его главным орудием в распространении новых известий  о прогрессе Веры, что новый План "продвигается вперед, с каждым днем набирая силы, повсеместно сокрушая барьеры между расами и народами, неуклонно расширяя масштаб своих благотворных действий и обнаруживая все более убедительные признаки своей мощи на пути к духовному завоеванию всей планеты".
Однако помимо неоднократных воодушевляющих посланий Шоги Эффенди иногда был вынужден обращаться к командующим своим отрядами - двенадцати Национальным Собраниям - в довольно резких выражениях. Один из самых ярких примеров - его послание от мая 1955 года, в котором он говорит, что он "вынужден" в этот "нелегкий час" просить друзей вновь оценить "всю полноту возложенных на них полномочий в руководстве Делом" и предупреждает их "не допускать никаких злоупотреблений, которые могли бы ослабить их пыл и решимость". Он обращался ко всем, но в первую очередь к тем, кто "не будучи скован путами, которые мешают их менее привилегированным собратьям", с призывом ускорить темп работы и увеличить объем действий, компенсировала таким образом "временные отступления" постоянно развивающейся, но еще "не полностью обретшей самостоятельность" Веры.
В течение августа того же года мир Бахаи пережил один из периодически повторяющихся кризисов, который отнял у Хранителя много сил и нервов и стал очередной причиной его преждевременной смерти в относительно не старом возрасте. В своем телеграфном послании, переданном всем Десницам и Национальным Собраниям, Шоги Эффенди заявлял, что самая многочисленная община верующих подвергается "непрестанно ужесточающимися гонениями которые на протяжении целого столетия обрушиваются на ее членов на родной земле Бахауллы": Национальная Штаб-Квартал бахаи в Тегеране была захвачена, а здание ее подверглось публичному разрушению по приказу одного из подверглось публичному разрушению по приказу одного из главных персидских священнослужителей - в присутствии и при активной поддержке генерала иранской армии, вслед за чем последовал захват аналогичных местных учреждений в провинциях; парламент страны сделал заявление, объявляющее Веру вне закона; пресса и радио подвергали бахаи злобным нападкам, стараясь опорочить и оклеветать цели их религии; по всей стране бахаи становились жертвами жестоких нападений; Священный Дом Баба был дважды осквернен и почти разрушен; другие Святые Места также были захвачены либо разорены; лавки и дома бахаи подвергались разграблению; бесчинствующие фанатики выкапывали тела умерших на кладбищах Бахаи и уродовали их; взрослых и детей бахаи избивали на улицах, а женщин похищали и насильно заставляли выходить замуж за мусульман; семью из семи человек, самому старшему из которых было восемьдесят, а самому молодому - девятнадцать лет, двухтысячная толпа разрубили на куски под барабанную дробь и звуки труб. Подобные ужасы вызвали волну яростного негодования в мире Бахаи, и тысячи посланий обрушились на персидские власти, причем иногда даже из таких мест, о которых члены парламента никогда не слышали. Руководитель Отдела по правам человека предложил Американскому Национальному Собранию (официальному представителю других органов Бахаи, аккредитованных при Организации Объединенных Наций как неправительственный орган под названием "Международная Община Бахаи") представить отчет о сложившейся ситуации в Комиссию по правам человека и персидскому правительству, между тем как генеральный секретарь Организации Объединенных Наций назначал комиссию из должностных лиц ООН, возглавляемую верховным комиссаром по делам беженцев, и поручил ей обратиться к персидским властям с требованием обеспечить права меньшинства Бахаи в Персии. Хотя еще не полностью обретшая самостоятельность Вера, тем не менее, за сто лет непрерывной борьбы научилась обороняться и достаточно действенно отстаивали свои интересы; значительную поддержку гонимой общине оказала развернутая в Соединенных Штатах публичная кампания, на которую верующие собрали сорок тысяч долларов. Шоги Эффенди не только руководил столь мощной акцией протеста, направленной против варварских нападок на членов мирной и беззащитной общины, но и учредил фонд "Помощи преследуемым", в который сам немедленно внес восемнадцать тысяч долларов и который получил широкую и горячую поддержку негодующих общин Бахаи, развернувших борьбу в обстановке суровых финансовых обязательств.
Именно на втором этапе Всемирного Похода бахаи удалось приобрести земельные участки для десяти из одиннадцати Храмов, сооружение которых входило в число задач Десятилетнего Плана, на общую сумму более ста тысяч долларов, учредить тридцать из пятидесяти одного национального фонда с капиталом в сто тысяч долларов, купить сорок три из сорока девяти национальных штаб-квартир на различных континентах, что обошлось в полмиллиона долларов - в связи с последним Шоги Эффенди многозначительно заявил, что это достижение "с лихвой компенисирует захват Национальной Административной Штаб-Квартиры Веры и разрушение ее здания в персидской столице военными властями".
В первые годы Похода было одержано множество блистательных побед: было приобретено здание тегеранской  темницы Сейах Чаль, где впервые забрезжил свет Пророческой Миссии Бахауллы; одновременно с образованием Духовного Собрания в Мекке Его знамя было водружено в самом сердце исламского мира; с особой радостью Хранитель воспринял известие о том, что в некоторых советских республиках, которые в начале Похода считались не открытыми, живут бахаи - остатки общин Кавказа и Туркестана, теперь эти территории можно было считать открытыми, каким бы ни было слабым пламя горящих там светочей духа; на девяноста восьми островах мира отныне жили бахаи; во Всемирном Центре начались работы по возведению здания Международных Архивов.
В дни этих побед Шоги Эффенди принял исключительно важное решение о сооружении в процессе Десятилетнего Плана не двух, а тех Домов Поклонения. В Своих Писаниях и Бахаулла, и Абдул-Баха придавали огромное значение этим Машрик уль-Азкарам (первым местам поминания Господа): они возводились, по словам Шоги Эффенди, для "поклонения единому истинному Богу и Его славному Явлению в День Сегодняшний". Они теснейшим образом связаны как с духовной жизнью индивидуума, так и с общинной жизнью верующих. Хранитель называл Американский Храм "символическим Зданием" Администрации, ее "мощным бастионом, символом ее силы и ее будущей славы", "знаменосцем зарождающейся цивилизации", "символом и провозвестником Всемирного Миропорядка". Подобные "Материнские" Храмы, говорил он, являются  великими безмолвными учителями Веры и играют столь важную роль в ее развитии, что, к примеру, Американский Дом Поклонения воплощает в себе душу Американской Общины Бахаи в западном полушарии. Хотя первый Храм и был построен по указанию Самого Абдул-Баха в Ашхабаде еще при Его жизни, Хранитель заверял нас, что первый Храм, возведенный в Новом Свете, навсегда останестя самой большой святыней, поскольку Учитель Сам заложил камень в его основание во время Своей поездки по Америке и начинание это было одним из самых дорогих Его сердцу. К 1921 году, когда Шоги Эффенди стал Хранителем, фундамент его был заложен, но сам здание, которое Абдул-Баха так страстно мечтал увидеть еще при жизни, представляло из себя уродливый черный водонепроницаемый цилиндр, похожий на газовую цистерну и одиноко высившийся на пустом месте.
Хранитель считал  одной из своих главных обязанностей как можно скорее завершить строительство этого священного здания. Тридцать два года ушло у него на выполенин этой задачи, которую он называл величайшим предприятием западных последователей Веры и самой значительной победой, одержанной за годы Периода Строительства Завета Бахаи. Одним из первых шагов, предпринятых в этом направлении, были девятнадцать фунтов, которые Хранитель переслал в Фонд Храма в 1922 году, а в 1926 он пишет о том, что "отныне с радостью будет вносить девяносто пять долларов ежемесячно в виде скромной лепты"; на протяжении многих лет он часто жертвовал различные суммы на сооружение Храма. Шоги Эффенди вдохновил бахаи превраить большое круглое пространство, которое в будущем должно было быть окружено ступенями Храма, в зал для проведения Съездов и прочих собраний; позднее для  подобных целей намечалось построить аудиторию вне здания, которое предназначалось исключительно для поклонения; Съезд 1923 года проводился в помещении. которое с тех пор стало называться Основным залом; чтобы украсить его стены, Хранитель прислал в подарок прекрасные персидские ковры из Усыпальницы Бахауллы; однако вплоть до 1928 года в строительстве Храма не было никакого продвижения. Шоги Эффенди обратился к проходившему в этом году Съезду с посланием, составленным в довольно жестких выражениях, и обязал американских верующих приступить к строительству своего великого Храма, для чего был создан так называемый "План Объединенного Действия", предназначенный для сбора средств на исключительно дорогую работу по возведению надстройки. Несмотря на это к 1929 году требуемая сумма не была собрана, и, поскольку сам Шоги Эффенди в тот момент был  не в состоянии послать значительные средства, он решил продать самую большую драгоценность, которой владела Вера в Святой Земле. Он телеграфирует Съезду: "Жертвую самым дорогим украшением Усыпальницы Бахауллы дабы содействовать коллективным усилиями американскихъ верующих напраленных на скорейшее завершение плана объединенного действия призываю к самопожертвованию". Характерно для него и то, что прежде всего он дал телеграмму персидскому верующему, сделавшему столь бесценное приношение: "Работы сооружению Храма Америке продвигаются три четверти суммы требуемой сооружение первого этажа уже собраны. Чувствую настоятельную необходимость продать подаренный вами ешковый ковер. Срочно телеграфируйте своедения возможном покупателе и цене. Благодарю за согласие". Только получив теплый сердечный ответ, в котором даятель советовал продать ковер в Нью-Йорке, он оповестил Америку о своем решении. Бахаи были столь глубоко тронуты этим приношением своего Хранителя, что еще до завершения Съезда увеличили общую сумму сбора до трехсот тысяч долларов. Опасаясь серьезных долгов, которые могли появиться, если вся сумма, необходимая для осуществленя будущих работ, не будет собрана заранее, Шоги Эффенди до поры до времени не разрешал подписывать контракты. Тем не менее Съезду 1930 года удалось наконец собрать деньги, Хранитель дал согласие - и Бахаи решили сами приобрести драгоценный ковер, между тем уже доставленный в Соединенные Штаты. И вновь Хранитель шлет  совершенно типичную для себя телеграмму: "Поддерживаю начало проведения работ по всему Храму без внешней отделки учитывая решимость веруюищих  конце концов завершить отделку собственными силами. Полагаю все мы единодушно одобрим проект как нашедший поддержку  Самого Абдул-Баха". "Пожертвованный ковер не следует продавать также возвращать обратно. Пусть будет принят как постоянное украшение первого Машрик уль-Азкара Запада". Потрясенные делегаты Съезда телеграммой выразили "глубокую преданность за бесценный подарок". Энтузиазм, порождаемый подобными посланиями и поступками Шоги Эффенди, не был результатом какой-то особой политики с его стороны, скорее, речь шла о глубоком бессознательном инстинкте прирожденного лидера с исключительно чистыми помыслами и благородным сердцем.
В 1931 году Шоги Эффенди обращается к очередному Съезду с телеграммой: "Пресвятой Лист присоединяется ко мне... выражая сердечные поздравления безграничную радость глубокую благодарность практическим завершением надстройки славного  здания..." В 1933 году он, вновь упоминая сестру Абдул-Баха в связи с этой работой, телеграфирует: "передайте всем американским верующим изъявления глубокой любви Пресвятого Листа связи непрестанным прогрессом строительства Храма который способен затмить их прежние достижение. Попросите их принять во внимание неотложность моих горячих просьб". Вслед за этим посланием, отправленным в январе, в октябре в Америку летит новая телеграмма: "Призовите находящихся ситуации американских верующих внять моей последней горячей мольбе  не допускать ни малейшей передышки сооружении Храма дабы не бросить тень на великое эпохальное предприятие... обещайте годичный перерыв работе после успешного завершения первого этапа отделки нашего славного Храма". Не удивительно, что он употребляет слово "наш". Он боролся бок о бок с американскими бахаи "на протяжении всего", как он писал, ы"тяжелейшего кризиса, который довелось перенести американскому народу в этом столетии"; в самый разгар борьбы он подчеркивал, что только "неколебимые" сторонники Веры способны вносить свою лепту в строительство, только тот, кто "в полной мере осознал" величие Откровения Бахауллы и "безгранично, всем сердцем предан ему"; он увлекал за собой своих товарищей Бахаи, немногочисленных, по большей части небогатых, изо дня в день живущих в тяжелейших условиях экономического бедствия, уверяя их в том, что это важное начинание должно быть поддержано "не только за счет щедрости горстки людей, но за счет совместного вклада всей массы убежденных последователей Веры", подчеркивая, что духовная сила, исходящая от Храма, в значительной степени будет зависеть от "количества и разнообразия вносящих свой вклад верующих, равно как и от природы и степени их самоотверженности, находящей выражение в их добровольных даяниях". Он ободрял, успокаивал их и вел за собой к победе. С гордостью он напоминал им, что - единственные в мире - они удостоены двойного благословения: эффективно действующего Административного Порядка и Храма!
Год за годом послания направлялись в Америку, великолепный Храм рос, и вот наконец, во время второго великого Столетнего юбилея, который отмечался при жизни Шоги Эффенди, мне удалось прочесть следующие слова: "От имени и по поручению Хранителя Веры Бахауллы я имею честь посвятить этот первый Машрик уль-Азкар западного мира открытому поклонению... От имени Хранителя нашей Веры приглашаю вас войти под его своды..."
По этому краткому рассказу о работе, столь дорогой сердцу Абдул-Баха и Шоги Эффенди, можно составить представление о том, какое значение придавали они оба подобным Храмам в жизни общин Бахаи. Поэтому не стоит удивляться, что в самом начале Похода Хранитель обратил внимание на проблему возведения первого Храма Бахаи на родине Бахауллы. В 1942 году Шоги Эффенди возвестил о том, что персидские Бахаи приобрели три с половиной миллона квадратных метров земли под Тегераном для своего будущего Машрик уль-Азкара. Во многом их побудил к этому пример американских бахаи, не щадя сил возводивших свой собственный Храм, - точно так же, как в 1903 году американские бахаи решили приступить к строительству своего Храма, поскольку Бахаи Востока начали строительство Машрик уль-Азкара в Ашхабаде. Хранитель отводил важную роль этому историческому и священному Храму. Немаловажно для нас также помнить, что он отверг многие представленные ему проекты, поскольку считал, что их авторы впадают в крайность, чересчур увлекаясь современными модными течениями в архитектуре, несоответствующими целям и духу Веры. которая должна привести к появлению нового Всемирного Миропорядка и цивлизации на протяжении тысячи лет Завета. Он предпочел остановиться на более консервативной концепции, разработанной при его личном участии в Хайфе и "включавшей купол, напоминающий о Священной Успальнице Баба". Полные энтузиазма персидские верующие уже приступили к выполнению пятилетнего плана с целью сбора двенадцати миллионов туманов на его постройку, и Хранитель сам познакомил их с проектом на собрании в Бахджи в первый день  Ризвана 1953 года. Этому проекту Шоги Эффенди уделял огромное значение, и наложение запрета на всю деятельность Бахаи в Персии в 1955 году явилось тяжким ударом для него, поскольку он понял, что положение в стране за четверть века его влужения далеко не улучшилась, а напротив, ухудшилась настолько, что завершить постройку подобного здания к концу десятилетенго плана крайне маловероятно. Несмотря на то, что было еще вполне возможно построить первый Машрик уль-Азкар в Европе - второй из намеченных в Плане Храмов - Шоги Эффенди немедленно наносит ответный удар врагам Веры в своей телеграмме от ноября 1955 года: "Историческое решение возведении Материнского Храма Африки в Кампале расположенной самом сердце континента явится великим утешением массы жестоко гонимых отважных собратьев колыбели Веры. Каждый континент земного шара за исключением Австралии таким образом  сможет извлечь непосредственную духовную пользу собственного Машрик уль-Азкара. Подобающее признание еще больше будет способствовать  чудесному распространению Веры поразительному увеличению числа ее административных учреждений на всем континенте..." Так африканские верующие получили, по словам Шоги Эффенди, "удивительный, величественный и уникальный проект сооружения Материнского Храма Африки".
Хотя в Тегеране предполагалось возвести третий из великих Храмов мира Бахаи, а в Германии - четвертый, в действительности европейский Храм по хронологии стал третьим, а африканский четвертым. План Африканского Храма разрабатывался в Хайфе под непосредственным наблюдением Хранителя и был полностью одобрен им. По-иному складывалась история с немецким Храмом: Шоги Эффенди сам выбрал проект и послал его Национальному Собранию Бахаи Германии и Австрии, однако в этих странах уже успела сложиться столь мощная церковная оппозиция, всячески противившаяся возведению Дома Поклонения Бахаи, что Национальное Собрание ответило Хранителю, что избранный им консервативный по стилю проект в стране, где на данный момент  предпочтение отдается самым современным архитектурным стилям, лишь усложнит возведение Храма, поскольку это может послужить предлогом к отказу в разрешении на строительство. Исходя из конкретных обстоятельств, Шоги Эффенди разрешил провести конкурс, а затем из присланных ему проектов выбрал один, по которому позднее и был сооружен Храм.
Мне кажется несомненным, что если бы Шоги Эффенди решил спросить мнения Бахаи, они посоветовали бы ему избрать какую-либо иную страну; дело в том, что, когда в 1953 году он объявил о строительстве Европейского Храма, прошло всего лишь восемь лет после страшной войны, и за исключением некоторых стран, где практически не было верующих, все остальные бахи жили на землях, так или иначе пострадавших от Германии и боровшихся с ней в годы войны. Однако Хранитель безбоязненно и неустрашимо, вопреки всем мирским соображениями преследовал духовные цели всемирного сообщества Величайшего Имени, вверенного его попечению. Общепринятые нормы никогда не были ему указкой, он ориентировался исключительно на нормы, заключенные в писаниях. Постоянно помня о поездке Абдул-Баха  в эту страну и о Его любви к этой общине, Шоги Эффенди с самых  первых лет своего служения старался поддерживать ее и способствовать ее развитию; это была одна из общин, к которой в те далекие дни 1922 года, когда мир Бахаи был еще так мал, он обращался со своими первыми душераздирвающими, полными сомнений письмами. Упоминая об этой общине в 1926 году, он пишет о "растущем числе Центров и приверженцев Веры Бахаи в Германии, о проникновенных словах, в которых наш Возлюбенный говорли о ее будущем и о преобладающей роли, которую ей суждено сыграть в пробуждающейся Европе"; в письме к Марте Рут от 1927 года он пишет, что Германия должна стать средоточием Вашей деятельности, поскольку я придаю огромное значение разнообразным и богатым возможностям, открывающимся перед этой страной..." "Чувствую, что Вам следует уделить больше внимания Германии, так как я полностью разделяю надежды, которые Вы связываете с ее будущим вкладом в духовное возрождение Европы". В 1947 году он упоминает об "удивительном воскрешении" "разрушенной за годы войны Общины Центральной Европы" и утверждает, что внутри Германии скоро сложится "крупнейшая община приверженцев Веры на континенте - община, которой, в соответствии с пророчеством Абдул-Баха, предназначено сыграть главенствующую роль в духовном пробуждении и конечном обращении европейских  наций и народов в Веру Его Отца". Франкфурт находился в сердце Германии, Германия - в сердце Европы. Место для будущего Храма было выбрано абсолютно точно.
Все еще серьезно озабоченный преследованием основной массы верующих, проживавших на родине Бахауллы, Шоги Эффенди  спокойно приступил к осуществлению нового плана. Он выбрал проект для третьего Храма  и поручил Национальным Собраниям Австралии и Новой Зеландии конфиденциально навести справки о том, сколько может стоить его постройка в Сиднее. Когда он получил смету и увидел, что она не ляжет чрезмерно тяжким финансовым бременем на плечи Общин, участвовавших в Походе, он - в своем Послании к Ризвану  1957 года - выступил в волнующим известием о начале "грандиозного трехпланового предприятия, предназначенного возместить тяготы и страдания, претерпеваемые Общиной  последователей Его Веры на Его родине, предприятия, поставившего целью сооружение  трех Материнских Храмов Европейского, Австралийского и Африканского континентов, в таких отдаленных друг от друга точках, как Франкфурт, Сидней и Кампала, на сумму примерно один миллон долларов, в дополнен к Храмам, уже сооруженным в Азии и Америке". Известие это означало, что потеря персидским верующими своего первого Машрик уль-Азкара будет возмещено возведением в зоне Тихого океана "Материнского Храма Антиподов и всего тихоокеанского региона", а также сооружением в самом сердце африканского континента еще одного Дома Поклонения, который, по словам Шоги Эффенди, "был предназначен оказать огромное влияние на прогресс Дела Божия во всем мире, в значительной степени укрепить становление институтов ниспосланного свыше Порядка и разнести молву о нем по всем континентам земного шара". В своем послании к Ризвану Хранитель известил также о том, что проекты всех трех "монументальных зданий, каждое из которых станет домом, где обитает Дух Господень, и престолом для прославления Его избранного Посланца для сегодняшнего", будут представлены делегатам тринадцати исторических Национальных Съездов Бахаи, первый из которых пройдет во время праздника Ризвана этого года".
Именно на этом, втором этапе Всемирного Похода Американское Национальное Собрание приобрело земельный участок для первой вспомогательной службы своего Храма. Хранитель посоветовал Собранию остановить выбор не на библиотеке - таково было первое предложение, - поскольку она не раскрыла бы полностью цель и значение Машрик уль-Азкара в мире Бахаи, и в конечном счете было решено построить Дом для Престарелых. В одном из своих последних писем он просил Собрание ускорить строительство Дома, поскольку он должен был внушить людям, что основная задача нашей Веры состоит в служении человечеству, независимо от национальности, убеждений и вероисповедания, и неизбежно привлечь самое широкое внимание.

Не уяснив для себя ряда истин, заключенных в Деле Божием, невозможно правильно понять его эволюцию. Одну из этих истин Абдул-Баха выразил так: "От начала времен до сего дня свет Божественного Откровения, воссиявший на Востоке, озарил пределы Запада. Однако, достигнув Запада, сияние это стало еще ослепительней". Таков был общий принцип феномена религии на нашей планете, но Завет Бахаи дает нам возможность отчетливо проследить за своеобразным действием этого принципа на протяжении более ста двадцати пяти лет. В Своей первой и самой великой книге Кайум-уль-Асма Баб призвал народы Запада оставить свои города, чтобы обеспечить победу Его Дела. В Своей Пресвятой Книге, Китаб-и-Акдас, Бахаулла обратился к правителям американского континента с призывом восстать и откликнуться на Его Призыв. Ко дню сегодняшнему помимо этого изначального толчка, нашедшего выражение в высказываниях двух Явлений Божьих, Дело черпало свои силы в усиленном личном внимании со стороны Средоточия Завета. Непосредственно вслед за вознесением Бахауллы, когда Имя Его впервые прозвучало на Всемирной Колумбовской Выставке в Чикаго в 1893 году, Северную Америку буквально захлестнули волны божественной эманации, выходившей из-под пера и окружавшей самую личность Абдул-Баха, а позднее - непрестанные руководства и наставления Шоги Эффенди. Хранитель рассказывал, что Божественный План Абдул-Баха был вдохновлен словами Самого Бахауллы из Китаб-и-Акдас и в немалой степени являлся результатом прямых контактов между Абдул-Баха и американскими и канадскими верующими в процессе Его поездок по Северной Америке.
Сочетание Отеческой любви к своему первенцу, к первой нации Запада, откликнувшейся на Его Весть, и жизненной энергии, присущей Новому Свету, замечательным, чудесным образом обусловило не имеющее параллелей в истории положение и силу североамериканских бахаи.  Сам Учитель наградил их титулом "Апостолов Бахауллы" и они, как пишет Шоги Эффенди, стали "предметом  нежной заботы Абдул-Баха... средоточием Его надежд, адресатом Его обетований и благословений". В годы служения Шоги Эффенди он проявлял по отношению к ним не меньшую благораположенность и уважение, чем Учитель, вдохновляя и побуждая их к действию, - по сути, это было продолжением той же любви и той же политики. Хранитель отзывался о них как о "неутомимой, неуклонно продвигающейся вперед, величественно разворачивающейся Американской Общине Бахаи", как о "колыбели и цитадели Амдинистративного Порядка", "отмеченной непревзойденной милостью Всемогущего". В своих бесчисленных письмах он часто обращался к ним - "мои славные и возлюбленные собратья", столь "горячо любимые, богато одаренные, наделенные несгибаемой решимостью". По его словам, Абдул-Баха наделил их "духовным первенством", они стали Его "главными доверенными лицами" на службе того "данного свыше, направляющего мир" Божественного Плана, коорый возлагал на них всемирную миссию - "священное и неотъемлемое право американских последователей Бахауллы". Более того, они не только являлись исполнителями содержащегося в Плане Наказа, но и "Исполнителями Воли Абдул-Баха", что превращало их в "первостроителей начального Порядка Бахауллы", в "глашатаев мировой цивилизации" и в "привилегированных зодчих и стражей законов Веры Бахауллы". Наблюдая за воплощением истин, заключенных в Учении, Шоги Эффенди указывал, что за дело принялись силы, "которые, подобно могучему размаху маятника, заставили перенестись административный центр Веры из ее колыбели на берега американского континента". "Американские верующие, предтечи Золотого Века, ныне достойно наследовали своим персидским собратьям, которых Героический Век Веры наградил венцом Мучеников"; они стали "духовными преемниками героев Дела Божия". Их предназначение, предназначение "возлюбленной", "обладающей возвышенным строем мыслей и отважной", "Богоизбранной" общины, этой "непобедимой армии, этого могущественного органа Веры", исполняющего свою уникальную миссию, состояло в том, чтобы быть "призванными творцами и превостроителями Миропорядка Бахауллы".
Становление американской Общины Бахаи Шоги Эффенди считал одним из самых возвышенных эпизодов первого века Веры; ее развитие было напрямую связано с действием Воли Учителя. Единственное, о чем Хранитель со свойственной ему скромностью предпочел умолчать, было то, что все это стало возможным благодаря его собственному применению наказов, заключенных в Завещании, и верности им.
В одном из первых своих писем, в которых он в качестве Хранителя обратился в 1923 году к Нью-Йоркскому Духовному Собранию, Шоги Эффенди несколькими словами определяет свое отношение к Америке, отношение которое никогда не менялось  вплоть до конца его дней: "Памятуя о недвусмысленных и вдохновенных пророчествах нашего возлюбленного Учителя касательно преобладающей роли, которую Западу предназначено сыграть  на ранней стадии всемирного триумфа Движения, сразу после Его кончины я с надеждой и упованием обритл свой взгляд к берегам далекого континента..." "Как часто, - писал он в том же году Американскому Национальному Собранию, - мне стастно хотелось оказаться ближе к полю вашей деятельности, чтобы постоянно, осязаемо и зримо наблюдать за каждой подробностью вашей разнообразной и крайне важной работы".
Отношения взаимного доверия и нежной дружбы установились между юным Хранителем и теми, кого он называл "детьми Абдул-Баха" с той самой минуты, когда они узнали о том, что он назван преемником Учителя. Когда положения Его Завещания вступили в силу после официального оглашения 7 января 1922 года, национальный орган, все еще известный как "Храм Единства Бахаи", или "Исполнительный Совет", телеграфировал ему 20 января: "Америка крайним удовлетворением восприняла известие назначении предлагаем верное преданное сотрудничество". И Хранитель и Американская Община были тогда юны, в годы его служения они как бы росли вместе, и это глубоко трогательно. После кризиса 1922 года и временного отхода от дел он, вернувшись в Хайфу, 16 декабря телеграфировал в Америку: "Поступательное движение Дела не было и никогда не может быть остановлено. Молю Всемогущего, чтобы мои силы, ныне освеженные и окрепшие, вкупе с вашими неослабными усилиями помогли довести его до окончательного торжества". 19-го числа на эту телеграмму последовал ответ Национального Собрания: "Ваша Весть освежила и возродила все сердца что касается возобновления деятельности направленной достижение единства объединенные силы Америки всегда готовы оказать помощь с любовью преданностью пожеланиями счастья".
В одном из первых писем Хранителя к ним, проливающем свет на его настрой в самом начале пути, письме, которое начинается словами "Членам Духовного Национального Собрания, избранным представителям всех верующих американского континента" и датировано 23 декабря 1922 года, Шоги Эффенди, обращаясь поименно к девяти членам Собрания, между прочим пишет: "... Решительность, с какой вы воплотили в жизнь мои скромные предложения, чрезвычайно обнадежила меня и вдохнула уверенность в мое сердце. Я несколько раз перчел отчеты о вашей деятельности, скрупулезно  изучил все шаги, предпринятые вами для упрочения основ Движения в Америке и с чувством глубокого удовлетворения ознакомился с вашими планами дальнейшего становления и распространения Дела в вашей великой стране..." Он заверяет их, что не только ожидает "радостных известий об углублении и расширении Дела, которому наш возлюбленный Учитель отдавал все свое время, свою жизнь, жертвовал всем", но и вспоминает об их "трудах и любовном служении, всякий раз преклоняя голову перед Священным Порогом". Подписано ниже - "Ваш собрат в служении Ему".
Мы должны всегда помнить, что именно это ранее сотрудничество с Америкой, предопределенное судьбами Веры, привело к учреждению и росту Административного Порядка во всем мире. Эталон этого Порядка совершенствовался в Америке, хотя в зачаточной форме он существовал еще в дни Абдул-Баха. Начиная с 1923 года, когда Шоги Эффенди написал: "Вновь заверяю вас о своей готовности и желании быть полезным верным и преданным слугам Бахауллы на этой земле", - он ни разу не отступился от своих слов. В 1939 году он пишет: "Я, со своей стороны, исполнен решимости способствовать внутреннему побуждению, заставляющему вас идти вперед навстречу своей судьбе".
К моменту вознесения Абдул-Баха североамериканские бахаи переживали самый разгар кризиса, спровоцированного нарушителями Завета. Удар, нанесенный Его кончиной, волна муки и отчаяния, захлестнувшая их, сменились приливом надежды и любви, когда они обратили свои взоры на юного Хранителя. Успешной ли окажется помощь, зависит от двух обстоятельств: от того, кто нуждается в помощи и жаждет ее, и от того, кто хочет и в состоянии эту помощь оказать. Почувствовав живой  отклик со стороны американских верующих, Шоги Эффенди начал активно помогать Америке с первых же дней своего служения. Так он телеграфирует Съезду 1923 года: "... горячо молюсь, чтобы Съезд уже в этом году смог приступить к невиданной доселе образовательной кампании. И пусть в Послании к Ризвану будет начертано: единение, вдохновение, рост". Капитан крепко взялся за штурвал. Сквозь бури и штили, в годы испытаний и бедствий, в периоды  войны и мира, в юности, зрелом возрасте и под конец жизни Шоги Эффенди уверенно вел вперед  свой корабль, с любовью, наставляя и ободряя эту "выдающуюся общину Мира Бахаи", Общину, которая, как он однажды написал, "отмечена непревзойденной милостью Всемогущего... выделяется среди братских общин благодаря откровению Плана, непосредственно вышедшего из-под пера ее Основателя", "признанную несокрушимой Цитаделью Веры Божией и Колыбелью набирающих силу институтов ее Миропорядка", "чье восхождение к престолу вечного владычества уверенно предсказало Само Средоточие Завета".
"Когда бы я ни вспоминал, - пишет Шоги Эффенди 6 января 1923 года одному из американских местных Собраний - год спустя после оглашения Завещания Абдул-Баха, - послания, исполненные любви, доверия и надежды, в которых наш Возлюбленный обращался с блистительными словам Своих бесчисленных Скрижалей к возлюбленным братьям в Америке, я чувствую, что рано или поздно тайна этой безграничной любви откроется и великий континент, столь близкий и дорогой Его сердцу, явится во всем блеске Славы Его Откровения".
Совершенно невозможно отделить становление Административного Порядка в мире от эволюции североамериканской Общины Бахаи, и прежде всего самих американских верующих, поскольку два эти процесса представляют собой неделимое целое. За немногими исключениями на протяжении тридцати шести лет эта Община являлась образцом во всех административных делах, и основные директивы, касавшиеся учительства, всемирных замыслов и планов, изложенных  в открытых письмах, Хранитель адресовал американской общине, которая печатала и распространяла их. Это ни в коем случае не означает, что Хранитель игнорировал персидскую и другие Общины, вовсе нет. Он поддерживал независимые, глубоко личные и любящие отношения с каждой из них - более старыми и образованными одновременно с американской Общиной, - причем никто не только не страдал от недостатка его внимания, но, напротив, отношения эти ширились год от года. Он всегда и для всех оставался Хранителем. Однако североамериканское сообщество верующих неисповедимая воля Провидения наделила особой ответственностью и удостоила особых почестей. В своей книге "Америка и Величайший Мир", написанной в 1933 году, Шоги Эффенди ясно и четко определяет положение Америки: все еще скорбя о кончине Учителя, он писал: "Администрация несокрушимой Веры Бахауллы ныне явилась на свет". Вознесение Абдул-Баха освободило "могучую энергию", которая "кристаллизовалась в этот высший, этот непогрешимый Орган для осуществления Божественного Предначертания". В Завещании Абдул-Баха был изложен его характер и основные принципы, Америка поклялась в верности делу создания Административного Порядка: "Ей и только ей... надлежит быть неустрашимым сторонником этого Порядка, краеугольным камнем его зарождающихся учреждений и ведущим проводником его влияния".
Прирожденный администратор, с неизменно ясным, трезвым умом и сдержанным, уравновешенным темпераментом, Шоги Эффенди в высшей степени систематично приступил к организации дел Веры. На протяжении первых двух - трех лет он аккуратно заносил в список все отправляемые им письма, пока избыток корреспонденции, различные проблемы, усталость и отсутствие помощников не лишили его возможности и дальше вести переписку самому. Из этих списков мы узнаем, что он писал: в Америку, Великобританию, Францию, Германию, Японию, Месопотамию, Кавказ, Персию, Туркестан, Турцию, Австралию, Швейцарию, Индию, Сирию, Италию, Бирму, Канаду, на острова Тихого океана, в Египет, Палестину, Швецию и Европу. Среди них также много писем в отдельные центры Америки, Европы, Северный Африки, Ближнего и Дальнего Востока. Шестьдесят шесть помечены периодом 1922-23 годов, восемьдесят восемь были написаны в период с 1923 по 1924 год и еще девяносто шесть - с 1924 по 1925. Мы видим, как он протягивает дрожащие, иногда в буквальном смысле слова, от усталости и болезни руки, чтобы крепко ухватиться за бразды правления широко раскинувшимся царством Бахауллы, наследником которого он стал в 1921 году.
Значительное число бахаи по-прежнему находилось в Персии и проживало на соседних территориях; существовала также небольшая, но не менее преданная община в Северной Америке, еще меньшие по размеру общины в Европе, Африке, Индии и в тихоокеанском регионе. Большинство этих верующих, включая нескольких членов семьи Абдул-Баха, имели довольно смутное понятие о том, что же на самом деле представляет Вера, не знали, какие формы она примет в будущем, в соответствии с наставлениями Учителя в Его Завещании, и практически не разбирались в мезанизме Административного Порядка. Несмотря на то что уже существовали так называемые Духовные Собрания, зачастую они носили совсем иные названия, их функции и членство в них часто имели расплывчатый характер и мало походили на то, что мы сегодня понимает под Духовным Собранием.т Американский национальный орган, существовавший в подобном неустойчивом виде начиная с 1908 года, был известен как "Храм Единства Бахаи"; в 1909 году он был узаконен и сформировал "Исполнительный Комитет"; помимо делегатов Национального Съезда имелись "альтернативные делегаты"; чикагское  Собрание называлось "Дом Духовности Бахаи Чикаго", оно состояло одновременно из девяти основных и двух "консультативных членов", в Нью-Йорке девять человек образовывали так называемый "Консультативный Совет Нью-Йоркского округа"; бахаи одного калифорнийского  города писали Шоги Эффенди, что ими избран - в качестве местного Собрания - комитет из двенадцати человек; хотя еще более чем за десять лет до кончины Абдул-Баха уже проводились выборы, формирование и функционирование так называемых административных органов носили случайный, зачаточный в полном смысле слова характер; положение в Персии было также неопределенным, кроме того огромная аморфная масса верующих подвергалась таким жестоким гонениям, что  Хранителю потребовались годы, чтобы создать из этого хаоса некое подобие порядка; остальные страны также слабо разбирались в принципах, на которых основывался Административный Порядок Бахауллы. В 1922 году британские бахаи спонтанно образовали "Совет Бахаи" для разрешения внутринациональных проблем; в Индии существовало нечто вроде Национального Собрания, так как, по словам Шоги Эффенди, хотя в Бирме в 1923 году и был собственный "Центральный Совет", он находился в ведении "Всеиндийского Национального Собрания"; в 1921 году в Германии был созван Национальный Съезд, однако выборы в национальный орган прошли только в 1922. В течение первых лет  развертывания Административного Порядка делами Бахаи в Персии, на Кавказе и в Туркестане управляли крупные местные Собрания, исполняя функции Национального Собрания, или Национального Совета, в ожидании времени, когда станет возможным проведение представительного и свободного Национального Съезда. Пока же Абдул-Баха перед Свой кончиной, а после нее - Шоги Эффенди и остальные Бахаи лишь готовились принять новорожденное дитя Администрации Бахаи. В 1922 году во всем мире Бахаи насчитывался лишь один орган - в Америке, - который отдаленно напоминал избранное Национальное Собрание в том виде, в каком мы знаем его сегодня.
На пути этой рассеянной по всему миру, разнородной, неорганизованной, но преданной массы верующих стояли и другие препятствия. Так, персидские друзья хотя и отдавали себе отчет в полностью независимом характере своей Веры - в независимости, во имя которой они бесстрашно шли на муки и смерть, - тем не менее не смогли окончательно избавиться от некоторых национальных привычек и пороков, полностью расходящихся с тем, чему учил Основатель Веры. Еще продолжала существовать смутная связь с традициями ислама и с многочисленными злоупотреблениями, выросшими на почве его постепенного многовекового упадка. Принцип единобрачия на практике строго не соблюдался и не проник в сознание масс; по-прежнему широко распространено было употребление алкоголя; категоричекий запрет Бахауллы на употребление наркотиков плохо приживался в стране, где повсеместно бытовала привычка к опиуму и прочим наркотическим веществам. На Западе, особенно в Америке, где проживала самая многочисленная группа последователей Веры, бахаи, хотя и приверженные всем сердцем к вероучению, которое они недавно приняли, по-прежнему были связаны с различными церковными и прочими обществами и организациями, которые лишь истощали их и без того ораниченные ресурсы, ослабляли их способность к согласованной и целенаправленной деятельности во имя Дела Божия и наносили ущерб любым притязаниям на его независимый характер. Ни на Востоке, ни на Западе бахаи не имели четкого представления о том, что им следует раз и навсегда порвать с принадлежностью ко всем политическим партиям и к любой политической деятельности. Шоги Эффенди боролся с этим состоянием неопределенности, в котором пребывал мир Бахаи, двумя способами. Первый заключался в том, чтобы создать универсальный, надежный и приемлемый метод организации общинной жизни и дел Бахаи, основанный на Учениях и их трактовке Абдул-Баха; второй - в образовании верующих, разъяснении им целей их религии, обязательств, которые она накладывает, и ее истин.
Организаторский талант Шоги Эффенди - одна из самых ярких его отличительных черт, несомненно заложенная в него  свыше для осуществления нужд Века Строительства Веры, - отчетливо проявился, когда он быстро и в то же время соблюдая крайнюю осмотрительность, приступил к построению единообразной всемирной системы национальных и местных Собраний. Первым делом надлежало найти правильное  название для существовавшего в Америке административного органа и должным образом провести выборы в него.  Немедленно вслед за оглашением положений Завещания Абдул-Баха многие видные американские бахаи прибыли в Хайфу, чтобы посетить Усыпальницы и встретиться с Хранителем. Одна из них, Коринна Тру, сообращает Шоги Эффенди в письме от 4 мая 1922 года: "Дух, царивший на Съезде, был поистине прекрасен, а Ваше письмо открывает новую эру Дела Бахаи. Шестьдесят пять центров Канады и Соединенных Штатов прислали своих делегатов... Я представила друзьям план, о котором Вы рассказывали мне, когда я была в Хайфе... В результате Съезд избрал "Национальное Духовное Собрание", или Исполнительный Совет... Девять входящих в него мужчин и женщин, готовые верно и преданно служить Вам в любое время, просят у Всемирного Центра Завета подтверждения их права помогать Вам во всех делах, связанных с развитием Дела..." Миссис Тру была избрана в это Собрание так же, как и некоторые другие старых бахаи, получавшие наставления непосредственно от самого Шоги Эффенди в первые месяцы его пребывания в чине Хранителя.
4 апреля 1923 года Шоги Эффенди телеграфировал в Америку: "Настоятельно прошу переизбрать все местные Собрания первый день Ризвана 21 апреля". Отголоски того, что Шоги Эффенди придает большое значение системе и единообразию выборов Бахаи, а также соответствующему названию избранных органов, разнеслись по всему миру Бахаи. Повсюду, постоянно вдозновляемое и поддерживаемое им, началось движение за выборы в местные Собрания и передачу им определенных функций в соответствии с принципами, которые заложил еще Абдул-Баха, но которым не было уделено должного внимания. Несмотря на первые усилия по формированию Собраний, Шоги Эффенди еще много лет предстояло активно трудиться над достижением этой задачи, так как зачастую друзья полностью пренебрегали выборами и перевыборами своих местных органов. Бахаи, полные энтузиазма, но не до конца разобравшись в ситуации, приветствовали руководство своего Хранителя. По мере того как он  уяснил положение дел верующим, оно очевидно становилось все более ясным и для него самого. Во вторых экземплярах его писем, написанных в декабре 1922 года Национальным представителям, мы находим термины "Национальное Духовное Собрание" и "Духовные Местные Собрания". В том же месяце он обращается к французским верующим в Париж: "Я получил бы истинное удовлетворение от известия об основании местного Духовного Собрания, правильно организованного, эффективно функционирующего и официально признанного членами великой семьи Бахаи.  Настоятельно прошу вас, в случае если подобное собрание еще не сформировано, учредить как можно сокрее такой постоянный и надежный центр Дела, поскольку, хотя на первый взгляд это и может показаться чистой формальностью, это не только восполнит пробел в единообразном управлении Движением по всему миру, но и, я уверен, станет тем ядром, которое объединит вокруг себя множество душ в будущем..." Не удивительно, что, если Шоги Эффенди относился к бахаи с такой любовью, тактом и прямотой, как видно по этому отрывку одного из многочисленных его писем, он повсеместно встречал поддержку и сотрудничество, и как только этот отклик  доходил до него, ответные поздравления и похвалы Хранителя не заставляли себя долго ждать. В данном случае ему пришлось ждать больше года, прежде чем он смог наконец телеграфировать в Париж: "сердечные поздравления связи открытием Духовного Собрания".
Некоторые общины, следуя наставлениям Абдул-Баха, уже успели учредить у себя комитеты. Судя по переписке между Шоги Эффенди и Американским Национальным Собранием в период с  1922 по 1923 год в Америке уже существовали такие Национальные Комитеты, как Образовательный, Издательский, Ревизионный, Комитет по детскому образованию, Библиотечный, Комитет Звезды Запада, Дружбы между народами и Комитет по делам Национальных Архивов. Когда просматриваешь документы, составленные Хранителем в раннюю пору его служения, удивительно и любопытно видеть, что суть их - та же, что лежит в основе  позднейших актов и положений. Шли годы, и круг его мыслей расширялся, темы получали все более подробную разработку, он взрослел, и Дело взрослело вместе с ним, но зачатки всего этого проявились в еще в те дни, когда он только-только приступил к управлению делами Веры. Наставления и распоряжения, с которыми он обращался к самым первым национальным органам и ощинам, лишь по форме, но не по сути отличаются от тех, с которым он выступал под конец жизни. Вот, к примеру, его телеграмма Американскому Национальному Съезду в 1923 году: "... В этот решающий час в истории Дела вы стоите на пороге новой эры; функции, которые вы призваны выполнять, скрывают в себе безграничные возможности; груз возложенной на вас ответственности тяжел и величественен; взоры множества людей обращены ... к вам в ожидании узреть зарю того Дня, которму суждено стать свидетелем исполнения Его Божественного Обетования". В этих лаконичных формах - события почти тридцати пяти грядущих лет.
Воспитание и образование бахаи в духе принципов, на которых основана  социальная система Бахауллы, на долгие годы стало основной заботой Хранителя. Он прививал им привычку сознательно разбираться в Учениях, стремиться распространять их среди окружающих, усваивать хотя бы начатки общинной жизни, организуя праздники, проводя встречи и отмечая Святые Дни. Однако в то время они еще не привыкли работать организованно как члены определенной организации в самом подлинном смысле этого слова. Они не привыкли открыто практиковать систему взаимоотношений в лоне своей Веры. Шоги Эффенди с самого начала понял, что предстоящая ему работа требует от него, прежде всего, чтобы он досконально знал, что происходит  в общинах Бахаи во всем мире, как проистекает их деятельность и насколько они способствуют построению административной системы Дела. А это, в свою очередь, требовало интенсивной переписки не только со всеми национальным органами, но и со всеми местными Собраниями; национальные органы еще не окрепли или даже вовсе не существовали, местные Собрания, как правило, были и того слабее. Он чувствовал настоятельную необходимость поддерживать контакт со всеми ними - как на Востоке, так и на Западе. В декабре 1922 года он уведомил Американское Национальное Собрание: "Буду признателен, если вы проинформируете все местные духовные собрания о том, что мне хотелось бы по возможности скорее получить от всех местных собраний подробные детальные отчеты об их духовной деятельности, о характере и организационной структуре соответствующих собраний, протоколы открытых и закрытых собраний, официальные отчеты о положении Дела на сегодняшний день в подведомственных им провинциях и об их планах на будущее. Прошу передать им всем мои наилучшие пожелания и заверения в моей искренней поддержке их благородной работы на ниве служения человечеству". Год спустя он в том же духе писал Немецкому Духовному Собранию: "Весьма желательно получать от Национального Духовного Собрания регулярные, внятные и своевременные отчеты о современном положении Дела во всей Германии с перечислением мероприятий в различных Центрах Бахаи, учрежденных в стране в последнее время".
В его планы входило не только собирать информацию во Всемирном Центре, но также стимулировать и вдохновлять угнетенные восточные общины, доводя до них благие вести о жизни братских общин Запада. Он ясно излагает свою политику в письме Нью-Йоркскому Местному Собранию в феврале 1924 года: "Как я уже сообщал в моем первом письме Национальному Духовному Собранию, я был бы очень рад получать от каждого Центра Бахаи в Америке регулярные подробные отчеты о положении Дела и деятельности друзей. Я с радостью передам из друзьям на Востоке, которые ныне, в тревожный час тяжких испытаний, я уверен, с воодушевлением узнают об уверенном и мирном развитии Веры в вашей стране... жду от вас добрых известий..."
Эта система
моей искренней поддержке их благородной работы на ниве служения человечеству”. Год спустя он в том же духе писал Немецкому Национальному Собранию: “Весьма желательно получать от Национального Духовного Собрания регулярные, внятные и своевременные отчеты о современном положении Дела по всей Германии с перечислением мероприятий в различных Центрах Бахаи, учрежденных в стране в последнее время”.
В его планы входило не только собирать информацию во Всемирном Центре, но также стимулировать и вдохновлять угнетенные восточные общины, доводя до них благие вести о жизни братских общин Запада.ь Он ясно излагает свою политику в письме Нью-Йоркскому Местному Собранию в феврале 1924 года: “Как я уже сообщал в моем первом письме Национальному Духовному Собранию, я был бы очень рад получать от каждого Центра Бахаи в Америке регулярные подробные отчеты о положении Дела и деятельности друзей. Я с радостью передам их друзьям на Востоке, которые ныне, в тревожный  час тяжких испытаний, я уверен, с воодушевлением узнают об уверенном и мирном развитии Веры в вашей стране... жду от вас добрых известий...”
Эта система должна была работать по двум направлениям, как он писал “Национальному Совету” британских Бахаи в декабре 1922-го года: “Постепенно приступая к переписке со всеми местными Центрами Бахаи на Востоке, я непременно собираюсь просить верующих всех стран непосредственно через свои  Духовные Собрания посылать - в форме  регулярных подробных отчетов - радостные известия о продвижении Дела собраниям своих духовных братьев и сестер на Западе”. “С любовью и нетерпением ожидаю ваших писем”,- писал он лейпцигским бахаи. “Надеюсь, что японские друзья отныне будут присылать мне регулярно подробные письма, рассказывая в них о своей разнообразной духовной деятельности и о планах будущего служения Делу Бахауллы”, - писал он верующим Японии. Такие же письма направлял он и бахаи островов Тихого океана. Подобные же чувства нашли выражение в многочисленных ранних письмах, обращенных к местным центрам различных стран. Но не так-то просто было добиться столь желанного для Хранителя конкретного отклика. Сколько времени на протяжении всех лет своего служения он отдал, призывая бахаи к исполнению их задач и обязанностей! В 1923 году он телеграфирует в Америку: “Жду  частых подробных отчетов от Национального Собрания”. А вот телеграмма 1924 года: “Ни одного письма от Национального Собрания за последние два месяца”. В 1925 году он направляет телеграмму в Индию: “Нетерпением жду регулярных подробных отчетов Национального Собрания”. Конечно же, подобные напоминания были нередки и направлялись не в одну страну.
В глубине сердца Бахаи, искренние, преисполненные любви люди, с верой и упованием собравшиеся под сенью Бахауллы, прекрасно понимали всю крепость уз международного единства. Но этого было мало. Настало время инстинктивному чувству превратиться в активно, повседневно действующую динамичную мысль. Помимо создания единообразной системы выборов Бахаи и потока привходящих и исходящих отчетов и писем, Шоги Эффенди предпринял ряд шагов, чтобы усилить и укрепить некоторые издания Бахаи, уже существовавшие, когда он стал Хранителем, а в свое время поддерживаемые и вдохновляемые Самим Абдул-Баха. Самым старым и наиболее известным из них была публиковавшаяся в Америке “Звезда Запада”. Кроме нее в Германии издавалось “Солнце Истины”, в Бирме публкиовалась “Заря”, в Индии - “Новости Индийских Бахи”, и “Хуршид-е  Хавар” в Ашхабаде. Все эти издания Шоги Эффенди поддерживал с большим энтузиазмом. В феврале 1923 года он написал сирийским верующим, чтобы они организовали подписку на журналы Бахаи “Звезда Запада”, “Новости Индийских Бахаи” и “Хуршид-е Хавар”, издаваемый верующими на территории России, издаваемый верующими на территории России, и оказывали им финансовую помощь. Эталон подобных изданий он красноречиво обрисовал в письме к издателям бирманской “Зари” два месяца спустя: “Отличающаяся широтой взглядов, прогрессивная и практичная в отстаивании своей точки зреня, преданная священным традициям и принципам Дела, скрупулезная в методах работы, беспристрастная, возвышенная и яркая по стилю, она решительно и беспрепятственно движется на пути к поставленной цели”. В начале 1923 года он писал издателю “Новостей Индийских Бахаи”: “Недавно я обратился к друзьям в Персии, Туркестане, на Кавказе, в Ираке, Египте, Турции, Америке, Великобритании, Германии, Сирии и Палестине с просьбой посылать в “Новости Индийских Бахаи” регулряные отчеты об их деятельности и подробные статьи на духовные темы, надеясь тем самым расширить сферу распространения и повысить престиж этого, одного из ведущих органов общины Бахаи во всем мире... Буду с надеждой и интересом следить за всеми стадиями его развития и вносить посильную лепту в достижение поставленной Вашим журналом благородной цели”. Сходные письма с изложением той же политики в отношении журналов Бахаи были направлены в Германию и Америку. Хранитель неоднократно обращался с настоятельными просьбами к различным национальным общинам Бахаи мира - посылать свежую информацию и соответствующие статьи в эти издания, дабы поддерживать их, пропагандировать Веру и вдохновлять верующих.
Также по инициативе Шоги Эффенди “Духовное Собрание Бахаи Хайфы” должно было “каждый девятнадцать дней рассылать циркулярные письма всем Цетрам Бахаи на Востоке”. Письма составлялись на персидском. Прилагались английские копии. “Учрежденное в Хайфе Духовное Собрание, - писал Хранитель швейцарским бахаи в феврале 1923 года, - отныне будет регулряно оповещать вас о новостях из Святой Земли...” Эти письма с новостями из Хайфы, тщательно проверяемые самим Хранителем, содержащие подготовленные им материалы, продолжали поступать адресатам, пока Духовное Собрание Хайфы не было распущено Шоги Эффенди с связи с эмиграцией местной общины в период с 1938 по 1939 год. Подобные меры позволяли ему, как черпаком, перемешивать содержимое огромного котла - общины верующих всего мира, - не давать ей застаиваться, побуждать составляющие ее элементы к еще более активным действиям,Ю сотрудничеству и взаимопониманию.
Но давайте на минуту остановимся и зададимся вопросом:  что же это была за Администрация, над учреждением которой Хранитель без устали трудился? Возникнув, она, по словам Шоги Эффенди, должна была “одновременно воплощать, защищать и питать” дух несокрушимой Веры. Это было уникальное в истории явление, ниспосланное свыше и целиком и полностью отличное от всего, что имело место в религиях прошлого. По сути эта Администрация являлась двигателем будущего Миропорядка и Мировой Цивилизации, которым предстояло составить основу Мирового Содружества всех народов планеты. Несмотря на то, что структура ее избирательных органов была основана на всеобщем равенсвте и тайном голосовании, в своем конечном виде она отличалась от классической модели демократии, в которой избранные лица несут постоянную ответственность перед избирателями: органы Бахаи во все времена ответственны лишь  перед Основателем своей Веры и Его Учения. В то время как рпи демократии избранные лица не могут преступать собственных решений и отказываться от собственных рекомендаций, в свою очередь контролируемых и одобряемых или не одобряемых теми, кого они представляют, верховные представители Дела Божия одновременно выступают как слуги всех слуг Божиих - иными словами, являются органов верующих - однако несут ответственность перед лицами, стоящими еще выше их - боговдозновенным и богонаставляемым Хранителем, или единственным толкователем, а также перед Всемирным Домом Справедливости, высшим избранным органом, или единственным законодателем. Легко видеть, что при подобной системе люди, не скованные растлевающим влиянием занимаемого положения, политических факторов и переменчивым настоением масс, не удовлетворенных действием демократического принципа в чистом виде, могут свободно выбирать то, что считают наиблее подходящим для управления собственными делами и защиты своих прав, с одной стороны, и для служения интересам Дела Божия - с другой.
Избранные органы Бахаи можно уподобить огромной сети ирригационных труб, сооруженной людьми для собственного блага. Но дающие жизнь горние воды, текущие по этой системе, не зависят от людей, от труб, по которым они бегут, и воды эти - боговдозновенные советы Хранителя и Высшего Органа Дела, которые, по Завету Бахаи, они получают непосредственно из источника двойного Явления Божия. Система Бахауллы, писал Шоги Эффенди, “никогда не может выродиться ни в одну из форм деспотизма, олигархии или демагогии, которые рано или поздно разрушают любой р3котворный мезанизм и по сути своей ущербные политические институты”. Еще в 1934 году Шоги Эффенди мог с полным правом написать о работе этой системы, которая так быстро распространялась и пускала корни в мире Бахаи, что она проявила мощь, которую “разочарованное и неприятно пораженное общество” не в силах игнорировать. Жизнеспособность его учреждений, препятствия, преодоленные его деятелями, энтузиазм его странстующих учителей, высокое самопожертвовние и самоотречение его поборников, дальновидность, душевный мир, надежда, радость, цельность, дисциплина и единство его стойких защитников, тот факт, что самые разые народы смогли очиститься от предрассудков и влиться в единую структуру его системы - все свидетельствует, как писал Шоги Эффенди, о мощи непрестанно ширящегося Порядка Бахауллы.
Шоги Эффенди обладал качествами прирожденного государственного деятеля. В отличие от большинства бахаи, которые, увы, склонны, подобно Икару, взмывать ввысь на восковых крыльях одной лишь надежды и веры, Шоги Эффенди соорудил свой летательный аппарат из прочных материалов, годных для воздушной Среды, строя его по кусочкам, заботливо и осмотрительно. За  первые несколько лет своего служения он добился единообразия в самых существенных вопросах Администрации Бахаи. Там, где национальные общины были достаточно сильны, он учредил краеугольный камень этой Администрации - местные Собрания и общенациональный орган. К 1930 году в соответствии со “Справочником Бахаи” Американского Национального Собрания таковых насчитывалось девять: на Кавказе, в Египте, Великобритании, Германии, Индии и Бирме, Ираке, Персии, Туркестане, а также в Соединенных Штатах и Канаде. Собрания Кавказа, Туркестана и Персии в течение многих лет отличались от остальных в том смысле, что проведение Национального Съезда, где делегаты могли бы свободно встретиться для избрания своего общенационального органа, оказывалось невозможным. Тем не менее правящий орган (по-английски Хранитель называл его Национальным Собранием, по-персидски же ипользовался другой термин, отличный от того, который стал применяться впоследствии, когда прошли национальные выборы) существовал и занимался делами национальной общины; положение в России, однако, привело к роспуску Национальных Собраний Кавказа и Туркестана, а позднее и вся деятельность бахаи была полностью запрещена.
В своих трудах по учреждению Административного Порядка Веры Шоги Эффенди опирался на талантливых и преденных сотрудников как на Востоке, так и на Западе, которых Господь словно специально призвал для того, чтобы чутко улавливать замыслы Хранителя, живо воспринимать его указания и повеления, откликаться на его мысли конструктивными предложениями и быстро воплощать его пожелания, приспосабливая их к местным нуждам.
Параллельно с этим практически внезапным возникновением Административного Порядка происходил процесс воспитания подлинного понимания значения и требований Веры - воспитания, которое мог осуществить лишь тот, кто обладал исключительным правом толкования Учений. Поскольку нельзя отделить движущую силу от одухотворяющего ее начала, бросим хотя бы беглый взгляд на некоторые из этих основополагающих истин, к которым Шоги Эффенди привлекал наше внимание на протяжении многих лет.
Одним из наиболее замечательных достижений Шоги Эффенди было то, что он значительно расширил наш умственный кругозор. Он обозревал проблемы Дела с подобной Эверестувершины своего всеохватного понимания его требований. За тридцать шесть лет ничто не стало меньше, напротив, все приобретало еще больший размах и масштабность. Открылась беспредельное пространство, вольнее стало не только дышать, но и мечтать. Бахаулла был Открывателем пятисоттысячелетнего цикла. Он был вершиной шеститысячелетнего цикла пророчеств, начиная от Адама. Его Откровение было лишь частью бесконечной цепи Божественных Заповедей. Хранитель подвел итог этой концепции в своем блистительном заявлении, представленном на рассмотрение Специальной комиссии по Палестине при Организации Объединенных Наций: "Основной принцип, провозглашенный Бахауллой... сводится к тому, что религиозная истина носит не абсолютный, но относительный характер, что Божественное Откровение есть постепенно развертывающийся процесс, что все  великие мировые религии имеют божественное происхождение, что их основные принципы находятся в полном согласии, что цели их - едины, что их учения есть не что иное, как грнаи единой истины, их функции дополняют друг друга, что различие между ними заключается в несущественных аспектах их учений, и, наконец, что их миссии представляют последовательные стадии духовного развития человеческого общества. Цель Бахауллы... не в том, чтобы разрушить, а чтобы дополнить Откровения прошлого... Его цель... в том, чтобы восстановить изначальные истины, которые несут эти учения, таким образом, чтобы они соответствовали нуждам... века, в который мы живем... Баъаулла отнюдь не претендует на то, что Его собственное Откровение конечно, скорее, Он делает допущение, что истина в еще большей мере... раскроется на грядущих стадиях непрестанного и безграничного развития человеческого рода".
В этом же заявлении он с кристальной ясностью устанавливает взаимоотношения между Административным Порядком и Откровением: "Административный Порядок Веры Бахауллы, которому суждено превратиться во Всемирное Содружество Бахаи... в отличие от систем, возникших после смерти Основателей других религий, имеет божественное происхождение... В этой связи следует отметить, что Вера, которой этот Порядок служит, которую он охраняет и развитию которой способствует, по сути своей носит трансцендентальный характер, вненациональна, стоит вне политики, чужда фанатизму и диаметрально противоположна всякой политике или течению  мысли, ставящей своею целью возбуждение розни между расами, классами и нациями. Она свободна от всех атрибутов церковности, не имеет духовенства и обрядов и существует исключительно на добровольные даяния своих верных приверженцев".
К чему именно вела такая концепция, Хранитель говорит в одном из своих обращений к Бахаи Запада: "Всемирная федеративная система, правящая по всей земле... сочетающая и воплощающая идеалы Востока и Запада, избавившаяся от проклятой язвы войны... система, в которой Сила стоит на службе Справедливости, чья жизнь основана на признании единого Бога и приверженности одному общему Откровению - вот цель, к которой движется побуждаемое единящими силами жизни человечество".
Хотя все это было и так, многое в мире еще обстояло неблагополучно. Что конкретно - об этом Шоги Эффенди ясно говорит нам в своей книге "Обетованный День Настал": "Бог  предоставил человечеству целое столетие, чтобы оно могло наконец признать Основателя Откровения, присоединиться к Его Делу, провозгласить Его величие и учредить Его Порядок. В сотнях томов... Глашатай этой Вести провозгласил, как то не делал ни один Пророк до Него, Миссию, которую Господь возложил на Него... Как - с полным правом можем мы задаться вопросом - каким образом мир, объект Господнего изволения, отплатил Тому, Кто пожертвовал всем ради этой цели? "Весть Бахауллы, писал Шоги Эффенди, встретила глухую стену равнодушия со стороны высших слоев общества, неукротимую  ненависть  со стороны церковников, поношения персидского народа, сугубое пренебрежение правителей, к которым Он обращался, зависть и злокозненность со стороны иностранцев; все это свидетельствовало об отношении к Вести "поколения, погрязшего в самодовольстве, не пекущегося о своем Боге и позабывшего о знамениях, увещеваниях и предостережениях, явленных Его Посланцем". Таким образом, человеку пришлось вкусить от дела рук своих. Человек отказался от прямой стези, ведущей его к великой цели через приятие Обетованного Ныне, и сам избрал долгий, горький, кровавый и темный путь, на котором его в буквальном смысле ждали все муки ада, прежде чем он вновь  смог приблизиться к цели, изначально находившейся от него на расстоянии вытянутой руки.
Слова Самого Бахауллы  совершенно ясно говорят нам о том, что ожидает человечество, изначально отказавшееся принять Его Откровение: "О люди, Мы назначили вам час! И если, когда он пробьет, вы не обратитесь к Богу, воистину Он наложит на вас Свою Длань и уязвит вас отовсюду. Поистине сурова кара, которой ваш Господь покарает вас". "Настало время погибнуть миру и людям, что населяют его". "Обетованный день настал, день, когда беды дождем обрушатся на вас и бездны разверзнутся  у вас под ногами..." "Скоро изведаете вы всю тяжесть кары Его, и адский пламень опалит вас".
С самого начала своего служения Шоги Эффенди, глубоко постигнув дух Учений, предвидел, какой оборот неизбежно должны были принять события. Еще в январе 1923 года в письме Американскому местному Собранию он рисует такую картину будущего: "Вихрь лживости и эгоизма увлекает отдельных людей и целые народы, и, если не противиться ему, он поставит под угрозу существование самой цивилизации либо окончательно погубит ее. Наша задача и почетное право - постоянно и настойчиво привлекать внимание мира искренностью наших побуждений и помыслов, широтой наших взглядов, преданностью и упорством в нашей работе на службе человечества". Он не только ясно представлял себе ситуацию и пути ее улучшения, но и был достаточно искушен и проницателен, чтобы после восьмидесяти лет пренебрежения со стороны большей части человечества сомневаться в возможности предотвратить мировую катастрофу. "Мир, - писал он в феврале 1923 года, - все больше и больше удаляется от духа Божественных Учений..." Не единожды, изустно и в письменных обращениях к паломникам, Шоги Эффенди напоминл бахаи о весьма примечательном предостережении Бахауллы: "Если цивилизация, столь часто превозносимая учеными представителями искусств и наук, выйдет из границ разумного и умеренного, она навлечет на людей великое зло. Услышьте глас Того, Кто Всеведущ. Погрязнув в излишествах, цивилизация может стать источником зла не мене изобильным, чем тот источник добра, каковым она являлась, пребывая в рамках умеренности... Близится день, когда пламя пожрет ее города".
Еще в самом начале Шоги Эффенди понял, что жизненные силы человека подтачивает огромная раковая опухоль - материализм, который достиг на Западе степени развития, не шедшей ни в какое сравнение с тем упадком, который он неизменно провоцировал в цивилизациях прошлого. Поскольку многие не знают, что означает слово "материализм", не лишне будет привести выдержку из словаря Уэбстера, который определяет некоторые его аспекты как "тенденцию придавать излишнее значение материальным интересам; приверженность материальному началу и запроса", а также приводит другое определение материализма - как теории, трактующей человеческую природу в терминах физических и материальных, а не с точки зрения духовных и нравственных понятий. Внимание Шоги Эффенди к этому явлению, к породившему его злу и к злу, которое оно, в свою очередь, влечет за собой, нашли отражение в многочисленных отрывках его писаний, начиная с 1923 по 1957 год. В 1923 году он упоминает о "хаосе и грубом материализме, в которых ныне погрязло человечество". Несколько лет спустя он пишет об "апатии, грубом материализме и поверхности сегодняшнего общества". В его  письме к Американскому Национальному Собранию, написанном в 1927 году, читаем: "в самом сердце общества, где отвратительные признаки растущей невоздержанности и распущенности дают новый толчок развитию сил мятежа и реакции, день от дня все более очевидных". В 1933, в открытом письме американским бахаи он говорит о "неистовых безумствах, метаниях, фальши и лживости, столь характерных для нынешнего века". В 1934 году в открытом письме бахаи Запада - о "признаках надвигающейся катастрофы, разительно напоминающей падение Западной Римской империи, катастрофы, угрожающей смести  все здание сегодняшней цивилизации". В том же обращении он говорит: "На какие тревожные мысли наводят беззаконие, коррупция, неверие, подтачивающие жизненные силы цивилизации и ведущие к ее упадку!" В открытом письме  1936 года к бахаи Запада он пишет: "куда бы ни обратили мы свой взор... повсюду бросаются в глаза свидетельства нравственного упадка, которые являют нам окружающие нас мужчины и женщины как в своей частной жизни, так и в своих отношениях внутри общества". В 1938 году он пишет о "смутных временах, когда отовсюду грозят опасности, когда  повсеместно царит продажность", и говорит о корне зла: "антирелигиозной лихорадке, сотрясающей члены человечества", а также о "мире, озаренном меркнущим светом веры", о мире, в котором торжествует слепой национализм, процветают расовые и религиозные гонения, о мире, в котором ложные теории и доктрины угрожают благоговейному почитанию Господа, о мире, "пронизанном вульгарным и хищным матриализмом, распадающемся под тлетворным воздействие нравственного и  духовного упадка".
В 1941 году Шоги Эффенди открыто заклеймил главные язвы современного общества: "растущее беззаконие, пьянство, увлечение азартными играми, преступность; безудержная страсть к удовольствиям, богатству и прочей мирской суете; нравственная распущенность, обнаруживающая себя в безответственном отношении к браку, ослаблении контроля со стороны родителей, в увеличении числа разводов, в падении критериев литературы и прессы, а также в упрямом отстаивании теорий, которые в корне отрицают нравственную чистоту и целомудрие - таковы свидетельства морального упадка, затронувшего страны Востока и Запада, проникнувшего во все слои общества и отравившего своим ядом  мужчин и женщин, молодых и старых, свидетельства, новым пятном ложащиеся на свиток, где запечатлены многочисленные преступления нераскаявшегося человечества". В 1948 году он вновь бичует пороки современного общества: "сотрясаемого политическими бурями, экономически несостоятельного, социально неустойчивого, нравственно упадочного и стоящего на пороге духовной смерти". Не боясь постоянно твердить об одном и том же, Хранитель стремился защищать общины Бахаи и не давать им утратить бдительность перед лиуом окружающих опасностей.
К концу жизни Шоги Эффенди еще более часто и открыто высказывался на эту тему, подчеркивая, что, хотя Европу и можно считать колыбелью "безбожной", "повсеместно восхваляемой, однако плачевным образом ущербной цивилизации", главным представителем ее являются ныне Соединенные Штаты и что проявления ее в настоящее время в этой стране до такой степени позволили развиться самому разнузданному материализму, что теперь он представляет угрозу всему миру. В 1954 году в письме бахаи Соединенных Штатов, составленном в выражениях, которые он прежде никогда не употреблял, он перечисляет необычайные привилегии, которыми пользовалась эта община, одержанные ею замечательные победы, но вместе с тем заявляет, что она переживает критический момент в своей истории, причем не только в собственной истории, но и в истории своей нации, которую он уподобляет "раковине, скрывающей самую большую драгоценность всемирной общины последователей" Бахауллы. В этом письме он указывает, что страна, частью которой являются американские бахаи, "переживает исключительно серьезный с точки зреня духовной, нравственной, социальной и политической кризис - кризис, серьезность которого поверхностный наблюдатель рискует недооценить.
Непрестанное и вызывающее тревогу падение нравственных  норм, примером чему может послужить устрашающий рост преступности, распространение политической коррупции в самых высоких кругах, ослабление священных уз брака, безудержная погоня за удовольствиями и развлечениями, а также заметная утрата роли родительского контроля, несомненно является наиболее очевидным и печальным аспектом начавшегося упадка, который четко просматривается в судьбах всей нации.
Параллельно с этим во все сферы жизни проникает зло, которое нация, а также все те, кто существует внутри капиталистической системы, испытывают наравне с государством - заклятым врагом этой системы - и его союзниками; имя этому злу - вульгарный материализм, который, придавая огромное значение материальному благосостоянию, забывает о духовном начале, которое одно может служить надежной основой человеческого общества. Это тот самый злостный материализм, первоначально зародившийся в Европе, развившийся до невиданных масштабов на североамериканском континенте, затронувший азиатские народы и страны, протянувший свои отвратительные щупальца к берегам Африки и ныне проникший в самое ее сердце, - тот самый материализм, который Бахаулла категорически и вдохновенно осудил в Своих Писаниях, сравнив его с всепожирающим пламенем и рассматривая его как главную причину страшных бедствий и сотрясающих мир кризисов, в результате которых пожар войны неизбежно охватит города и ужас и смятение поселятся в сердцах людей".
Шоги Эффенди напомнил нам, что еще Абдул-Баха во время Своих поездок по Европе и Америке - с трибун и кафедр - не уставал возвышать Свой голос, "настойчиво и вдохновенно" выступая против  "этого всеразъедающего, тлетворного материализма", и указывал, что одновременно с ростом "отвратительной нравственной распущенности, с увлечением материальными благами" над политическим горизонтом  также  сгущаются тучи, "свидетельством чему - постоянно углубляющиеся  противоречия между главными представителями двух антагонистических направлений мысли, которых, как бы ни различались их идеологии, последователи Бахауллы должны совместно осудить за их пренебрежение теми духовными ценностями и вечными истинами, на которых, единственно, в конечном счете, может быть основана устойчивая и процветающая цивилизация".
Хранитель постоянно обращал наше внимание на то, что цели, критерии и практическая деятельность современного мира, по большей части, либо прямо противоположны, либо в извращенной форме представляют то, к чему стремятся и во что верят Бахаи. Советы, которые он давал нам в подобных вопросах, касались не только тех вопиющих явлений, о которых шла речь в приведенных выше цитатах. Он наставлял нас - мы же добровольно следовали его наставлениям - в вопросах хорошего вкуса, учил здравомыслию и правильному воспитанию. Часто он говорил: наша религия - религия золотой середины. среднего пути, любые крайности ей чужды. При этом он подразумевал отнюдь не политику компромиссов и уступок, суть его мысли хорошо передают слова Самого Бахауллы: "не преступайте границ умеренности"; "тот, кто судит здраво и справедливо, ни при каких обстоятельствах не должен выходить за рамки умеренности". Мы живем, пожалуй, в самом невоздержанном из всех существовавших в мире обществ, которое рушится на глазах, потому что оно отвратилось  от Бога и отреклось от Его Посланца.
Однако Шоги Эффенди это общество виделось иначе, чем оно видится нам. Будь это не так, он не был бы нашим вожатым и нашим заступником. И если Явление Божие нисходит в мир из небесных чертогов и возвещает новый век, положение и функции Хранителя совершенно иные. Он во многом, очень во многом был человеком двадцатого века. Не отделяя себя от мира, в котором жил, он в то же время воплощал его лучшие качества: ясный, логический ум давал ему возможность легко и беспристрастно судить обо всем. Понимая чужие слабости, он тем не менее не смирялся с ними и решительно отвергал неправильную точку зрения, по которой зло следует прощать, так как оно всемирно и неизбежно. Этот момент нельзя недооценивать. Мы склонны думать, что общепринятое правильно потому, что оно общепринято; что какая-то точка зрения правильна потому, что ее придерживаются наши вожди и наши учителя; что то или иное соответствует действительности потому, что в этом, ссылаясь на свой авторитет, убеждают нас знатоки. Шоги Эффенди никогда не поддавался такой самоуспокоенности. На все в современном мире - будь то сфера политики, нравстенности, искусства, музыки, литературы, медицины, социальных наук - он смотрел сквозь призму учений Бахауллы. Совместимо то или иное с путеводными линиями, прочерченными Бахауллой? Если да - это правильный путь. Нет? Значит, это опасная и неверная дорога.
Шоги Эффенди дал нам то, что я для себя привыкла называть "путеводными линиями" - ясное понимание великих принципов, доктрин и идей нашей религии. Для примера можно взять наугад хотя бы несколько, но именно они, на мой взгляд, имеют особое значение для формирования мировоззрения Бахаи в сегодняшнем мире. Одна из самых лживых современных доктрин, диаметрально противоположная учениям всех религий, утверждает, что человек не несет ответственности за свои поступки и что его следует прощать за тот или иной грех, поскольку это, якобы, влияние среды. Шоги Эффенди был непримиримым врагом подобной точки зрения, так как она в корне противоречила словам Бахауллы: "Справедливость есть воспитатель мира, ибо ее поддерживают два столпа - награда и наказание. В них же - источник жизни для мира". Индивидуумы, народы, общины Бахаи, род людской - все отвечают за свои деяния. И хотя на принимаемые нами решения воздействуют многие факторы, суть веры Бахаи в том, что Бог дает нам шанс, придает силы и помогает сделать правильный выбор и в этом случае нас ожидает награда, в противном же - наказание. Такая концепция противоречит учениям подавляющей части современных психологических школ. Принцип этот чрезвычайно ярко проявился в моей личной жизни. Когда возлюбленный Хранитель неожиданно оказал мне великую честь, избрав меня в жены, мне показалось, что для меня, по крайней мере, все тревоги, связанные с тем, каков будет итог моей духовной жизни, остались позади. Я словно бы умерла и попала в рай, где ничто уже было надо мной не властно. Однажды в беседе Шоги Эффенди сказал мне по этому поводу: "Твоя судьба - у тебя на ладони!" Я пришла в ужас! Все снова вернулось, снова я всю жизнь должна была бороться, чтобы не совершить проступка, чтобы спасти свою душу.
Отношения Хранителя со всем миром Бахаи, с частными лицами, официальными представителями и не-бахаи строились исключительно по этому принципу. Он был бесконечно терпелив, но рано или поздно провинившегося ожидало скорое и справедливое наказание; награда тоже не заставляла себя долго ждать и всегда была больше, так мне казалось, чем того заслуживал удостоившийся ее человек.
Писания Баба, Бахауллы, Абдул-Баха и Шоги Эффенди - на персидском, арабском и английском - являются высочайшими образцами литературного стиля. В их Книгах не найдешь ни одного слова, подобного стертой монете. Помню, как однажды некий паломник искренне и мягко упрекал Хранителя за то, что простым людям в Америке трудно разобраться в его писаниях, и предлагал хоть чуточку упростить их язык. Хранитель твердо отвечал, что  это не выход; выход, сказал он, заключается в том, чтобы люди повышали свой языковый уровень, и добавил - своим выразительным прекрасным голосом, с прекрасно поставленной интонацией, и огонек сверкнул в его глазах, - что сам пишет по-английски. Намек на то, что подавляющая часть литературы, появляющейся по ту сторону Атлантики, никогда не достигала подобного уровня, прозвучал совершенно прозрачно!
Хранитель требовал от журналов Бахаи "возвышенного, впечатляющего стиля" и, конечно, во все времена сам служил его образцом.
В первое время после свадьбы я довольно смутно представляла себе, каково отношение Хранителя к современному искусству. Мне самой  нравились великие эпохи в нашей, отечественной, и других культурах, и я гадала, как отнесусь к тому, если выяснится, что Хранитель восхищается современными течениями в живописи, скульптуре и архитектуре. Надо было развеять свои страхи. Иногда нам удавалось вместе выбираться в какой-нибудь знаменитый европейский музей или картинную галерею. Вскоре я с великим облегчением обнаружила, что его любовь к гармонии и красоте, к зрелому стилю и благородству исполнения была подлинной и глубокой. Какими бы искренними и  логически обоснованными ни выглядели на первый взгляд поиски нового стиля, последовавшие за общим крушением старого мирового уклада, Шоги Эффенди никогда не давал себя увлечь всему поверхностно новому, даже если бы оно выражало мировосприятие Бахаи. Он слишком хорошо знал историю, чтобы принять отражение упадка гибнущего общества за рождение нового стиля, черпающего вдохновение в Миропорядке Бахауллы! Он понимал, что дерево плодоносит всегда в конце, а не в начале роста; понимал, что сначала должна явиться новая мировая система, основанная на мире во всем мире и единении народов, и лишь затем, в Золотом Веке, расцветет новое, зрелое искусство. Чтобы избавиться от малейших сомнений на этот счет, достаточно бросить взгляд на Усыпальницу Баба или построенное Хранителем здание Международных Архивов; взгляните на четыре отобранных им проекта Храмов - на горе Кармел, в Тегеране, Сиднее и Кампале. Они намеренно консервативны, основаны на опыте прошлого; однако они также основаны  и на стилях, выдержавших испытание временем и отстоявших  право на существование до тех пор, пока одновременно с развитием мира под влиянием учений Бахауллы не возникнет новый, органически сложившийся стиль. Я записала  одно из замечаний Хранителя, которое он сделал, просматривая проект и эскизы Храма в Кампале: "Несчастные африканцы! Неужели они стали бахаи, ради того чтобы собираться в таком чудовищно уродливом месте?" Он встал на защиту своих возлюбленных братьев и сестер на этом континенте, распорядившись выбрать проект, разработанный во Всемирном Центре, проект, который ему нравился и получил его одобрение. В письме 1956 года к двум разным Национальным Собраниям по поводу двух различных Храмов секретарь так излагает его точку зрения: "Он полагает, что, поскольку речь идет о Материнском Храме... вопрос этот чрезвычайно важен; при любых обстоятельствах он должен иметь достойный вид, а не следовать авангардистским взглядам в архитектуре. Никто не знает, как посмотрит на нынешние стили два или три поколения спустя; Бахаи не смогут позволить себе оплатить постройку нового Храма, если возведенный ныне покажется в будущем неподобающей архитектурной причудой". "Ему жаль, что он вынужден разочаровать мистера Ф.., Однако  не подлежит ни малейшему сомнению, что подобный эстравагантный проект не может быть принят. Хранитель с полной уверенностью полагает, что, невзирая на мнения новейших школ в архитектуре по этому поводу, образцы стилей, представленных сегодня по всему миру, не только крайне уродливы, но и совершенно лишены изящества и достоинства, которые хотя бы в какой-то степени обязаны присутствовать в облике Дома Поклонения Бахаи
Никогда нельзя забывать, что в своих вкусах подавляющее большинство людей отнюдь не привержено крайностям современной моды и то, что представителям авангардных течений может казаться прекрасным, зачастую кажется безвкусицей обычному простому человеку".
Мысли, определявшие отношение Хранителя к литературе и искусству, он применял и к столь  любимой им музыке.
Из вышесказанного следует, что Хранитель стремился прививать Делу и его бесценным институтам такие высокие нормы достойного и прекрасного, которые хранили бы его Святое Имя, священную природу его учреждений, его международный характер, его новизну и обетования, что он хотел защитить его от причуд и капризов переходного века, равно как и от неподобающего вредного влияния развращенной, исключительно западной по духу цивилизации. В этой связи следует помнить о том, что вплоть до сегодняшнего дня большинство последователей Веры по происхождению своему были арийцами, в то время как большинство человечества к ариям не относятся. Помню лицо первого японского паломника-бахаи, когда Шоги Эффенди, устремив на него пристальный взгляд своих удивительно выразительных глаз, сказал, что поскольку большинство людей не принадлежит к белой расе, то и нет никаких оснований, чтобы большинство бахаи были белыми. Искренний пафос, с которым Шоги Эффенди произнес эти слова, явно были откровением для человека с Дальнего Востока, возвращавшегося домой после длительного пребывания в Соединенных Штатах.
Многие ли бахаи в полной мере воспринимают тот факт, что, так же как от них требуются чистота, честность и правдивость, учение Бахауллы восхваляет такие качества, как учтивость, чувство собственного достоинства и почтительность? Одна из первых телеграмм Шоги Эффенди в Америку особо подчеркивает это: "Достоинство Дела требует ограниченного использования записей голоса Учителя". Чувство святости - одно из величайших благословений, данных человеку. Хранитель неоднократно обращал на это наше внимание: "постарайтесь, чтобы никто не фотографировал портрет Баба, когда он будет выставлен для обозрения". Созерцать воспроизведенные на холсте лики двух Явлений Божиих, будь то Баб или Бахаулла, было особо почетной привилегией, в отличие от разглядывания передаваемых из рук в руки дешевых репродукций.
Толкование Шоги Эффенди изложенных в учениях взглядов на роль, которую некоторые народы призваны сыграть в истории в самом начале Цикла Бахаи, было подобно озарению, оно будило мысль и часто резко расходилось с нашим собственным, ограниченным взглядом на эту тему.  Причину того, почему Персия стала Колыбелью Веры, а Америка - Колыбелью ее Административного Порядка, следует искать в учении о том, что величайшая сила в мире есть сила Святого Духа, божественная алхимия, могущая превратить грубый кусок меди в благородный золотой слиток. В "Пришествии Божественной Справедливости" Хранитель вновь  внушает нам эту фундаментальную истину: "Утверждать, что какие-либо врожденные качества, высокие нравственные нормы, способность к политической деятелности и социальные достижения  той или иной расы или народа могут служить предпосылкой для поялвения в их среде кого-либо из этих Божественных Светочей, будет абсолютным извращением исторических фактов и в конечном счете приведет к полному отрицанию неоспоримых толкований ясных и вдохновенных слов Бахауллы и Абдул-Баха". Далее он говорит о том, что расы и народы, особо избранные и отмеченные Богом, должны безоговорочно признать и мужественно засвидетельствовать, что были избраны лишь из-за того, что пребывали в вопиющей нужде, из-за плачевного упадка и вырождения, из-за своей неисправимой порочности, а вовсе не из-за какого-либо расового превосходства, политических способностей или духовных добродетелей.  Именно на этом основании Баб и Бахаулла считали Персию Колыбелью Веры, а Америку - Колыбелью ее Миропорядка. Благодаря исполнению этого великого закона являет нам себя слава Божия и человек постигает, что источник его собственной силы и славы Божией - един. Так представители "одного из наиболее отсталых, самых малодушных и развращенных народов", приняв Божественную Весть, преобразились в нацию героев, "способных осуществить подобную же революцию в жизни всего человечества", и это доказывает животворящую силу духа Откровения Бахауллы.  Тот же принцип, утверждал Шоги Эффенди, приложим и к Америке: "Именно благодаря тем язвам, которые, невзирая на прочие замечательные качества и достижения, безудержный материализм, к несчастью, породил в этой стране", она была отмечена особой печатью и стала знаменосцем Нового Мироподряка. "Так и только так, - говорит он далее, - Бахаулла мог наилучшим образом продемонстрировать преступно беспечному поколению Свое Всемогущество, показать, как из самой гущи людей, погрязших в материализме, ставших жертвой одной из самых опасных и стойких форм расовых предрассудков, известных своей политической коррупцией, пренебрежением к закону и падением нравственных норм, с течением времени вышли те, кто воплотил в себе такие основополагающие добродетели, как самоотречение, нравственная прямота, воздержанность, бескорыстное братство, святая дисциплина и духовная проницательность", которые позволили им сыграть выдающуюся роль в учреждении Всемирной Системы Бахауллы.
Когда Шоги Эффенди приступил к работе над книгой "Пришествие Божественной Справедливости", однажды, рассуждая на эту тему, он неожиданно заявил, что Соединенные Штаты - самая политически коррумпированная страна в мире. Я была просто поражена этим замечанием, потому что всегда считала само собой разумеющимся, что именно благодаря нашей демократической системе и нашему политическому развитию Бог избрал нас строителями Своего Административного Порядка? Я осмелилась возразить и сказала, что в Персии, безусловно, еще больше процветает политическая коррупция. Нет, ответил Хранитель, политическая коррупция больше всего процветает именно в Америке. Должно быть, по выражению моего лица он понял, как тяжело мне смириться  с этим новым взглядом, потому что, неожиданно указав на меня пальцем, сказал: "Надо проглотить.  Лекарство горькое, но полезное". Я молча проглотила горькие слова, Хранитель же продолжал развивать свою тему, и лишь когда я прочитала посвященные ей выдающиеся отрывки, с течением лет, ясно увидела, что он провозглашал выведенные им из учений великие духовные истины и законы, в которых для нас, стоит лишь протянуть руку, заключен источник целебной силы. Как бахаи, мы ничем не гаратнированы от неправильных идей, от смешения наших ограниченных, путаных, навязанных средой понятий с учениями Божественного Наставника. Искажение мыслей и фактов не может привести ни к чему хорошему. Поэтому я и смотрю на эти великие темы, на эти утверждения истины, данные нам Хранителем, как на путеводные линии мысли, которе позволяют нам видеть вещи такими, какие они есть, и прийти к правильному пониманию своей Веры.
Верный фактам, реалистичный подход Хранителя означал, что он не только способен оценить подлинную силу Дела, но и отдает себе отчет в его недостатках на сегодняшний день. И он никогда не смешивал то и другое. В письме 1926 года к молодежному лидеру Соединенных Штатов, не-бахаи, он говорит: "Мы верим в то, что дух  Божий постепенно направляет людей и народы, а миссия Бахаи - том, чтобы стойко защищать возвышенные принципы, явленные Бахауллой. Бахаи никогда не останутся равнодушными при виде великих гуманитарных начинаний подлинных лидеров общественной мысли и всегда рады возможности вместе с другими движениями поднять свой голос в имя мира, истины и справедливости". Однако он никогда не переоценивал наши возможности и силы. В июле 1939 года он писал Американскому Национальному Собранию (представлявшему самую свободную и самую мощную общину в мире Бахаи) о том, что оно не должно навязывать свою волю тем, в чьих руках находится судьба персидских бахаи; что пок они еще не способны начать достаточно масштабную кампанию, могущую завладеть воображением человечества и пробудить в нем сознателность, дабы исправить зло, причиняемое из гонимым собратьям; что силы, которыми они в настоящее время располагают в национальных государственных органах, несоразмерны с требованиями и величием Дела Бахауллы; что они не могут занять должное положение и пользоваться полномочиями, потребными для того, чтобы "обратить вспять процесс трагического упадка человеческого общества и его институтов".
В 1948 году Шоги Эффенди писал: "Не нам рассуждать о ежеминутной скрытой работе неисповедимого Провидения, равно приуготовляющего падение обреченного Порядка и будущее торжество Плана, несущего в себе ростки всемирного духовного возрожденя иокончательного искупления". Не раз говорил он паломникам о двух планах: о нашем, внутреннем - о Божественном Предначертании, которое мы должны воплотить в жизнь своими руками, и о всеобщем Замысле Всемогущего Бога, который Он осуществляет иными путями, ускоряя достижение Своих целей посредством внешних по отношению к Делу сил. В той мере в какой бахаи будут трудиться в рамках своего Плана и способствовать его как можно более скорому осуществлению - учреждению Царства Бога Сил на земле, - благословение Бахауллы осенит их и Его благодения даруются им; но в и той же мере в какой мир, отвергая Его Весть, упорствует  в следовании своим злонамеренным целям, Господь воздаст людям и народам, сокрушив их во прах, силой обратив их в единый мир, который они отказались строить в мире, повинуясь наставлениям Посланника Божьего.
Хранитель постоянно указывал не только на резкое различие между плавным объединением, слияним последователей Бахауллы в единую, духовно оправданную всемирную систему и распадом, ненавистью и  взаимным уничтожением рас, религий и политических партий, но так и не опасности, поджидающие Бахаи, если они не будут держаться в стороне от непрекращающихся  раздоров и распрей, сотрясающих мир. В сентябре 1938 года, когда человечество неумолимо двигалось к бездне второй мировой войны, Шоги Эффенди распространил телеграмму, содержавшую суровые предупреждения и категорическое указание всем верующим - придерживаться политики строжайшего нейтрилитета: "Преданность миропорядку Бахауллы безопасность ее основных институтов настоятельно требуют всех ее верных сторонников прежде всего первостроителей Американского континента в эти дни когда зловещие вышедшие из-под контроля силы углубляют пропасть разделяющую людей народы вероисповедания классы несмотря давление быстро формирующегося общественного мнения как индивидуально так и коллективно решительно вождериваться в частных беседах равно официальных выступлениях пуликациях прямых и косвенных обвинений принятия чьей-либо стороны политических кризисах ныне сотрясающих окончатльео расколовшееся человеческое общество. Серьезно опасаюсь чтобы обратный эффект подобного вмешательства компромиссов не разрушил основу не засорил источник благодати питающей систему Божественного по сути вненационального сверхъестественного порядка столь тщательно разработанного столь  недавно учрежденного".
Патриотизм Бахаи проявляется не в приверженности национальным предрассудкам или политическим системам, а в двух основных формах: служение определенной стране за счет поддержания ее высших духовных интересов и безоговорочное подчинение правительству, каким бы это правительство ни было. В 1932 году Хранитель указывал, что расширение деятельности бахаи во всем мире и "разнообразие общин, которые трудятся при разных формах правления, в корне отличающихся друг от друга по своим нормам, политике и методам, необходимо требует от всех... членов той или иной общины избегать любых  действий, которые могут, вызвав подозрения или спровоцировав столкновения с правительством, навлечь на их собратьев новые гонения..." и продолжает: "Как еще, позволю себе спросить, может так широко разбросанная по миру Вера, не знающая политических и социальных границ, чья паства включает в себя представителей самых разных рас и национальностей, которой по мере ее становления придется все  больше полагаться на добрую волю и  поддержку различных, а иногда и враждующих  правительств земли, - как же еще такая Вера может преуспеть, отстаивая свое единство, защищая свои интересы и обеспечивая постепенное и мирное развитие своих институтов?" В другой связи Шоги Эффенди писал: "Так пусть же они открыто провозгласят, что, в какой бы стране они ни жили, какими бы развитыми ни были их институты, каким глубоким - желание усилить законы применять принципы, возвещенные Бахауллой, они, ни минуты не колеблясь, подчинят действие таковых законов и применение принципы требованиями правительства своей страны. При своем стремлении руководить административными делами Веры и совершенствовать ее систему, они ни при каких  обстоятельствах не должны нарушать положения конституции, принятой в стране, и уж тем более - не допускать того, чтобы мезанизм их Администрации вытеснял или подменял собою полномочия правительства". Телеграмма, посланная Хранителем в 1930 году одному из  ближневосточных Собраний, очень четко определяет правильную позицию бахаи по данному вопросу: "в случае если правительство не имеет возражений считаю необходимым формирование Собрания". Бахаи, по меткому выражению Шоги Эффенди, не политическая, а "Божественная партия". Они - проводники Его Божественного Правления.
Свободу суверенного государства следовать собственной политике, какой бы ущерб она ни наносила интересам Бахаи, Шоги Эффенди поддерживал и в 1929 году, когда советское правительство экспроприировало первый Храм Бахаи в мире. Невзирая на скорбь, охватившую Хранителя в связи в этой акцией, он писал, что, руководствуясь статьями  принятой конституции, власти действовали "в рамках своих признанных и законных прав". Когда стало окончательно ясно, что никакие воззвания не достигают цели, он отдал распоряжение всем бахаи страны подчиниться декретам правительства, веря, что со временем, как они писал, Бог "приподнимет завесу, скрывающую от взгляда  правителей благородство цели, искренность замысла, прямоту поведения и гуманность идеалов, которые характеризуют пока еще небольшие, но уже достаточно мощные общины Бахаи в любой стране и при любой власти".
Не следует думать, что по мере того как Вера набирала силы, одерживая победу за победой, эта фундаментальная политика, провозглашенная Шоги Эффенди всего через восемь лет после того, как он стал Хранителем, претерпела какие-либо изменения. Это далеко не так. В 1955 году, когда в течение двух лет число стран, вставших под знамена Веры, почти удвоилось, он обратился с телеграфным посланием ко всем Национальным Собраниям, призывая верующих, принимавших участие в самом великом Походе, когда-либо предпринимашемся со времени появления Веры, "где бы они ни находились далеко или близко от дома какими бы жесткими ни были политические режимы при которых им приходится трудиться вновь обдумать всю меру ответственности налагаемую основными требованиями их служения Делу Бахауллы... выше поднять уровень посвященности бдительно бороться с любыми формами искажений искоренять  подозрения не поддаваться малодушию не обращать внимание на критику еще более убедительно демонстрировать верность своим правительствам укреплять доверие гражданских властей своей полной искренности утверждая универсальность целей замыслов Веры провозглашая духовный характер ее основных принципов заявляя о внеполитическом характере ее Административных институтов".
При полной непричастности к политической борьбе вопрос о преданности правительству включает три момента: повиновение, мудрость и, наконец, использование признанных законных каналов. Часто фактору мудрого принятия взвешенных решений не уделяют должного внимания, хотя Хранитель совершенно ясно писал о том, что его всегда следует принимать в расчет; я имею в виду не только его слова: "разнообразие общин, которые трудятся при разных формах правления, в корне отличающихся друг от друга по своим нормам, политике и методам, необходимо требует от всех... членой той или иной общины избегать любых действий, которые могут, вызвав подозрения или спровоцировав столкновения с правительством, навлечь на их собратьев новые гонения..." - но и его неоднократные указания общинам и отдельным верующимп - быть  мудрыми и осмотрительными в служении своей Вере. В мире, где радио и пресса ежечасно обрушивают потоки клеветы и обвинений на другие государства и их политческие системы, бахаи нелегко быть мудрыми. Если вспомнить, как радовался и как горд был Шоги Эффенди, когда первое  Духовное Собрание образовалось в самом сердце исламского мира, вспомнить щедрые похвалы, которыми он приветствовал зачинателя этого предприятия - не только бахаи по вере, но и еврея по происхождению, что заставляло его подвегать свою жизнь двойному риску, - и то, как целых два года этот человек был вынужден хранить молчание, чтобы не выдать себя, до тех пор, пока однажды, трепеща от страха, с молитвой в сердце, не провел первого, кому также суждено было принять Веру, в заднюю комнату своей лавки, где принялся постепенно приоткрывать ему предмет Веры, - только тогда можно представить себе, что имел в виду Шоги Эффенди под мудростью.
В некоторых странах он запретил бахаи сремиться к гланости и приказал порвать все связи с некоторыми сектами и национальностями, которые, узнав о Вере или приняв ее, могли подвергнуть всю пионерскую работу серьезному риску. В этом заключалась самая суть мудрого, здравого подхода, и всякий раз, когда о ней забывали, это приводило к беде.
 С другой стороны, в определенных странах и в определенное время Хранитель, напротив, активно требовал от пионеров и Собраний, если к тому не было препятствий, защищать интересы Веры через легальные каналы, добиваясь ее законного признания, а также обеспечивать поддержку со стороны общественности, используя средства массовой информации.
Однако в подобных случаях, затрагивающих международные интересы и благополучие Веры, руководство должно исходить из Всемирного Центра, который по самой своей природе является единственным авторитетом, могущим выносить суждения по столь тонким и важным вопросам.
Еще одной из наиболее важных путеводных линий мысли было выведенное Хранителем из учений Бахаи понятие единства. Шоги Эффенди писал, что "принцип объединения, который" Дело "отстаивает и с которым отождествляет себя", враги Веры стремятся "представить в ложном свете, как поверхностную и пустую претензию на единообразие"; "Следует покончить с сомнениями относительно цели, одшевляющей всемирный Закон Бахауллы... с одной стороны, он отрвегает чрезмерную централизацию, с другой - отрицает все притязания на единообразие. Его девиз - единство в многообразии..." Хотя принцип Единого Человечества и ставил целью, по утверждению Шоги Эффенди, создание "органически единого во всех основных аспектах своей жизни мира", мир этот  должен был состоять из "бесконечно разнообразных по национальным характеристикам, объединенных в содружество ячеек". Он писал о "разнообразии будущего общества Бахаи" и, требуя, чтобы бахаи уделяли особое внимание привлечению к Вере различных рас, заявлял: "Смешение этих в высшей степени разнородных элементов человеческой расы, гармонично слившихся во всеобъемлющее братство Бахаи, ассимилированных в процессе развития предустановленного свыше Административного Порядка и вносящих каждый свою лепту в обогащение и прославление общинной жизни Бахаи, безусловно является целью, достижение которой должно согревать и заставлять радостно биться сердце каждого бахаи". Вера, писал Шоги Эффенди, "не игнорирует и не стремится нивелировать разнообразие этнических корней, климатических условий, истории, языка и обычаев, образа мыслей и нравов, которыми отличаются друг от друга народы и национальности".
В век прозелитизма, когда нации и политические блоки, различные общества и организации с утра до вечера вдалбливают людям в головы нужные им истины, стремясь лепить их по своему образу и подобию, стремясь навязать друг другу свои политические системы, свою привычку одеваться, образ жизни, характер жилища, систему здравоохранения, свою философию, нравственность и социальные законы, совершенно очевидно, насколько важно для Бахаи опираться на собственные учения и их просвещающие толкования, оставленные Хранителем. Сегодня западный мир охвачен страстью к единообразию. Он старается как можно скорее заставить всех выглядеть одинаково. В результате же, хотя, несомненно, делается много хорошего и материальные блага достигают все большего числа людей, происходят многие вещи, диаметрально противоположные методам и целям Бахауллы.
Помимо неверия, безнравственности и преклонения перед деньгами и прочими материальными богатствами, наш западный материализм стремительно распространяет по всему миру настроения отчаяния, тревоги и чувство глубокой неполноценности среди так называемых отсталых народов. Стоит, пожалуй, сопоставить тлетворное влияние, которое эта кичливость, самодовольство и избыток богатства оказывали на другие народы, с тем, на чем строил свои отношения с этими народами Хранитель.  Почему Шоги Эффенди составлял и публиковал такие подробные списки "народностей" и "племен", вставших под знамена Веры? Быть может, он относился к ним как к отдельным жемчужинам, из которых можно  было составить драгоценное украшение для Дела Бахауллы? Почему он повесил на стенах Дворца в Бахджи изображение первого пигмея-бахаи и первого потомка древних инков, принявшего Веру? Разумеется это были для него не диковинные трофеи, а скорее, лики возлюбленных Иосифов мира, наконец вернувшихся домой, в шатер своего Отца. Прекрасно помню, как однажды Шоги Эффенди узнал, что один из паломников ведет происхождение от древнего королевского рода Гавайских островов. Казалось, он весь лучится радостью и удовольствием, и словно сияющий покров облек этого человека, на долю которого в жизни из-за текущей в его жилах туземной крови выпадали по большей части издевательства и насмешки! Не следует думать, что все это - частные свойства характера Шоги Эффенди или какая-то особая политика. Нет, и еще раз нет. В этом - оражение самой сути учений о том, что каждая частица чеовеческой расы наделена своеобычными качествами и талантами, необходимыми для того, чтобы новый Порядок Бахауллы мог быть разнообразным, богатым и совершенным.
Шоги Эффенди не только проповедовал эту идею, он активно внедрял ее в жизнь через свои многочисленные воззвания, обращения и наставления Собраниям Бахаи: "Первое всеиндейское Собрание учреждено Мейси Небраска", - торжествующе возвещает он в 1949 году. Постоянно помня о словах Абдул-Баха из "Скрижали о Божественном Предначертании" - "уделять  большое внимание образованию и учительской деятенльности среди индейцев, коренных жителей Америки", Шоги Эффенди прелседовал эту цель вплоть до последних месяцев своей жизни, когда, в июле 1957 года, он писал Канадскому Национальному Собранию, что "затянувшееся обращение" американских индейцев, эскимосов и других меньшинств должно получить новый мощный толчок, способный "удивить и побудить к более активным действиям все общины Бахаи западного полушария".
Годом раньше в одном из обращений Шоги Эффенди к Национальному Собранию Соединных Штатов секретарь пишет: "Возлюбленный Хранитель полагает, что вопросам контакта с национальными меньшинствами в Соединенных Штатах не уделяется должного внимания... Он считает также, что вашему Собранию следует назначить специальный комитет по надзору за возможностями подобного рода работы, а затем дать соответсвующие указания местным Собраниям, одновременно побуждая всех верующих проявлять активность в данной области, открытой для любого, поскольку меньшинства всегда остро чувствуют свое одночество и часто гораздо быстрее откликаются на доброе отношение, чем благополучное большинство населения".
Естественным результатом такой политики явилось совершенно уникальное отношение Веры Бахаи к меньшинствам, так полно описанное Шоги Эффенди в книге "Пришествие Божественной Справедливости": "Дискриминация в отношении любой народности, основывающаяся на ее социальной отсталости политической незрелости и немногочисленности, есть вопиющее нарушение духа Веры". Если вы принимаете Веру, "вы должны автоматически и раз и навсегда отринуть различия классов, вероисповеданий и рас и более не возращаться к ним ни под каким предлогом, невзирая на давление обстоятельств фактов или общественного мнения". Далее Шоги Эффенди утверждает принцип, настолько расходящийся с общепринятыми взглядами, что он заслуживает крайне внимательного рассмотрения: "Если какая-либо дискриминация и допустима, то лишь дикриминция в пользу, но ни в коем случае не против меньшинства, касается ли то расовых или иных вопросов.  В отличие от наций и народов земли, будь то народы Востока или Запада, демократы или сторонники авторитарного режима, коммунисты или капиталисты, представители Старого или Нового Света, которые игнорируют, подавляют или истребляют расовые, религиозные или политические меньшинства, находящиеся в их юрисдикции, всякая  организованная община, вставшая под знамена Бахауллы, должна считать своей первейшей и неизбежной обязанностью поддерживать, ободрять и защищать  любые меншинства, к какой бы вере, расе, классу или национальности они ни принадлежали. Принцип этот поистине жизненно важен, а следовательно, точно так же как при равенстве голосов в процессе выборов, как при прочих равных показателях на занятие какой-либо должности представителями различных рас, вероисповеданий или национальностей в пределах общины, предпочтение без колебаний должно быть отдано партии меншинства лишь на том основании, чтобы стимулировать и вдохновлять его, предоставлять ему возможность трудиться в интресах общины". Однажды Шоги Эффенди так сжато и вместе с тем блестяще определили механизм работы этого принципа, что я записала его слова: "меньшинство среди большинства важнее, чем болшьинство среди меньшинства". Иными словами, показателем меньшинства является не численная расстановка сил в рамках нации, а численная расстановка сил внутри проводящей выборы общины Бахаи - так далеко простиралась его забота о любых меньшинствах. Хранитель любил говорить, что, когда  наконец будет образовано государство Бахаи, права религиозных меньшинств внутри него будут строго охраняться Бахаи.
Вера Бахаи не только защищает общество в целом и охраняет права меньшинств, она также отстаивает индивидуальные права - международные права отдельного народа и права отдельного индивидуума внутри общины. "Предсказанное Бахауллой единство человеческого рода, - писал Шоги Эффенди, - подразумевает учреждение всемирного содружества... внутри которого автономия входящих в него государств полностью и решитльно охраняется наравне с личной свободой и инициативой отдельного индивидуума".
Хранитель поддерживал авторитет Собраний так же стойко и последовательно, как и защищал отдельных верующих, питая глубокую любовь к "рядовым" последователям Бахауллы. Пожалуй, нет ни одного воззвания к миру Бахаи или к национальным общинам, которое в то же время не было бы обращено к каждому бахаи отдельно, не только побуждая его инициативу, но и подчеркивая, что без его участия все планы обречены на провал. В письме 1927 года к Американскому Национальному Собранию он писал: "Молясь в стенах Святых Успальниц, я буду смиренно просить о том, чтобы свет Божественного Водительства озарил ваш путь и позволили наиболее эффективным образом использовать тот дух индивидуальной предприимчивости, который, однажды возгоревшись в сердцах всех и каждого, направляемый Величественным Законом Бахауллы, возложенным на нас, приблизит наше возлюбленное Дело к его славной цели". В "Пришествии Божественной Справедливости" он указывал, что долг каждого верующего "как человека, преданного Божественному Предначертанию Абдул-Баха... состоит в том, чтобы приступить к осуществлению и развитию" всех видов деятельности, которая, с его точки зрения, может помочь в осуществлении Плана, постоянно сообразуясь с рамками, установленными административными принципами Веры. Он советовал Американскому Национальному Собранию, удерживая руководство делами бахаи и право окончательного решения в своих руках, одновременно "воспитывать чувство взаимозависимости и сотрудничества, взаимопонимания и обоюдного доверия" между Национальным Собранием, местными органами и отдельными верующими.
Кроткие всегда удостаивались особой благодати. В 1925 году Шоги Эффенди писал: "Случается, что люди самые скромные, малообразованные и неискушенные, подвигнутые неисповедимой силой самоотреченного, пылкого и набожного благочестия вносят заметную и памятную лепту в споры высоких представителей любого Собрания". Хранитель всегда горячо возищался натурами кроткими и чистосердечными и недолюбливал людей агрессивных и амбициозных. Его точка зрения ясно отражена в его воззваниях к пионерам-первопроходцам. В годы первого Семилетнего Плана он писал: "каждый верующий, даже  самый скромный", не должен чувствовать себя отстраненным от участия в великом зачинающемся движении первопроходцев, и никому, "будь он стар или млад, богат или беден", нельзя чинить препятствий, если они действительно хотят послужить Делу. Не останавливаясь на этом, Хранитель пишет  в "Пришествии Божественной Справедливости": ".. несмотря на скромность происхождения, несмотря на свой ограниченный опыт, ошраниченные средства, недостаточное образование, несмотря на тяжелую нужду и заботы, неблагоприятную среду - все обязаны принимать участие... Как часто... самые незаметные привержнцы Веры, необразованные  и практически не обладающие опытом, не занимающие никакого положения, а иногда и не блещущие умом, могли одерживать победы во имя Дела - победы, пред которыми блекли самые блестящие достижения ученых, мудрых и опытных". Далее Шоги Эффенди говорит о том, что если Христос, Сын Божий, смог вдохнуть в Петра, столь невежественного, что, деля свой хлеб на семь частей, он останавливался на шестой, поскольку это - Шабат, День отдохновения, такой дух, что тот стал  Его преемником, то что может помешать власти Бахауллы, Отца, наделить ничтожнейшего из Своих последователей силой творить чудеса, которые затмят сотворенное первыми апостолами Иисуса. Не довольствуясь подчеркиванием долга, возложенного на кротких, Хранитель в недвусмысленных выражениях наставлял людей другого рода: "Таким образом, каждому американскому верующему, особенно же тем, кто живет в достатке, независимо, привык к комфорту и постоянно озабочен погоней за материальными благами, необходимо сделать шаг вперед, посвятив свои средства время и самую жизнь Делу столь великой важности, что человеческому взору не под силу даже смутно различить его будущую славу". А как трогательно звучат его слова о том, что сердце Хранителя "не может не преисполняться радостью, а мысль черпает новое вдохновение при каждом зримом свидетельстве того, как человек откликается на свое высокое призвание".
Вопрос о том, кто такой верующий, как он становится таковым и как вплетается в ткань гибкого, но при этом стройно организованного всемирного Адинистративного Порядка Веры, был совершенно ясен для Шоги Эффенди, но, к сожалению, далеко не так ясен самим Бахаи. Хранителю Дело всегда представлялось чем-то живым и растущим, на разных уровнях, а разных местах. В основном, в коренных вопросах должно соблюдаться единообразие; однако в остальных делах допустимы и даже необходимы различия. Так, фордовский автомобиль повсюду будет автомобилем, потому что это - механизм. Но члены большой семьи - не мезанизмы, и поэтому они все различны - у каждого свой возраст, каждый находится  на определенной стадии развития, роста. Никто не ждет от пятимесячного младенца такого же поведения и сообразительности, как от его деда - университетского преподавателя физики. Поначалу гораздо больше ожиданий связывалось со старыми восточными общинами, особенно с персидской, чем с более молодыми общинами Бахаи, такими как американская и европейская, от них же, в свою очередь, ждали куда большего, чем от еещ более молодых общин Африки и островов Тихого океана. Следует помнить, что, вслед за нашей Верой, ислам - самая молодая из явленных миру религий. Бахаи, вышедшие из исламской среды, в некотором смысле ближе к законам, которые дал нам Бахаулла, потому что Его закон возрос на почве законов ислама, хотя во многом и упразднил их. Поэтому совершенно естественно, что верующие, вышедшие из этой среды, гораздо легче перенимали нормы Бахаи в вопросах статуса личности и с самого начала следовали законам и заповедям Бахауллы, которые можно было применять в том обществе, в каком они жили, те же, кто принял Веру, выйдя при этом из языческой среды или из рядов более старых религий, должны были прежде пройти долгий постепенный путь образования в духе Веры.
Прежде чем пытаться понять, что дает человеку право стать бахаи, попробуем взглянуть на то, как виделось Хранителю Дело Божие и как он управлял им. Если мы проследим пути развития религий прошлого, то увидим, что одним из главных зол было в них отчетливое стремление их последователей придать подвижному, экспансивному, одушевляющему Веру духу некую застывшую форму. Религия - живой, растущий организм. Сам Шоги Эффенди дал прекрасное поэтическое описание этого естественного процесса роста в своем послании к Межконтинентального конференции в Чикаго в 1953 году, сравнив историю религии с деревом, которое росло тысячу лет - от Адама до Баба, давая новые побеги, на которых распускались листья, из почек появлялись цветы, и которое, наконец, произвело Святой Росток - Провозглашение и Откровение Баба. Росток этот, отсеченный безжалостной рукой палача, просуществовал всего шесть лет, но успел дать масло для светильника, чей свет вспыхнул перед Бахауллой во тьме Сейах-Чаль, чье пламя воссияло над Багдадом и озарило Адрианополь, чьи лучи позднее достигли берегов американского, австралийского и европейского континентов, чье сияние сегодня, в Век Строительства разливается над всем земным шаром и, набирая силу, еще многие тысячелетия будет светить над планетой. Поистине мы переживаем всего лишь младенческую пору!
Мелкие натуры инстинктивно пытаются ограничить сферу своего существования, оградить станами свою маленькую жизнь, подогнать все под свою мерку, чтобы чувствовать себя уютно и безопасно. Это неизбежно означает, что кирпичи, из которых они строят свои стены, взяты из дома, где они жили прежде, что, фигурально выражаясь, переехав на новое место, они стремятся окружить себя старыми, привычными вещами. Натуры крупные, значительные, напротив, раздвигают горизонты, устанавливают новые границы, освобождая место для роста. Читая письма Хранителя и те, что приходили ему, достаточно несложно подметить, что он постоянно поддерживал абсолютное равновесие между тем, что было важно и пригодно для нынешнего состояния Веры, и тем, что могло вредно отразиться на ее развитии, сковать его, превратив живые учения в незрелую догму, слишком узкую, ограниченную национальными или провинциальными интересами, по сектантски замкнутую и поэтому неспособную развиться в новый Миропорядок с собственным всемирным правительством и всемирным сообществом. Став бахаи, я часто размышляла над тем, почему многие люди, будучи в жизни выдающимися практиками как врачи, бизнесмены, юристы, инженеры и так далее, не применяют своих способностей в жизнедеятельности общины. В результате получалось, что для них Утопия - это как бы фильм: достаточно заправить пленку, включить аппарат, и на экране сама собой появится живая, реальная жизнь.
Иное дело - Хранитель. Он приступал к очередной задаче - будь то возведение Административного Порядка, воплощение Божественного Предначертания Абдул-Баха, организация своей работы или работы мира Бахаи - совершенно так же, как то делали великие художники эпохи Возрождения, трудясь над своими полотнами и величественными фресками. Сначала появлялись эскизы, картоны, запечатлевавшие идею в целом: масштаб, цвет, пропорции; затем целое разбивалось на квадраты; части переносились на постоянную поверхность, и великие путеводные линии заполнялись контурами, объемными фигурами; затем шла проработка деталей, появлялись цвета, краски и так - с бесконечным терпением - пока не достигалось искомое совершенство. Таков был метод Шоги Эффенди, и он никому не позволял начинать работу, пока не был окончательно готов сам холст. Что же это означало на практике?
Начинаешь вспоминать - и примерам нет конца. После кончины Учителя мы хотели назавтра же иметь свой Дом Справедливости. Прошло сорок два года, прежде чем основание, на котором он мог бы прочно покоиться, ярус за ярусом возникло в виде местных и Национальных Собраний. Мы хотели получить английский перевод Акдаса. Не скоро, но большая его часть была переведена, и еще многое мы усвоили из цитат, которые часто приводил сам Шоги Эффенди; с некоторыми законами, заповедями и подробностями, не до конца проясненными, мы познакомились позже, в свой черед; все это требовало  очень тщательной работы, часть которой выполнил сам Хранитель под конец жизни. Нередко бывало, что группа энтузиастов, горячих голов хотела немедленно организовать где-нибудь в тихой сельской местности поселение Бахаи и на практике воплотить экономические принципы учений (разумеется, это было бы лишь плоскотное, а не объемное, полнокровнео осуществеление Утопии), но Шоги Эффенди неизменно отвечал: время еще не пришло, сосредоточьте усилия на увеличении числа верующих, групп, Собраний. Мы хотели построить школу в столице; нет, только не в столице, был ответ - там любая неудача, вполне возможная  при нехватке рабочих рук и ограниченности фондов, будет на виду и скомпроментирует  Дело, лучше начать где-нибудь в глубинке, скромно, не привлекая  особого внимания. Мы хотели, чтобы у Бахаи был свой университет - разве могло прийти в голову писателю, которому  никогда в жизни не приходилось одалживаться и который никогда не слыл миллионером, что подобное предприятия парализует всю остальную деятельность в стране и даже потребует фондов, и без того ограниченных, которые предназначались, чтобы открыть перед Верой весь мир! Безошибочный инстинкт во всех случаях предостерегал Шоги Эффенди от того, что в коммерции называется сверхзатратами. Он шел на риск, но только если риск этот был оправдан. Здравый смысл в нем был столь же силен, сколь и вера. Он твердо верил в чудеса, но никогда не относился  ко Всемогущему, как к соучастнику по заговору. Изучая жизнь Абдул-Баха, мы и здесь  обнаружим то же удивительное рановесие практического, трезвого ума и неколебимой веры.
Вспоминается еще один маленький, но не менее показательный пример. Речь - о спиритуализме. "Хранитель полагает, - пишет секретарь, - что сейчас ему не время делать какие-либо особые заявления по этому поводу... существуют вещи более важные, на которых друзьям следует сосредоточить свое внимание, в частности, учреждение новых собраний и групп". Часто ответ был именно таким: "не время", "еще не пора". Водрузите знамя Бахауллы в отдаленнейших уголках земли, обратие челвечеств в Его Веру, заложите основы Царства - и не думайте о том, как расставить безделушки в доме, который еще не достроен.
С первых же дней своего служения Шоги Эффенди принялся за создание порядка в тогда еще относительно маленьком мире Бахаи, состоявшем из всего лишь тридцати пяти стран, которых коснулся хотя бы луч Света Бахауллы. Про себя он ясно видел великие путеводные линии, а с годами, по мере того как община верующих росла и становилась  опытнее, видение это приобретало все большую ясность и отчетливость. Сам Абдул-Баха  в Своем Завещании предугадывал подобное развитие его характера, когда писал о Хранителе, что "день ото дня счастье его, радость и сила духа будут прибывать и уподобится он плодоносному древу". Время и объем моей книги не позволяют подробно, хронологически воспроизвести эту эволюцию. Мы должны попытаться ухватить общие черты и проследить за тем, как они постепенно  дополнялись деталями. Всякий раз, что я слушала Шоги Эффенди и наблюдала за ним, я чувствовала, что это единственный истинный Бахаи в мире. Каждый, притязающий на то, чтобы быть Бахаи, несет в себе частицу Веры, имеет свое представление о ней, смотрит на нее со своей точки зрения, так или иначе окрашенной и ограниченной его индивидуальностью, но Хранитель видел Веру как целое, во всем ее величии и совершенной гармонии.  И он обладал не только видением, но и способностью анализировать и с поразительной  ясностью выражать то, что видит.
Возьмем, к примеру, его краткое определение того, что представляет из себя Вера Бахаи в общем порядке вещей: "... следует твердо заявить, что Откровение Бахауллы безоговорочно упраздняет все прежние Заветы, бескомпромисно поддерживает все заключенные в них вечные истины, полностью и решительно признает Божественное происхождение их Творцов, не покушается на святость их подлинных Писаний, отвергает любые попытки принизить статус их Основателей или их духовные идеалы, проясняет и согласует их функции, заново утверждает их общую, неизменную и основополагающую цель, примиряет кажущиеся расхождения их доктрин и требований, с  благодарной готовностью признает их вклад в постепенное развитие единого Божественного Откровения, без колебаний признает, что оно само лишь звено в цепи среди постоянно развивающихся Откровений, дополняет их учения законами и заповедями, соответствующими  безотлагательным нуждам и продиктованными растущей восприимчивостью стремительно развивающегося и непрестанно меняющегося общества, а также провозглашает свою готовность и способность принять в свое лоно враждующие  секты и фракции, дабы они стали единым всемирным Братством, действуя в рамках системы и в согласии с положениями предначертанного свыше, всеединящего и всеискупительного Порядка". И читателю моментально становится ясно, какое место во всемирной исторической панораме занимает этот "величайший и духовной и религиозной истории человечества Завет".
"Основной миссией" этой Веры - "одновременно сути, обетования, примирителя и объединителя всех религий" - является построение Божественной Цивилизации. Помню, как в ходе беседы Шоги Эффенди с его бывшим преподавателем из Американского университета в Бейруте, отвечая на вопросы этого человека, он замечательно определил, что такое цель жизни для Бахаи. Хранитель говорил о том, что целью жизни Бахаи является активная деятельность, направленная на достижение единства человечества. Затем он указал на то, что Бахаулла явился именно в то время, когда Его Послание могло и должно было быть направленным всему миру, а не только отдельным людям; что путь к спасению сегодня лежит через спасение мира, изменение мира, всемирное преобразование общества и что возникшая в результате мировая цивлизация, в свою очередь, отразится на составляющих ее людях и приведет их к искуплению и преображению. Снова и снова Шоги Эффенди подчеркивал в своих писаниях и устных беседах, что оба процесса обязательно должны протекать одновременно - преобразование человека не должно отставать от преобразования общества. Для него всегда было очевидно, что индивидуальное возрождение, как он писал, обращаясь к не-бахаи в 1926 году, есть "прочное и надежное основание, на котором измененное общество" может развиваться и процветать. Но как можно было создать образец будущего общества, хотя бы маленький хрупкий зародыш будущего Всемирного Содружества Бахауллы, как проложить путь в новый мир, если все ургом было по-прежнему пронизано вымирающими, обреченными общественными отношениями?
Вооружившись, как скальпелем, толкованием писаний Веры, Шоги Эффенди приступил к операции. Хотя внимательное чтение нших учений и без того поккзывает, что Всемогущий Господь во все века давал людям одну религию, а Пророки излагали ее каждый в свою историческую эпоху, неизменным оставался тот факт, внушал Шоги Эффенди, что долгом ченловека при появлении очередного Завета было придерживаться его во всех его формах, полностью порывая с внешними формами и подчиненными законами старых релегий. Как мог любой честный христианин оставаться в стенах своего храма, молясь о пришествии Отца и Его Царствия, если сердцем он прекрасно понимал, что истинный Отец - Бахаулла и Его Царствие возникало одновременно с установлением Его законов и системы, отраженной и воплощенной в Административном Порядке? Бахаи Востока и Запада в той или иной степени смутно понимали это, но теперь, читая обращения Хранителя, начинали различать четкую границу между светом и тенью, не оставляющую места мирным сумеркам - компромиссу с родственными чувствами, общественным мнением и личными убжедениями. Свет или тень - таков был выбор. Одно лишь сознание того, что они являются всемирным корпусом людей нового Дня, нового Завета, как никогда пржеде, сказало очистительное  и укрепляющее воздействие  на всех верующих мира. Если прибегнуть к нехитрой метафоре, Бахулла построил корабль, Учитель развел пары, а Шоги Эффенди отдал якоря и пустился в спокойное плавание. Шло время, и уже не только не-бахаи начинали по-новому смотреть на нас, но и мы сами начинали видеть себя по-новому. Постепенно мы осознавали, что мы - не новая часть общества, в котором живем, а само по себе новое общество, что мы - будущее.
Именно с учетом этого процесса мы должны рассматривать, как с течением времени изменилась ситуация в том, что касается вступления в ощину новых верующих. В первые полторы декады служения Шоги Эффенди от органов Бахаи, особенно на Западе, требовалась полная уверенность в том, что лица, становящиеся бахаи, отдают себе отчет в серьезности своего шага. Одним из необходимых условий был разрыв с прошлым. "В противном случае, - писал Шоги Эффенди в 1927 году, - те, чья вера еще незрела, будут бесконечно пребывать в совтоянии неопределенности и не смогут всем сердцем, со всей понотой отдаться учениям Дела". На протяжении этих лет Вера приобрела гораздо большую известность, завоевала признание во многих западных странах как независимая религия со своими собственными законами и системой - в этом процессе огромную помощь оказал ей мусульманский суд в Египте, заявивший, что она не является частью ислама и чужда ему, как христианство и иудазм, - а также была широко признана в качестве полноправной Веры. Тем не менее, Шоги Эффенди, ни на минуту не ослаблявший  бдительность и чрезвычайно чувствительный ко всему, что касалось жизни Дела, подметил среди административных учреждений тенденцию чересчур усердствовать в выполнении его распоряжений, отданных в 1933 году, о приеме новых верующих "без излишней поспешности". Черзмерная жестокость поставила под угрозу главную цель всех учреждений Бахаи - обратить человечество в Веру Бахауллы. Со всем пылом стараясь осуществить указания Шоги Эффенди, бахаи местами впадали в крайность и производили столь строгий отсев, что стать бахаи оказывалось более чем сложно. Поэтому в 1938 году Шоги Эффенди счел необходимым дать распоряжение американским Собраниям - "отказаться от слишком строгого соблюдения второстепенных требований, которое может стать препоной на пути всякого искреннего кандидата" - и подчеркнул, что обязанность общин бахаи состоит в том, чтобы воспитывать новых верующих уже после принятия в Веру, давая им время достичь необходимой зрелости.
По мере того как Вера обретала цельность и силу, по мере того как на Востоке и Западе образовывались и начинали мощно и систематически функционировать все новые и новые Национальные Собрания, по мере того как народы земли все больше отдавали себе отчет в существовании новой религии как независимого Откровения со своей собственной системой, - Шоги Эффенди корректировал свои указания. Особенно же отношение к принятию новых бахаи изменилось в период великого Десятилетнего Плана Образования и Консолидации; теперь мы были сильны, теперь мы стояли на прочной неколебимой основе, теперь мы наконец, наконец-то могли свободно общаться  с массами людей по всему миру. Распахните двери настежь и спешите в спасительный кочег Бахауллы! Настал час исполнить заповедь Абдул-Баха:  "Увещевайте народы в этих странах, в их столицах, на островах, в собраниях и церквях - да вступят они в Царствие Абха!"
Иными словами, добившись своей цели, Шоги Эффенди изменил и свою тактику. Он уведомил Американское Национальное Собрание, что от кандидата, в первую очередь, должно требоваться признание им положения Баба, Предтечи; Бахауллы, Творца, и Абдул-Баха, Образца Веры; подчинение всему, что было Ими явлено; твердая приверженность положениям Завещания Учителя; а также тесная связь с духом и формой всемирной системы Администрации Бахаи. Таковы были "основные факторы", и дальнейшие попытки углубить их, сделать более подробными могли, по словам Шоги Эффенди, лишь запутать дискуссию и привести к противоречиям, пагубным для роста Дела. Чтобы покончить с этим  весьма деликатным предметом, он настоятельно просил друзей "воздерживаться от слишком жесткого провдения демаркационной линии", если только не возникнет какое-либо вбсолютно непредвиденное обстоятельство и другого выхода не будет.
Баб, Бахаулла, Абдул-Баха и Шоги Эффенди были Великими Учителями. Служение каждого, столь разное по характеру, в первую очередь было посвящено возвышенной цели - привести человечество под сень целительной, умировторяющей, пробуждающей душу к новой жизни Веры. Вновь и вновь, с неослабным упорством, на протяжении тридцати шести лет Шоги Эффенди спалчивал нас во имя достижения "первоочередной задачи - обучения людей Вере... задачи", как он уверял нас в своем последнем Послании Ризвана, обращенном к Миру Бахаи, "... столь священной, столь важной и столь безотлагательной; которая не может оставить равнодушным ни единого человека; краеугольного камня на котором будут незыблемо покоиться многочисленные институты набирающего силу Порядка - подобная задача должна с течением времени завоевать приоритет среди всех прочих  сфер деятельности Бахи"; задачи, которой Сам Бахаулла отдавал приоритет, о чем Шоги Эффенди постоянно напоминал нам, подкрепляя свои призывы цитатами из писаний Бахауллы: "Учите Делу Божьему, о люди Баха, ибо Бог возложил на кждого долг возвещать Свое Послание, и это - самое почетное из всех деяний". "Сосредоточьте ваши усилия на распространении Веры Божией". "Настал день, кгда нельзя молчать. И немало придется пострадать людям Баха, когда с величайшим терпением и выдрежкой поведут они за собой народы земли к Величайшему Горизонту". "Отомкните уста и не уставайте возвещать Его Дело. И это будет для вас большим благом, нежели  все сокровища прошлого и будущего..." Бахаулла придавал такое значение учению Его Делу, что он твердо наставляет Своих последователей, которые неспособны сами принять в нем участие, "исполнить свой долг и назначить вместо себя того, кто сможет возвещать Откровение". В 1938 году Шоги Эффенди писал, что "Наказ Учительствовать, имеющий такое жизненно важное отношение ко всем", должен стать в грядущем "первостепенной заботой" каждого отдельного Бахаи и что Собрания на всех сових заседаниях должны уделять специальное время тому, чтобы "честно и набожно рассматривать пути и средства, могущие способствовать расширению и развитю учительской капмании".
Хранитель совершенно ясно и неоднократно заявлял, что учительствующему следут "вначале воздерживаться от применения и навязывания тому, кто сремиться обрести новую Веру, слишком жестких правил и законов... Пусть не довольствуется до тех пор, пока не внушит своему духовному чаду столь глубокого и сильного стремлиния, которое заставит его самого, в свою очередь, восстать и посвятить свои усилия пробуждению других душ, а также поддержке законов и принципов, лежащих в основании принятой им Веры".
Если собрать все написанное Хранителем на тему учительства, то получится объемистый том. Причем цель везде была ясна, обязанности четко определены, методы приемлемы и гибки. Так много слов употреблял Шоги Эффенди, характеризуя новых Бахаи, примкнувших к Вере Бахауллы:  он называл их "обращенными", "кандидатами", "Верными приверженцами", "новыми верующими", "открытыми последователями" Веры и еще многими, яркими и врыажющими глубокую симпатию именами; он говорли о том, что они "вступили в воинство", называл и "обращеннымит", "провозгласившими свою веру", "принявшими Веру", "вставшими под знамя Бахауллы", "отстаивающими Его Дело", "вступившими в ряды правоверных"и т.д. В наш век засилья банальных, стереотипных клише не вредно об этом помнить. Могу добавить, что мне ни разу не приходилось слышать от него чего-либо неподобающего в связи с принятием Высшего Явления Божьего, какой-нибудь уродливой и бессмысленной фразы, которые часто служат синонимом духовного возрождения. Шоги Эффенди никогда не отказывался от правильного употребления английских слов, только потому что некоторые слова приобрели непопулярные дополнительные значения. В Вере Бахаи нет священников и миссионеров, однако Бахаи становятся "миссионерами" во имя великой цели "обращения новых верующих".

Одновременно с тем, как Хранитель закладывал осязаемые, материальные основы Веры в ее Всемирном Центре и завоевывал  для нее признание правительства страны, в которой этот Центр был расположен, и муниципальных  властей города, где со временем должна была разместиться  постоянная штаб-квартира ее основных учреждений, он проводил аналогичную работу и за границей. Годы спустя он сам определил свою деятельность как тройное, предпринятое во всемирном масштале усилие продемонстрировать независимый характер Веры, расширить ее границы и увлечить число ее приверженцев. Однако, для того чтобы справиться со своей задачей, ему требовались соответствующие орудия, и таковыми стали - в полном согласии с положениями учений - местные и Национальные Собрания - блоки, из  которых воздвигался Административный Порядок. Интересно, как сам Шоги Эффенди в одном из своих писем 1941 года к человеку, не принадлежавшему к Вере, четко определяет свое отношение к этой первостепенно важной задаче: "... Административный Порядок, который я, как основной толкователь, назначенный Абдул-Баха, всемерно старался учредить... в соответствии с подробными указаниями, изложенными Абдул-Баха в Его Завещании..."; вполне очевидно не удовлетворенный несколько расплывачатой  формулировкой, он перефразирует ту же мысль, говоря, что "был наделен властью и призван " учредить его.
 Хотя Шоги Эффенди крайне редко упоминал о себе лично (и действительно, в его открытых посланиях  крайне редко встречается местоимение "я"), власть, которой он был наделен в Завещании, была такова, что без нее Административный Порядок Бахаи никогда не был бы построен, Всемирная Община Бахаи никогда не воявилась бы в том виде, в каком она существует сегодня, и никогда не были бы заложены основы Миропорядка  Бахауллы. По мере того, как множились местные и национальные институты Дела и упрочивалась их основа, истинное положение Хранителя становилось все более очевидным не только для бахаи старшего поколения. которые всегда принавали его, но я для множества новых и зачастую неискушенных верующих, которые не успели постичь его истинное значение и последствия. Существует письмо, в котором Хранитель был вынужден, дабы защитить Дело, прямо изложить свои административные полномочия; оно было написано в ответ на проникнутое духом исключительного непонимания письмо секретаря одного из Духовных Собраний, и - редчайший случай! - Хранитель не снабдил свой ответ собственноручным постскриптумом, а лишь лаконично пометил: "Прочитано и одобрено, Шоги". Вот что говорится в этом письме:

Равно как все Местные Собрания находятся в полной юрисдикции Национального Духовного Собрания, все Национальные Собрания находятся в полной юрисдикции Хранителя; если он  полагает, что какое-либо решение должно быть принято в интересах Дела, он не обязан советоваться с ними для его принятия. Он врпаве судить о том, насколько благоразумные и оправданы решения, принимаемые этими органами, а не наоборот. В тексте Завещания этот принцип звучит совершенно недвусмысленно. Хранитель не только является Хранителем Дела в полном значении этого слова, но и назначенным толкователем Учения; в своих решениях он руководствуется тем, что защищает его высши6 и благие интересы и способствует их осуществлению.
Он всегда имеет право вмешаться и отменить то или иное решение Национального Духовного Собрания; не обладй он этим правом, он был бы абсолютно неспособен  защищать Веру, равно как и Национальные Духовные Собрания, будучи лишены права отменять решения Местных Собраний, не смогли бы руководить жизнью национальной общины Бахаи и заботиться о ее благосостоянии.
Крайне редко случается - однако все же случается - что он чувствует необходимость изменить верховное (как Вы пишете) решение того или иного Национального Духовного Собрания; но он без колебаний поступает так в случае необходимости, и соответствующее Национальное Духовное Собрание обязано с легким сердцем и без колебаний принять это как меру, направленную на укрепление интересов Веры, которой ее избранные представители обязаны ревностно и преданно служить.

Не удивительно, что Шоги Эффенди характеризует период развития Веры, наступивший после вознесения Абдул-Баха, как "Железный Век", "Переходный Век", как "Период Строительства". Это был век, когда создавались  местные, национальные и международные институты Дела, институты, которые, по словам Хранителя, в течение Золотого Века Бахаи неизбежно должны преобразиться в Мировое Содружество. "Животворный дух" Веры, писал он, достиг той точки, когда он готов "воплотиться в институты, предназначенные направлять его крепнущие силы и стимулировать его рост". Основные принципы Административного Порядка, основы которого были заложены в Завещании, он определили еще в первые годы своего служения в бесчисленных письмах к верующим всего мира, в которых он ясно очертил функции Собраний, сферы их юрисдикции и - что еще более важно - дух, который  должен вдохновлять и побуждать их к действию, если они стремятся к достижению своей цели в обозримом будущем.
Административные учреждения можно уподобить сосудам и артериям человеческого организма, сеть которых позволяет циркулировать жизнетворному потоку учений Бахауллы по всему миру; посредством их общество преобразитсья в "то заповеданное Христом Царствие, тот Миропорядок, чьи владения - весь земной шар, чей девиз - единство, чья движущая сила - Справедливость, чья определяющая цель - воцарение истины и равноправия, чей венец - полное, неколебимое и вековечное счастье рода людского".
Определив чисто технический механизм проведения выборов в Собрания и того, как им следует вести свои дела, Хранитель, в те ранние годы, чаще всего затрагивал вопрос единства; если "девизом" будущего общества должно было стать "единство", то, совершенно очевидно, существенно важно кропотливо культивировать его среди самих Бахаи. В 1923 году Шоги Эффенди пишет одному из местных Собраний: "Полная гармония и взаимопонимание между друзьями, в рамках самого Духовного Собрания и вне его; полное доверие со стороны верующих к любому решению, принятому их избранными представителями; а также сознательное отрешение последних от личных симпатий и антипатий во имя основополагающих интересов Движения - вот то единственно прочное основание, на котором можно строить в будущем конструктивную работу и подтверждать свою верность  интересам Дела". Его обращения к Национальным Собраниям проникнуты тем же пафосом, о чем свидетельствуют отрывки из двух писем 1925 года: "Первейшим требованием  к любому начинанию, в котором принимают участие верующие, служит присутствие духа бескорыстного товарищества, надежного, искреннего сотрудничества... истинный дух братства Бахаи - единственное средство, помогающее устранить многие житейские препоны, единственный путь к разрешению тех проблем, с которыми нам неизбежно придется сталкиваться в наших трудах во имя возлюбленного Дела". "Активное, сплоченное и гармоничное Национальное Собрание, сознательно и правильно избранное, энергично действующее, отдающее себе отчет в важности и многообразии лежащей на нем ответственности, находящееся в постоянном и тесном контакте со своим Международным Центром в Святой Земле, а также пристально следящее за любыми изменениями, происходящими в непрестанно расшираяющейся сфере его деятельности - вот что, бесспорно, является на сегодняшний день первейшей необходимостью и имеет огромное значение, поскольку оно есть тот краеугольный камень, на котором в конечном счете будет покоиться здание Божественного Учреждения".
Медленно, терпеливо, с бесконечной любовью и пониманием Шоги Эффенди наставлял Собрания Востока и Запада в том, как  вести дела Движения - на правильной основе, в соответствии с духом учений. Члены этих в полном смысле слова новорожденных институтов, подобно детям, были склонны время от времени ссориться между собой; однако Хранитель никогда не позволял им подвергать опасности интересы самой Веры. В одном из таких случаев, когда широко известное Национальное Собрание, устав от выходок одного из своих членов, проголосовало за его исключение, Шоги Эффенди направил Собранию строгую, предостерегающую телеграмму, в которой говорилось, что подобный акт может иметь "отзвук во всем мире нанести непоправимый вред Делу Бахауллы", и было отдано распоряжение восстановить членство имярека, предать забвению все споры и критику, так как это могло "подорвать авторитет института Национальных Собраний".
Пример этот достаточно показателен; Хранитель прекрасно понимал, что самый мир, верующие и Собрания еще недостаточно зрелы; учреждение "справедливости", которая сама по себе является довольно возвышенной материей, предполагает определенную зрелость, опытность и глубокое знание  учений со стороны людей, связанных с выполнением этой задачи. И это требует времени. Снова и снова, на протяжении всего своего служения, Хранитель отказывался разбирать дела, с которыми к нему обращались, и призывал конфликтующие стороны подняться над ситуацией, постараться простить и забыть взаимные обиды, сосредоточиться на самых главных, самых безотлагательных нуждах Веры, на достижении целей текущих Планов и распространении целительной Вести по всему свету. Разумеется, в тех случаях, когда речь шла о разводах, о финансовых спорах и прочих, вполне конкретных вопросах, он советовал верующим обращаться в свои Свобрания и требовал от последних тщательного разбирательства и вынесения окончательного решения; по мере того как с течением лет административные учреждения обретали все большую зрелость, он все настоятельнее советовал верующим обращаться со своими проблемами в Национальные Собрания, чтобы и сами бахаи, и Собрания могли активнее набираться опыта и учились на практике применять богоданные принципы учения Бахауллы в своей личной жизни и жизни общины; и тем не менее там, где источником конфликта были разногласия, злоречие и взаимное недоверие, он неизменно призывал друзей стать выше этого на благо Дела. Его предостережения, укоры и призывы  в таких случаях, как прикосновение прохладной ладони к пылающему от жара лбу, успокаивали и смиряли враждующих, гасили взаимную неприязнь до тех пор, пока глубинное чувство любви к своей Вере вновь не преисполняло их сердца и не залечивало раны.
Только окончательно убедившись в том, что национальные органы - в тех странах, где их образовнаие представлялось возможным - избраны правильно и действуют в соответствующем духа, Шоги Эффенди переводил из на четкуюи ясную законную основу. Благодаря его поддержке в 1927 году, пять лет спустя после того, как он вступил в должность Хранителя Веры, был заложен один из краеугольных камней истории Бахаи. Этим краеугольным камнем стало "составление и принятие Национального Устава Бахаи, разработанного и выдвинутого избранными представителями Американской Общины Бахаи". Шоги Эффенди называл это событие первым шагом в "объединении Всемирной Общины Бахаи и укреплении ее Административного Порядка" и говорил, что Устав это "достойное и верное изложение конституционной основы общин Бахаи во всех странах, предвещающее конечное возникновение Всемирного Содружества Бахаи".
Это документ явился "хартией" для всех Национальных Собраний, был переведен на такие крупнейшие языки мира Бахаи, как персидский, арабский, фарнцузский, немецкий и испанский, а его положения, основанные на ведущих линиях, намеченных самим Шоги Эффенди в его толкованиях учений Веры, и на том, что он называл "законченной системой всемирных институтов, содержащейся в учениях Бахауллы" - были подытожены им самим в следующих словах: "Текст национального устава включает Декларацию Обязанностей группы ее избранных представителей, в статьях которой изложены характер и цель национальной общины Бахаи, определены ее функции, указано местоположение главной канцелярии и дано описание ее официальной печати, а также ряд подчиненных законов, которые определяют статус, порядок избрания, полномочия и обязанности местных и национальных Собраний, описывают отношение Национального Собрания ко Всемирному Дому Справедливости, а также е местным Собраниям и к отдельным верующим, очерчивают сферу действия Национального Устава и его отношение к Национальному Собранию, раскрывают характер выборов Бахаи и устанавливают требования для участия в голосовании во всех общинах Бахаи".
Разработка Подчиненных Законов Духовным Собранием бахаи Нью-Йорка в 1931 году стала еще одним значительным шагом вперед в развитии Административного Порядка; за ним год спустя последовало узаконение этого Собрания в штате Нью-Йорк. Об этих законах Шоги Эффенди написал, что они "послужат образцом для каждого местного Собрания Бахаи в Америке и примером для каждой местной общины во всем мире Бахаи".
Формулировка этого прототипа всех национальных уставов Бахаи, равно как и разработка подходящих регламентов для  любого местного Духовного Собрания, заложили прочную основу, на которой как Национальные, так и местные Собрания Бахаи могли добиться узаконения в соответствии с законами страны, где они функционировали, и, таким образом, получить право выступать в качестве официальных владельцев такой собственности Веры, как земельные участки, национальные и местные штаб-квартиры, исторические достопримечательности и в некоторых случаях Дома Поклонения Бахаи - шаги, которым Шоги Эффенди придавал огромное значение. В 1928 году раздались первые призывы Хранителя к восточным Национальным Собраниям - также приступать к созданию своих национальных уставов, взяв за пример документ, разработанный американцами, и, кроме того, добиваться признания своих религиозных судов, наделенных полномочиями применять законы Бахаи в случаях, касающихся статуса личности, таких как заключение браков, разводы, наследование и так далее, случаях, которые во многих исламских странах не входят в юрисдикцию обычных гражданских судов.
Это была настоящая битва независимой Веры за обретение полного признания своего исторического положения и права на то, чтобы ее рассматривали на одном уровне с другими мировыми религиями. В процессе постоянной ориентации отдельных общин Бахаи на достижение их общей цели - превращения в полностью унифицированный  международный орган, управляемый из Всемирного Центра и устремленный к установлению всемирного братства между людьми, мира во всем мире и, в конечном счете, к созданию всемирного содружества наций, - Шоги Эффенди использовал образование Организации Объединенных Наций как нового средства для более быстрого достижения этой наиглавнейшей цели.
Как только стало очевидным, что возникновение этого международного органа позволяет негосударственным организациям посылать своих аккредитованных представителей на различные конференции и съезды, организованные при их содействии, Шоги Эффенди настоял на том, чтобы тогдашнее Национальное Духовное Собрание Бахаи Соединенных Штатов и Канады получило этот статус, которого удалось окончательно добиться в 1947 году. К этому времени были предствлены на рассмотрение бахаистская Декларация прав и обязанностей человека, а также Уложение о правах женщин. Был назначен комитет Бахаи в составе Организации Объединенных Наций, и наблюдатель Бахаи посещал заседания ООН. Поскольку статус этот был слишком ограничен, пришлось изыскивать пути и средства для его расширения. Это удалось сделать за зиму 1947-1948 года, когда семь Национальных Духовных Собраний уполномочили американский орган действовать от их лица, как их представитель, под названием Международная Община Бахаи, должным образом признанная как международная организация, аккредитованная в ООН; такой статус повышал престиж Веры и расширял привилегии официальных представителей Бахаи, которые регулярно присутствовали и принимали участие в различных конференциях Организации Объединенных Наций, открытых для имеющих такой статус. По мере образования новых Национальных Духовных Собраний, они также присоединялись к процессу и усиливали организацию, представляющую мир Бахаи.
Важность, которую Шоги Эффенди придавал этому звену, связующему Дело с величайшей международной организацией, когда-либо созданной человечеством, явствует из его собственных слов: "оно знаменует важный шаг вперед в борьбе нашей возлюбленной Веры за то, чтобы получить должную оценку в глазах мировой общественности и быть признанной в качестве независимой Мировой Религии. Этот шаг должен сыграть роль благоприятную для повсеместного развития Дела, особенно в тех странах, где - прежде всего это касается стран Востока - оно до сих пор преследуется, где приуменьшается его значение, где на его последователей смотрят свысока". Когда в 1955 году мощная волна гонений обрушилась на Общину Бахаи в Персии, бережно поддерживаемые и развиваемые связи с Организацией Объединенных Наций уже начали приносить первые плоды; в результате подробного доклада об оскорблениях, которым подвергались последователи Бахауллы, и о жестоком обращении, которое они вынуждены были терпеть у себя на родине, представленном на рассмотрение Генерального секретаря ООН, глава этой организации назначил комиссию, возглавляемую Верховным комиссаром по делам беженцев, и поручил ей вступить в контакт с персидским правительством и получить официальное заверение в том, что права бахаистского меньшинства отныне и впредь не будут никоим образом ущемляться. Хранитель придавал этим отношеням такое значение, что отдельный пункт об "Укреплении связей между Всемирной Общиной Бахаи и Организацией Объединенных Наций" был включен им в список из двадцати семи пунктов первоочередных задач Десятилетнего Плана.
Историю Дела, писал Шоги Эффенди, "рассмотренную в правильной перспективе, можно представить как ряд пульсаций, кризисов, меняющихся громкими победами, неизменно приближающих ее к предустановленной свыше цели". Хотя кончина кого-либо из Главных Героев Веры - будь то Баб, Бахаулла или Абдул-Баха - неизбежно влекла за собой очередной кризис, большая часть тех ударов, которые лишь способствовали ее движению вперед, являлись результатом преследований, которым она, как правило, хотя и не всегда, подвергалась со стороны своих заклятых врагов - церковников-мусульман. За тридцать шесть лет служения Шоги Эффенди последователи Веры в Персии периодически становились жертвами самых ужасных и кровавых зверств как в местном, так и в общенациональном масштабе; ее приверженцы в Турции подвергались гонениям, противостояли потоку ложных обвинений и клеветы; ее последователям  в  Египте постоянно грозила опасность физической расправы, под угрозой находилось их имущество, их кладбища и их законные права; Собрание верующих в России было распущено, их Храм национализирован, а сами они по большей части - депортированы или сосланы в ссылку; Община Бахаи в Германии была официально распущена в июне 1937 года, тогда же была запрещена ее деятельность, конфискованы архивы, а некоторые из ее членов подвергилсь допросам и даже арестованы.
Подобные события повергали Хранителя в глубокую скорбь, отнимали огромное количество времени и лишь увеличивали и без того тяжелую ношу, обременявшую его сердце и ум. Основной заботой, тем не менее, продолжала оставаться Персия, где "оклеветанная, растоптанная и униженная, прошедшая через тяжкие испытания община" непрестанно была вынуждена бороться за то, чтобы выжить перед лицом постоянной угрозы. Дела этой "нежно любимой" Общины - как он часто и с любовью называл ее - продолжали заботить его вплоть до самых последних дней его служения. Он не уставал обращаться со своими посланиями к ее отдельным членам и к ее избранному национальному собранию, в обращениях же к бахаи Запада это было постоянной темой различных просьб, призывов к поддержке и защите своих собратьев, объяснений того, почему персидская Община, которая, по его словам, вынесла на своих плечах всю тяжесть событий Героического Века Веры, подвергатеся такому угнетению со стороны своих же соотечественников.
Тот факт, что Верховное Явление Божие осуществилось на земле Персии и что поэтому она - по словам Шоги Эффенди - возлюбленная "Колыбель нашей Веры и предмет нашей нежнейшей привязанности; тот факт, что - как он писал - наступит время, "которое станет свидетелм духовного и материального возвышения Персии над другими народами" - факт этот еще не ознчает, чтобы можно было ожидать скорого исполнения этого пророчества. "Только человек, пристально и беспристрастно наблюдавший за нравами и обычаями персидского народа, - писал он в одном из своих открытых писем, - может в полной мере оценить огромность задачи, стоящей перед всяким сознательным верующим в этой стране" по причине "преобладающих тенденций разных слоев общества" таких, как апатичность, леность, отсутствие чувства общественного долга и верности каким бы то ни было принципам, неспособность к сосредоточенному усилию и постоянству действий, а также склонность к скрытности и слепому повиновению невежественному и фанатичному духовенству. И так как Весть Бахауллы должна изменить весь мир, она изменить и Его родину, и она, придя под Его сень, увидит открывшуюся перед ней возвышенную стезю.
Было время, когда Шоги Эффенди, как явствует из его писем, надеялся, что основатель новой династии Пехлевидов, который ввел множество безотлагательных реформ, ускорит наступление очередной фазы в развитии Веры Бахауллы в этой стране. В 1929 году он писал о том, что верующие Персии "вкушают первые плоды долгожданной эмансипации". Учитывая процесс намечавшихся реформ, он посоветовал Национальному Собранию скорейшим образом добиваться разрешения на печатание своей литературы и на учреждение книгоиздательского треста Бахаи. Когда в этом было отказано, он, в январе 1932 года, телеграфирует в Америку: "Прошу срочно передать через тегеранское Собрание двух письменных сообщений персидскому правительству и шаху выражением от имени американских верующих живейшей признательности недавние благотворные внутренние реформы, особенно подчеркивая духовные связи между обеими странами  и открыто прося снятии запрета на ввоз литературы Бахаи, акцентируя ее высокую нравственную ценность, особенно книги Набиля и "Бахаи Уорлд". Однако надеждам Шоги Эффенди не суждено было сбыться; реформы оказались недостаточно широкими и не затронули вызывавшей всеобщее недоброжелательство общины, и в просьбе было отказано. Решив не сдаваться без борьбы, Хранитель пять месяцев спустя вновь телеграфирует в Америку: "Прошу срочно адресовать шаху письменную петицию от имени американских верующих упоминая Рэнсом-Келер как избранного представителя уполномоченного подавать прошение о ввозе литературы Бахаи в Персию. Подчеркните благодарную оценку внутренних реформ и духовные связи между обеими странами особо отметив дань уважения писаний Бахаи в отношении ислама и его нравственной ценности для Персии. Отправьте почтой прошение Национальному Собранию Персии".
Этот эпизод - великолепный пример того, как Хранитель старался использовать любое подручное средство в интересах Веры. Американская верующая миссис Кейт Рэнсом-Келер, женщина выдающихся способностей и твердого характера, прибыла в Хайфу на паломничество, и Шоги Эффенди принял решение отправить ее в Персию. Прежде чем стать бахаи, она была служительницей христианской церкви и отличалась могучим и страстным ораторским даром. Хранитель довольно долго, на протяжении нескольких недель, держал ее в Хайфе, давая ей наставления, подробно рассказывая о ситуации в Персии и о том, что, как он полагал, она сможет сделать, чтобы помочь Вере обрести большую свободу или, по крайней мере, хоть какое-то признание. И хотя миссия Рэнсом-Келер не увенчалась успехом, так как шах отказался встретиться с нею, визит этого эмиссара Хранителя имел исторические последствия для персидской Общины Бахаи: глубоко проникнувшись тем, что говорил ей Хранитель о развитии Административного Порядка в этой стране, Кейт Рэнсом-Келер смогла вдохновить в общей своей массе запуганную, бесконечно унижаемую и отчасти впавшую в апатию общину новым сознанием миссии, ожидающей ее в будущемм, и бозотлагательностью непосредственно стоящих перед нею задач. Однако, как и в случае с д-ром Эсслемонтом, новое орудие недолго прослужило Хранителю. 28 октября 1933 года он посылает телеграмму в Америку: "Драгоценная жизнь Кейт принесена жертву возлюбленному Делу Бахауллы на Его родине. На персидской земле во имя Персии она бросила отважный вызов силам тьмы и боролась с ними проявив неукротимую волю и несгибаемую верность. Ее беззащитные персидские собратья скорбят внезапной утрате своего мужественного защитника американские верующие с благодарностью и гордостью хранят память своей первой выдающейся мученицы. Скорблю оплакиваю уход земной жизни бесценного сотрудника верного советчика дорогого и преданного друга. Прошу местные Собрания подобающим образом организовать мемориальные встречи в память о той чьи международные заслуги принесли ей высокий чин Десницы Дела Бахауллы". Смерть эта обернулась одновременно великой утратой для Персии и великой победой для Америки.
То, что эмиссар Шоги Эффенди, Кейт Рэнсом-Келер, в полной мере заслуживает посмертных почестей, которые он так щедро воздавал ей, находит широкое подтверждение и в ее собственных словах, написанных в Персии в дни, когда она глубоко переживала неудачу своей главной миссии: "Я потерпела неудачу, чего со мной никогда не случалось раньше. Месяцы тяжких безрезультатных усилий неотступно стоят перед глазами. Только тот, кого в будущем, быть может, заинтересует моя злополучная история, сумеет сказать - далеко или близко от кажущихся недосягаемыми вершин услужливого безразличия пало наземь мое старое изможденное тело. Грохот битвы еще стоит у меня в ушах, и по сей день еще не рассеялся дым, чтобы я могла удостовериться, продвинулась ли я хоть  на шаг вперед или все время была на ложном пути. Все в мире имеет смысл, имеет его и страдание. Жертва и несомые ею муки это - завязь, живой организм. Человек не властен нанести ему вред, вытоптать, как топчет он ростки земли. Ибо навеки распускается он в благоуханных полях вечности. И пусть мой цветок будет невзрачным и хрупким, как простая незабудка, орошенная каплями крови Куддуса, которые я собрала на Сабземейдане в Барфуруше; и если ему суждено привлечь чей-то взгляд, пусть тот, кто обречен неравной борьбе, хранит его во имя Шоги Эффенди, бережет его в память о нем".
В декабре 1934 года Шоги Эффенди телеграфировал персидскому Национальному Собранию: "Узнайте и уведомите телеграфом окончательно ли закрыта школа Тарбийат". Подоплека этого вопроса становится ясной из ответа Собрания Хранителю:
"Вслед за Вашим запросом в день казни Баба обе школы  Тарбийат  в Тегеране были закрыты ввиду чего минстр образования распорядился полностью закрыть обе школы спросив у нас почему мы не желаем скрывать свои убеждения..." Случай этот  может послужить классическим примером борьбы персидских бахаи, постоянно руководимых и ободряемых Шоги Эффенди, за обретение хотя бы минимальной степени свободы в следовании своей Вере, которая насчитывала самое большое число приверженцев с стране после ислама. Обе школы Тарбийат - для мальчиков и для девочек - целиком принадлежали бахаи и находились в их ведении, просуществовав тридцать шесть лет. Основанные еще при жизни Абдул-Баха, в 1898 году, они были  особенно дороги Его сердцу; школы всегда имели самую блестящую репутацию, и, хотя основную массу учеников составляли бахаи, занятия посещали и дети из семей других вероисповеданий. Школы всегда закрывались на Девять Священных Дней Бахаи, но в этот раз под явно неубедительным предлогом, что бахаи принадлежат к вероисповеданию, которое официально не признано в стране, министерство образования неожиданно потребовало, чтобы школа оставалась в эти дни открытой. Это означало скорее отступление, чем продвижение вперед в битве за самостоятельность, в которой Дело ценой отчаянных усилий старалось одержать победу, и Шоги Эффенди дал категорический отказ, приказав Собранию закрыть школу накануне дня мученической смерти Баба. А поскольку он не желал ни того, чтобы верующие скрывали свои религиозные убеждения, ни того, чтобы школа оставалась открытой в Священные Дни, а правительство продолжало настаивать на своих распоряжениях, школа Тарбийат, одна из лучших в Персии была закрыта насовсем и остается закрытой по сей день.
На следующий день после того как он получил ответ из Тегерана с печальной новостью, обращаясь к бахаи той страны, гед они пользовались самой большой свободой во всем мире, Шоги Эффенди не скрывает своего гнева, которым дышит каждое слово, когда он перечисляет унижения и страдания, которым подвергались и подвергаются бахаи в Персии: "Недавно полученные сведения указывают преднамеренность попыток подорвать все учреждения Бахаи в Персии. Закрыты школы Кашане, Казвине, Султанабаде. В некоторых ведущих центрах включая Казвин Керманшах изданы приказы приостановке учительской деятельности, запрещении собраний, закрытии Зала Бахаи, упразднении права погребения покойных кладбищах Бахаи. Бахаи Тегерана под угрозой тюремного заключения вынуждены регистрироваться как мусульмане в удостоверениях личности. Торжествующее духовенство подстрекает население. Прошение тегеранского Национального Собрания шаху не принято. Разъясните послу Персии тяжесть недопустимость подобной ситуации".
Эти совершенно неожиданные удары, нанесенные общине Бахаи в дни, когда логично было бы ожидать, что проводимая в стране либеральная политика наконец затронет и последователей Веры, которая одна со времен царя Дария и его преемников действительно прославила нацию - в эти дни персидским бахаи удалось созвать Съезд, делегаты которого в достаточной степени представляли Общину Бахаи в Персии, чтобы избрать Национальное Собрание, дату возникновения которого Шоги Эффенид помечает в своих статистических записях 1934 годом; еще в 1927 году была созвана, по словам Хранителя, "первая  историческая представительная конференция из нескольких делегатов" и разработаны планы о проведении в будущем ежегодных собраний такого рода, а с 1928 года он начинает называть органы, избираемые на этих собраниях Национальным Духовным Собранием Персии. Одной из основных причин того, что выборы, "проведенные по образцу", как писал Шоги Эффенди, "того метода, которому следовали их собратьям в Соединенных Штатах и Канаде", так долго откладывались, явилась невозможность, в существующих условиях, выполнить требования Хранителя, подразумевающие, что предварительным условием правильной административной процедуры избрания общенационального органа должен быть тщательно составленный список всех верующих стран.
В 1931 году Шоги Эффенди дал указание персидской общине приобрести земельный участок для ее будущего Машрик уль-Азкара и начать строительство Хазират уль-Кудса в Тегеране. Несомненно, что частично из-за этих попыток утвердить свое право на существование как признанной общины разгневанные власти, и не помышлявшие о том, чтобы официально признавать ее, так упорствовали в своей решимости не замечать ее существования, несмотря не предпринимаемые в разумных рамках  Хранителем и Общиной усилия не провоцировать без особой на то нужды народ и правительство. Примером подобной умеренности может послужить его указание женщинам-бахаи не идти по главе движения за женскую эмансипацию, начатого шахом, - эмансипацию, повлекшую отказ от ношения чадры и полностью согласную с учениями Баба и Бахауллы, - дабы не навлечь на себя новых неприятностей.
Положение бахаи на Востоке, особенно в Персии, на самом деле никогда не было вполне спокойным и безопасным, постоянно балансировало на краю и всегда заставляло людей жить в ожидании новой вспышки жестоких и зачастую кровавых преследований. То и дело в разных местах случались убийства бахаи - некоторых из них Хранитель упоминает как мучеников; возможность нападок и преследований ощущалась повсеместно как жар скрытого, до поры тлеющего пламени, где-то это ощущение было сильнее, где-то слабее, но присутствовало оно постоянно. Когда на персидских  друзей обрушивались очередные беды, Хранитель мгновенно отклкался любящими посланиями, денежными вспоможениями, наставлениями, как правило обращенными к Американскому Национальному Собранию - вступиться за своих собратьев и требовать справедливости. Часто встречались сообщения, подобные тому, которое я привожу ниже и которое хорошо передает дух этих посланий: "советую... провести специальные молитвенные собрания Храме благоговейно прося помощи  незримых воинств Царства Абха избавления страданий собратьев родине Бахауллы. Возможно непрестанные усилия удвоенные старания американцев возместят вынужденную длительную пассивность части Его последователей".
Однако наиболее тяжелый кризис из всех, что пережила персидская Община Бахаи за все тридцать шесть лет служения Хранителя, вспыхнул в 1955 году, когда, как он сообщил по телеграфу, в делах самой большой общины Бахаи в мире произошло  резкое, неожиданное ухудшение. В пространной телеграмме от 23 августа он известил Десниц и Национальные Собрания о происходящем: вслед за захватом властями национальной штаб-квартиры персидских верующих в Тегеране и разрушением большого украшенного купола, венчающего это здание (разрушение, в котором, вооружившись кирками и мотыгами, приняли участие главные священнослужители и генералы персидской армии), местные административные штабы Бахаи по всей Персии также подверглись захвату, парламент страны объявил Веру вне закона, в печати и на радио вспыхнула злостная клеветническая кампания, поставившая целью исказить историю Веры, очернить ее Основателей, представить ее учения в превратном свете и дать ложное  истолкование ее целей и намерений - после чего волна злодеяний обрушилась по всей стране на членов исстрадавшейся общины. Перечисляя "акты вандализма" и подводя итог нанесенному ущербу, Шоги Эффенди упоминает: осквернение Дома Баба в Ширазе - одной из первейших Святынь Веры в Персии, которая в результате была жестоко повреждена и изуродована; захват дома предков Бахауллы; грабеж, которому подверглись принадлежавшие верующим лавки и сельские хозяйства, поджоги и разрушение их имущества, их полей, выкапывание и оскрвенение праха покойных на кладбищах бахаи; взрослых избивали; молодых женщин несильственно похищали и силой заставляли выходить замуж за мусульман; над детьми издевались, всячески поносили их, исключали из школ и избивали на улицах; торговцы устроили бойкот бахаи и отказывались продавать им продовольствие; пятнадцатилетняя девочка стала жертвой насилия; одиннадцатимесячного ребенка растоптала толпа; на верующих оказывали всяческое давление, чтобы заставить их отречься от своей Веры. На днях, продолжал Хранитель, двухтысячная толпа под звуки труб и барабанов топорами и саблями зарубили семью из семи человек, старшему из которых было восемьдесят лет, а самому юному - девятнадцать.
По распоряжению своего Хранителя уже более тысячи групп и Собраний бахаи со всего света направили телеграммы и письма персидским властям, протестуя против подобных несправедливых и беззаконных действий, совершаемых против их беззащитных собратьев. Кроме того все Национальные Собрания обратились с письмами к шаху, правительству и парламенту, выражая свой решительный протест против чинимого произвола и незаконного преследования ни в чем не повинной общины исключительно на религиозной почве. Поскольку все это не вызвало никакого  ответа со стороны официальных представителей, Хранитель поручил Международной Общине Бахаи, аккредитованной в качестве неправительственной организации при ООН, обратиться с этим вопросом к представительству Организации Объединенных Наций в Женеве, причем он сам назвал имена тех, кого желал видеть представителями Общины в такой ответственный момент. Воззвание Бахаи было распространено среди членов Социально-экономического совета, вручено Директору Отдела по правам человека, а также ряду специальных агентств неправительственных организаций, пользующихся правом совещательного голоса. Американское Национальное Собрание и все местные Собрания и группы обратились также к прездинту Соединенных Штатов  с просьбой заступиться за гонимых членов братской общины в Персии.
Впервые в истории подвергшаяся новому нападению Вера получила возможность защищаться достаточно действенным оружием. Важность этого момента ясно определил Шоги Эффенди. Каким бы ни был конечный результат этих "душераздирающих" событий, одно стало совершенно очевидно: юная Вера Божия, которая на протяжении двадцати пяти лет после вознесения Абдул-Баха создавала механизм предустановленного свыше Административного Порядка, а впоследствии использовала новые административные органы для систематической  пропаганды Веры посредством разработки ряда национальных планов, увенчавшихся Всемирным Походом, ныне, непосредственно вслед за тяжким испытанием, обрушившимся на подавляющее число ее последователей, представала перед миром, выступая из мрака неизвестности. Широкий мировой отголосок, который получили эти события, восславленные потомками как "трубный зов Господень, неизбежно должны были, благодаря коварству "исконных, закосневших в пороке и фанатизме противников" Дела, привлечь внимание правительств и глав государств на Востоке и Западе к факту существования Веры и к непреходящей важности ее требований. Столь бурными были обстоятельства, сопровождавшие эти события в Персии, и столь впечатляющим их отзвук за рубежом, что Хранитель заявил: они проложили путь освобождению Веры от оков исламской ортодоксии, а также окончательному признанию самостоятельного характера Откровения Бахауллы у Него на родине.
Учитывая великие страдания и бедственное положение персидских верующих, Шоги Эффенди учредил фонд "Помощь Гонимым" и первым пожертвовал на "эту благородную цель" восемнадцать тысяч долларов. Не довольствуясь этим жестом солидарности Бахаи, он призвал к сооружению в самом сердце Африки, в Кампале, "Материнского Храма" этого континента - "вечного утешения" для "гонимых масс" наших "отважных собратьев" в Колыбели Веры. Тем самым он нанес тяжкий удар силам тьмы, ополчившимся на старейшую в мире цитадель этой Веры, самым мощным оружием, находившимся в его распоряжении - с помощью сил творческого прогресса, просвещения и веры.
Трудно представить себе, как один человек, совершенно одинокий в своем швейцарском отшельничествев, не имея поблизости никого, кто мог бы помочь  ему советом или утешить в столь трудный час, мог перенести известия о буре, так неожиданно разразившейся в Персии в 1955 году; что в одиночку он разрабатывал свою стратегию, давал телеграммы своим помощникам - различным Национальным Собраниям - оповещая их о том, какие действия следует предпринять, как назначал тех, кому предстояло защищать интересы Веры в самой крупной и могущественной международной организации, когда-либо созданной человечеством - в Организации Объединенных Наций - как утешал пострадавших, собирал средства для помощи им, как не щадя себя сражался за них.
Обращаясь к истории ликвидации Веры в России, мы должны вспомнить, что одна из первых общин Бахаи в мире возникла именно там, на Кавказе и в Туркестане, еще в конце прошлого столетия, и что многие персидские верующие находили там убежище от гонений, которым подвергались у себя на родине.Они обосновались в нескольких городах, прежде всего в Ашхабаде, где воздвигли первый в мире Бахаи Храм  и открыли школы для детей-бахаи, просуществовавшие более тридцати лет. Дела их шли налаженно. К 1928 году они создали ряд Духовных Собраний (включая одно в Москве), два из которых, центральные, несмотря на отсутствие собственности, были избраны широким кругом национальных представителей, руководили делами своих общин и были зарегистрированы в опубликованном в Соединенных Штатах перечне как Национальные Собрания Кавказа и Туркестана. В сентябре 1927 года в письме, адресованном местному Собранию Ашхабада, Шоги Эффенди дал ему указание постепенно готовить делегатов от всех Собраний Туркестана для встречи в Ашхабаде  и проведения выборов в Национальное Собрание. 22 июня 1928 года пришел ответ ашхабадского Собрания: "В соответствии общим положением 1917 советское правительство национализировало все Храмы на особо оговоренных условиях предоставив свободную арену соответствующим религиозным общинам отношении Машрик уль-Азкара правительство предоставило такие же условия Собрание разрешено настоятельно просим  телеграфировать указания". Мгновенно последовал отклик Хранителя, пославшего телеграмму Московскому Собранию: "Требуется решительное вмешательство целью воспрепятствовать  экспроприации властями Машрик уль-Азкара. Запросите подробностях Ашахабад..." - и в Ашхабад: "снеситесь Московским Собранием касательно прошения властям имени всех бахаи России. Действуйте твердо решительно поддерживаю молюсь".
Вспоминая о событиях, произошедших в России, следует провести четкую грань - что признавал и сам Хранитель - между трудностями, выпавшими на долю русских верующих, и преследованиями, которым подвергались бахаи в Персии. В Персии верующие становились, и до сих пор становятся, жертвами всех мыслимых форм несправедливости потому, что являются последователями Бахауллы; в России ситуация была совершенно иная. Бахаи подвергались дискриминации вовсе не потому, что они бахаи, виной всему стала политика правительства, организовавшего гонения на все религиозные общины.
В сентябре 1928 года, в письме к Марте Рут, Шоги Эффенди рассказывает не только о происходящем в России, но и о том, как эти события повлияли на него лично: "Лето в этом году выдалось для меня крайне мрачное, поскольку положение Дела в России продолжает ухудшаться день ото дня. Машрик уль-Азкар реквизирован государством, закрыт и опечатан. От друзей требуют огромную сумму для того, чтобы они могли взять его в аренду, в противном случае власти угрожают распродать его по частям. Ситуация критическая, и многие семьи эмигрировали в Персию. Встречи не проводятся, Собрания распущены, введены строгие ограничения и наказания... эти и прочие события приводят меня в глубокое уныние". Миграцию бахаи из России в Персию он категорически не одобрял. Так, он уведомляет ашхабадское Собрание о том, что "отъезд друзей Иран крайней степени нежелателен", и говорит, что в случае необходимости они могут поменять персидское гражданство на русское. Он и раньше настаивал на том, чтобы иммигранты-бахаи учили русский язык и переводили на него литературу Бахаи. В 1929 году он пишет персидскому Национальному Собранию, что ашхабадским верующим следует оставаться на месте и держаться сплоченно и дружно в ожидании, пока черные тучи несправедливости не рассеются и не покажется солнце праведного суда.
Все преследования, сколь бы ни усугублялись они неразумными действиями самих жертв, множащихся за счет неразумного поведения подчиненных, выполняющих распоряжения вышестоящих лиц - в отдельных случаях даже злонамеренные, - заключают в себе частицу тайны, чуда, которое нам не дано постичь в нашей земной жизни. Тем не менее, есть все основания полагать, что некоторые наши беды мы навлекаем на себя сами.
Излагая свой взгляд на происхождящее в России, Шоги Эффенди в пространном письме от 1 января 1929 года, обращенном к бахаи Запада, говорит, что русские бахаи в последнее время испытали на себе "всю суровость принципов, уже провозглашенных государственными властями и повсеместно применяемых в отношении других религиозных общин"; бахаи, "как то и подобает из положению верных и законопослушных граждан" повиновались "мерам, которые государство, свободно распоряжаясь своими законными правами, решило применить". Меры, которые предприняли власти, "верные своей политике экспроприации в интересах государства всех зданий и памятников религиозного характера", в результате привели их к экспроприации и взятию под свой контроль "столь дорого сердцу каждого бахаи, столь почитаемого бахаи всего мира ашхабадского Машрик уль-Азкара". Кроме того, "государство отдало устные и письменные приказы, официально доведенные до сведения Собраний Бахаи и отдельных верующих, отменяющие все собрания и встречи... запрещающие создание комитетов при всех местных и национальных Собраниях, а также  образование фондов... настаивающие на праве полной и регулярной инспекции дискуссий, проводимых на Собраниях Бахаи... вводящие строгую цензуру на всю приходящую и исходящую корреспонденцию Собраний Бахаи... налагающие запрет на все периодические издания Бахаи... и настаивающие на высылке всей руководящей верхушки Дела, будь то проповедники или должностные лица Собраний Бахаи. Всем этим требованиям, - продолжает Шоги Эффенди, - последователи Веры Бахауллы с чувством жгучей муки, проявив героическую стойкость духа, единодушно и безоговорочно подчинились, памятуя об основных принципах поведения бахаи, которые вкупе с их административной деятельностью, сколь плачевные последствия вмешательство в нее не имело для расширения Дела (поскольку временное ее прекращение еще само по себе не является отступлением от принципа верности своей Вере), заключаются в безусловном уважении и беспрекословном повиновении решениям и авторитетным декретам своих правителей - в согласии с ясно и недвусмысленно выраженными повелениями Бахауллы и Абдул-Баха". Далее он говорит о том, что после того как бахаи Кавказа и Туркестана исчерпали все законные средства, стремясь хоть в какой-то степени смягчить наложенные на их деятельность ограничения, они приняли решение "сознательно исполнять взвешенные и обдуманные постановления признанного ими правительства" и "с надеждой, которую не дано погасить  в их душах никакой земной власти... препоручили интересы своего Дела тому недремлющему, тому всесильному  Божественному Избавителю..."
Шоги Эффенди заверил бахаи, что, если он посчитает целосообразным на более поздней стадии прибегнуть к помощи мира Бахаи, он непременно сделает это. В апреле 1930 года он почувствовал, что время настало; драгоценное сокровище - Храм, который бахаи удалось взять в аренду у властей после его конфискации, теперь находился под угрозой раз и навсегда быть отнятым у своих законных владельцев, против которых государство продолжало ужесточать меры. И Хранитель теплеграфирует американскому Национальному Собранию: "... требуется немедленное вмешательство. Особо подчеркните международное  значение Храма..." В предварительном подробном  письме он уже наметил линии подхода к решению проблемы, того, когда и в каком случае верующие за рубежом должны поднять голос протеста: местные и национальные Собрания Востока и Запада должны были обратить внимание русских властей на то, что категорически отрицают какой бы то было политический умысел или мотив, могущий быть ложно вмененным в вину собратьям, а также на "гуманитрный и духовный характер работы, которую соединенными усилиями осуществляют Бахаи всех стран и национальностей", на международную значимость Здания, которое почитается как первый Всемирный Дом Поклонения Бахауллы, план которого  принадлежит Самому Абдул-Баха и которое было построено под Его рукодством, на коллективные пожертвования верующих всего мира.
Но, когда жребий был окончательно брошен, Шоги Эффенди телеграфировал ашхабадскому Собранию о своем распоряжении "подчиниться решению государственных властей". Случай подобный тому, что произошел с первым из двух Храмов Бахаи, возведенных при покровительстве Абдул-Баха, в первую очередь может послужить образцом на все времена для Собраний Бахаи и неиссякаемым источником информации для отдельных верующих относительно их долга перед правительством, каким бы это правительство не было.
Еще две страны - Турция и Египет - кроме уже упомянутых России, Персии и Германии стали ареной серьезных репрессий и суровых ограничительных мер, принятых против Веры, при жизни Хранителя. В Турции, где после падения халифата проводилась, как писал Шоги Эффенди, "бескомпромиссная политика, поставившая целью секуляризацию государства и отделения церкви от него", осуществлялись широкие гражданские реформы - реформы, которым бахаи целиком и полностью сочувствовали. Поэтому возникшие трения диктовались не религиозными предубеждениями, а тем фактом, что новый режим считал, что религиозные группировки в прежней Турции часто служили прикрытием для политической крамолы, и, когда агенты правительства увидели, что Община Бахаи хорошо организована, открыто проводит свою работу и распространяет Веру. это вызвало у них подозрения и тревогу, в домах многих верующих были произведены обыски, изъята найденная литература, некоторые подверглись суровым перекрестным допросам, и большое число взято под стражу. Дело привлекло к Вере внимание широких кругов общества, отчасти за рубежом, но прежде всего в турецкой прессе, которая встала на сторону бахаи и чья поддержка обеспечила гласное и беспристрастное слушание во время процесса в Уголовном суде 13 декабря 1928 года. Это событие ознаменовало новый этап в развитии Дела: "никогда прежде за всю историю Бахаи, - писал Шоги Эффенди, - государственные чиновники не предоставляли последователям Бахауллы возможности рассказать широкой аудитории о принципах и истории своей Веры..."
Любопытно, что среди бумаг Собрания Константинополя (ныне город этот называется Станбул), попавших в руки властей, обнаружилось одно из писем королевы Марии, в котором она  восхваляет Веру, и эта находка оказала определенное влияние на судей в ходе расследования. Председатель константинопольского Духовного Собрания Бахаи, давая показания перед судом, блестяще изложил основные положения Веры, включив в свою речь неотразимую цитату из Самого Бахауллы: "Перед Праведным Судом говори Истину безбоязненно". В конце концов бахаи пришлось уплатить штраф за нарушение закона о том, что все организации долджны быть зарегистрированы правительством и получить соответствующее разрешение на проведение публичных собраний, однако даже такой результат имел огромное значение для Веры как в масштабах страны, так и за рубежом. Шоги Эффенди резюмировал решение суда в открытом письме бахаи Запада от 12 февраля 1929 года: "Что касается вынесенного судом решения... оно ясно показало, что, хотя последователи Бахауллы, в простоте душевной положившись на концепцию духовного характера своей Веры, не посчитали необходимым потребовать разрешение на проведение административной деятельности и поэтому подвергались наложению штрафа, тем не менее - к удовлетворению официальных представителей - они не только доказали невиновность Дела Бахауллы, но и достойным образом справились с задачей укрепления его независимости, его Божественного происхожденя и его соответствия обстоятельствам и нуждам нынешнего века".
За этим первым крупным столкновением Бахаи с новым турецким государством, возникшим после падения халифата, последовали и другие. Мирские власти постоянно стояли на страже, охраняя государство от действия реакционных сил, и, поскольку память у официальных лиц оказалась довольно-таки  короткой, те же подозрения вновь пали на баахи и в 1933 году против них опять были выдвинуты обвинения, аналогичные случаю 1928 года. 27 января Шоги Эффенди телеграфирует Американскому Национальному Собранию: "Около сорока бахаи арестованы Констанинополе и Адане предъявлены обвинения  в подрывной деятельности. Требуйте турецкого посла Вашингтоне немедленного представления своему правительству просьбой освобождения законопослушных последователей неполитической Веры. Также рекомендуйте Национальному Собранию телеграфировать властям Ангору и вступить в переговоры Государственным департаментом". Одновременно он направляет  телеграмму Национальному Собранию Персии: "Немедленно обратитесь турецкому послу представлением осволождени бахаи Стамбула и Адане обвиненных политическим мотивам". На следующий день он дал телеграмму видному турецкому политическому деятелю:

Его Превосходительству Исмат-паше
Анкара
Как Глава Веры Бахаи с удивлением и скорбью узнал заключении последователей Бахауллы в Стамбуле и Адане. Соответственно прошу Ваше Превосходительство вмешаться в интересах последователей Веры доказавших верность своему правительству на чьи эпохальные реформы они взирают чувством глубокого восхищения.

Бахаи, хорошо знакомые с ситуацией в целом еще под подробным письмам Хранителя в дни первого процесса, немедленно предприняли меры, и их представления турецким властям, равно как и обращение последних к решению уголовного суда в предыдущем случае, после многомесячных усилий привели к освобождению и полному оправданию заключенных. 5 марта Хранитель информировал Американское Собрание: "Друзья Стамбуле оправданы 52 человека до сих пор находятся  под стражей Адане возобновите энергичные требования немедленного освобождения", - а 2 апреля телеграфирует: "Друзья Адане освобождены. Рекомендую выразить благодарность турецкому послу".
Если мы вспомним, что одновременно с процессом 1933 года в Турции, в дни пребывания миссис Кейт Рэнсом-Келер в Персии, Шоги Эффенди вел яростную борьбу за права персидских верующих, то получим хотя бы отдаленное представление о числе и характере проблем, с которым ему приходилось постоянно сталкиваться. Несмотря на растущую подохрительность со стороны турецких властей, Хранителю еще при жизни удалось заложить достаточно прочные основания общины Бахаи в этой стране, таким образом, что после его кончины, исполняя основные предначертания Десятилетнего Плана, она смогла успешно провести выборы собственного независимого Национального Духовного Собрания.
За три года до первого судебного процесса над турецкими верующими в Египте - стране, которую одной из первых озарил Свет Откровения Бахауллы, - произошли события, которым Хранитель придал огромное значение. Свирепые нападки на небольшую группу бахаи в глухой деревушке Верхнего Египта закончились тем, что, по словам Хранителя, стало "первым шагом  на пути конечного всемирного признания Веры Бахаи как независимой законно существующей религиозной системы". Законы, касающиеся статуса личности, почти во всех исламских странах подлежат ведению церковного суда; когда бахаи упомянутой деревушки создали собственное Духовное Собрание, деревенский староста, в порыве религиозного фанатизма, начал восстанавливать односельчан против трех женатых мужчин, ставших бахаи; через официальные каналы поступило требование к их исповедующим магометанство женам - развестись  с мужьями на том основании, что они не желают состоять в браке с еретиками. Дело поступило в апелляционный церковный суд в Бебе, который 10 мая 1925 года вынес приговор, резко осуждавший еретиков за нарушение законов и заповедей ислама и аннулировавший браки. Уже одно это было значительным сдвигом, но еще большее значение Хранитель придавал тому, что "суд сделал недвусмысленное, поразительное и в полной мере историческое заявление о том, что исповедуемую этими еретиками Веру следует рассматривать как иную религию, совершенно независимую религиозную систему". Резюмируя основные положения приговора, Шоги Эффенди цитирует слова, имевшие великую историческую важность для Бахаи:

"Вера Бахаи это новая, полностью независимая религия, с собственным верованиями, принципами и законами, которые  отличаются от верований, принципов и законов ислама и находятся в непримиримом противоречии с ними. Ни один  бахаи, следовательно, не может рассматриваться как мусульманин, и наоборот, равно как и ни один буддист, индуист или христианин не может считаться мусульманином".

И пусть текст этого приговора был отдельным, частным явлением  и отныне хранился в архивах безвестного египетского провинциального суда, он тем не менее стал бесценным оружием в руках верующих всего мира, которые как раз и старались утвердить эту независимость, столь недвусмысленно провозглашенную решением суда. Но дело на этом не кончилось; впоследствии приговор местного суда был утвержден высшими церковным властями Каира, размножен и пущен в обращение самими мусульманами.
Хранитель, который всегда старался обратить находившееся у него под рукой - будь то человек или листок бумаги - в оружие в битве за признание и раскрепощение Веры, теперь крепко держал этот новый разящий меч, который вложили ему в руки сами враги Веры, и продолжал борьбу  до конца своих дней. Он утверждал, что то была первая Хартия, провозгласившая независимость Веры от оков исламской ортодоксии. Под его дальновидным руководством бахаи  Востока использовали ее как рычаг, позволивший им добиться признания факта, что Веры не является еретически ответвлением ислама, и бахаи Запада - сумели окончательно снять с Веры подобное же обвинение. На нее  ссылались даже тогда, когда Шоги Эффенди настойчиво обращался к израильскому министру по делам религий, решительно протестуя против того, чтобы дела Общины Бахаи находились в ведении главы отделы, ответственного за положение мусульманской общины Израиля, указывая, что это создает превратное впечатление, будто мы являемся ветвью ислама, и заявляя, что он предпочитает, чтобы дела Бахаи подлежали юрисдикции главы христианского отдела, поскольку тогда не могло возникнуть никакой двусмысленности относительно независимого статуса Веры Бахаи. Ознакомившись с подобной аргументацией, министерство по делам религий учредило самостоятельный отдел Бахаи.
Используя все тот же мощный рычаг приговора суда в Бебе, Национальное Духовное Собрание Бахаи Египта на протяжении нескольких лет боролась за обретение хотя бы минимального признания независимого религиозного статуса своей Общины. Чтобы добиться этого, Собрание опубликовало свод законов Бахаи, касающихся вопросов статуса, и, опираясь на этот документ и ссылаясь на неоднократные случаи нападения фанатично настроенных мусульман на верующих-бахаи, получило от египетского правительства, официально выделенные общинам городов, где проживало значительное число бахаи, земельные участки, которые отныне могли использоваться исключительно как места захоронения Бахаи.
Свод законов о личном статусе был перевед на персидский и английский и использовался как руководство для ведения дел Бахаи в тех странах, где отсутствовали соответствующие гражданские законы. Хотя в результате этого мусульманские власти некоторых стран, таких как Египет, Персия, Палестина и Индия, пошли на ряд уступок, все же факт продолжал оставаться фактом: официальное положение бахаи, в особенности в Египте и Персии, было в высшей степени двусмысленно, и зачастую они оказывались совершенно бесправны в некоторых отношениях, словно бы жили на некоей необитаемой нейтральной полосе. Это в первую очередь касалось заключения и расторжения браков, которые регистрировались Собраниями Бахаи, проводились в согласии с законами Бахаи, но практически не имели никакой законной силы в глазах правительств этих стран. Тот факт, что большие общины верующих с гордо поднятой головой встретили обрушившиеся на них тяготы, не желая унижаться перед глядевшими на них с открытой издевкой соотечественникам, и по сей день продолжают борьбу за признание своих прав в таких основных вопросах, есть высочайшая дань духу веры, который  породило в их сердцах учение Бахауллы, и неукоснительной преданности, с какой они исполняли наставления своего возлюбленного Хранителя, и в частности - не обращать внимания на "любые проявления непопулярности, недоверия и критики, которые может  повлечь за собой строгая приверженность своим нормам и правилам".
Перечисляя эти события, которые, в конечном счете, должны привести к признанию и эмансипации Веры, Шоги Эффенди написал в своей книге "Бог проходит рядом" следующие памятные слова: "Община Бахаи, верная священным обязательствам по отношению к своему правительству и сознавая свой гражданский долг, повиновалась и впредь будет повиноваться всем административным распоряжениям, которые периодически издаются гражданскими властями... Однако она будет упорно сопротивляться тем приказам, которые способны привести ее членов к отречению от своей веры или к отступлению от ее оснвных духовных Богоданных принципов и понятий, предпочитая тюремное заключение, ссылку и все виды гонения, включая смерть, которую уже приняли двадцать тысяч мучеников, отдавшие свои жизни на стезе Основателей Веры, следованию диктату преходящей власти, требующей от них отречься от своей приверженности делу".
Шоги Эффенди управлял делами Веры, оставаясь принципиальным и неколебимым в основном и проявляя гибкость и уступчивость в вопросах второстепенных, - черта, всегда свойственная поистине великим лидерам. И если в вещах основополагающих, фундаментальных компромисса быть не может, то, управляя делами мировой общины, неизбежно приходится считаться с тем фактом, что люди находятся на разных стадиях развития. Мудрое умение Шоги Эффенди-руководителя проявлялось в том, что к разным общинам он и относился по-разному, никогда не позволяя ни одной из них - находись она в каком-либо из  крупнейших городов мира с его сложной, многогранной жизнью или в деревушке, населенной неграмотными крестьянами, - пренебрегать основами учения Бахауллы, но в то же время признавая, что нельзя одинаково спрашивать с пятилетнего ребенка и с подростка или требовать одинаковой умудренности, смирения и опытности от двадцатилетнего юноши и от человека, за плечами которого без малого семьдесят лет жизненной школы. Именно потому, что Шоги Эффенди понимал эту разницу в степени опытности и зрелости  между различными общинами, он относился к Персидской Общине Бахаи - старейшей среди всех общин мира, прошедшей испытания огнем, - с величайшей строгостью, если не сказать суровостью, ожидая, что ее находящиеся в особом почетном положении верующие при любых обстоятельствах должны стать примером верности и повиновеня законам Бахауллы. Исходя из этой политики, он не только тщательно готовил старейшую из западных общин - Североамериканскую Общину Бахаи - последовать немногочисленным, но основополагающим законам, которые он в конце концов дал им, но и на протяжении многих лет проявлял к американским бахаи снисходительность, ожидая того момента, когда они будут в состоянии сознательно воспринять и применять эти законы. Учитывая эти факторы, он рекомендовал Национальным Собраниям, занятым распространением Веры в очень многих странах, открытых в годы Всемирного Похода - странах, чьи обитатели происходили в основной своей массе из языческой стреды, - требовать от прозелитов Дела Бахауллы хотя бы минимального знания Его учений и законов перед тем, как принимать их в Общину Величайшего Имени.
Последнее письмо, адресованное Шоги Эффенди одному из самых крупных африканских Региональных Собраний, как нельзя лучше иллюстрирует разницу в уровне развития различных Общин Бахаи. В письмек, датированном 8 августа 1957 года (менее чем за три месяца до его смерти), написанном лично по поручению Хранителя, его секретарь подчеркивает самую суть его мыслей о таком сверхважном предмете на данной стадии истории Бахаи:
"Во время визита миссис ... Хранитель обсуждал с ней проблемы учительской работы в ... где Послание находит самый живой отклик и население прилегающих районов также готово развернуть соответствующую деятельность. Он полагает, что те, кто несет ответственность за прием новых верующих, должны учитывать, что наиболее важным и основополагающим критерием для вступления в общину должно являться признание кандидатом положения Бахауллы на сегодняшний день. Мы не можем ожидать от людей неграмотных (что, впрочем, не стоит в прямой связи с их умственными способностями), и тем более при столь малом объеме доступной литературы на их родном языке, чтобы они проявляли такую же осведомленность в Учениях и знание всех тонкостей, как их темнокожий собрат, живущий, к примеру, в Лондоне. Гораздо важнее внутренние качества и энтузиазм, проявляемые личностью, и признание нынешнего положения Бахауллы в мире. Посему друзья не должны быть чересчур строги. в противном случае та волна великой любви и энтузиазма, с какими африканский народ встретил Веру, пойдет на убыль; будчи крайне чувствительны, они интуитивно почувствуют, что к ним относятся с пренебрежением, и работа в целом может серьезно пострадать.
Цель новых Национальных Собраний в Африке, так же как и цель любого административного органа, состоит в том, чтобы нести Послание людям и вербовать тех, чьи убеждения искренни, под знамена Веры.
Ваше Собрание должно ни на минуту не упускать это из виду, смело расширять число общин, подлежащих вашей юрисдикции, и постепенно наставлять друзей в учительской и административной работе. Настоящие трагедией будет, если учреждение этих великих административных органов зайдет в тупик, а учительская работа окажется в состоянии застоя. Мы обязаны постоянно помнить, что уровень знаний о Вере первых Бахаи не идет ни в какое сравнение с тем, что мы имеем сегодня; тем не менее они проливали свою кровь, они были теми, кто восставал, дабы сказать: "Верую", - не требуя никаких доказательств и зачастую не прочитав ни слова из Учений. Поэтому те, кто отвечает за принятие новых членов, должны быть уверены прежде всего в одном - в том, что сердце новообращенного действительно преисполнено духом Веры. Остальное можно постепенно возводить на этом основании.
Хранитель надеется, что в новом году африканские миссионеры-бахаи получат  возможность более широкого общения с новообращенными и смогут углубить их знание и понимание Учений".
Взвешенность суждений - одно из основных отличительных качеств интеллекта Шоги Эффенди - полностью раскрывается в советах и наставлениях, которые он приводит в том же письме:
"Что же касается вопросов племенной специфики, Хранитель советует вам быть исключительно осмотрительными и осторожными, прививая бахаи новые нравы и обычаи. Это должно  делаться только с учетом каждого индивидуального случая. с величайшей мудростью и добротой, ни в коем смысле не навязывая силой детального соблюдения всех законов Бахаи прямо сегодня.
Само собой разумеется, что, если у мужчины-бахаи уже есть одна жена, он не может взять вторую, каковы бы ни были племенные законы. Ваше Собрание должно делать разницу между этим фундаментельным положением и прочими особенностями жизни внутри племенной общины, в которую новообращенный бахаи может быть глубоко погружен и от которой он сам не может отстраниться, пока элемент Бахаи в его общине не станет достаточно силен.
Хранитель поддерживает мнение вашего Собрания, что в настоящее время билыо бы крайне неразумно накладывать суровые санкции, лишая друзей права избирательного голоса. Наилучшая политика - политика любви и постепенного воспитания".
Всем этим Шоги Эффенди дал нам понять, что великое древо Миропорядка Бахауллы в начале - не то иное, как хрупкий росток, упование на Него. Постепенно он будет расти, как все живое на земле, становиться все больше и все более и более зрелым. Следуя наставлениям Абдул-Баха, изложенным в Его Завещании, Шоги Эффенди считал своей основной задачей распространять Веру во все уголки земного шара и привести под ее знамена все народы Земли; он понимал, что сначала следует отделить сырой материал от того, что составит основу будущего общества; и несмотря на то, что для создания этого общества будущего требовались столь многочисленные и разнообразные предпосылки, в первую очередь массы следовало объединить под сенью Бахауллы - лишь после этого Его Миропорядок мог возникнуть во всей своей славе.
Закладывая основание и создавая образец для всех административынх учерждений Бахаи, Хранитель провел шестнадцать лет в Северной Америке - Колыбели Административного Порядка  Веры. Пользуясь современной терминологией, он соорудил стартовую площадку, откуда мог запускать свои ракеты - масштабные образовательные Планы, разработка которых отнимала у него так много времени в последние двадцать лет его жизни. Шоги Эффенди абсолютно ясно доказал, что "административный аппарат Веры следует строить как орудие, а не как подмену Веры как канал, по которому устремляются Его обетованные благословения, как преграду на пути жесткого подхода, могущего сковать и замедлить развитие освободительных сил Его Откровения..." "Тем, в чьи руки попало столь бесценное наследие, - продолжает он, - необходимо с благочестивым рвением следить за тем, чтобы орудие не вытеснило саму Веру, чтобы ненужная забота о сиюминутных мелочах, связанных с административным аппаратом Дела, не замутнил ясности взора его деятелей, чтобы пристрастность, амбиции и многословие с течением времени не затмили сияние, не запятнали чистоту и не ослабили эффективность Веры Бахауллы".  Четыре года спустя после того, как в январе 1922 года он завязал переписку с бахаи Востока и Запада, Шоги Эффенди начал обращать усиленное внимание на этот момент, в котором он совершенно очевидно на протяжении всех лет своего служения видел источник серьезной опасности. В январе 1926 года он пишет Национальному Собранию бахаи Соединенных Штатов и Канады, что "по мере того как административная работа Дела расширяется, по мере того как различные его ветви обретают все больший  вес и становится все более многочисленными, абсолютно необходимо, чтобы мы ни на минуту не забывали главного - а именно, что вся эта административная деятельность, сколь бы гармонично и действенно она ни осуществлялась, не цель, а только средство, и поэтому ее следует рассматривать как прямое орудие пропаганды Веры Бахауллы.Так будем же с неослабным вниманием следить за тем, чтобы, совершенствуя административный механизм Дела, не потерять из виду Божественного Назначения, ради которого он был создан".
Когда в 1957 году в Европе были избраны первые Региональные Собрания - посреднические органы, которые должны были управлять делами в некоторых из Стран Десяти Задач второго Семилетнего Плана, а формирование независимых Национальных Собраний отложено на более поздний срок, Хранитель обратился к каждому из вновь избранных органов с письмом, в котором еще раз подчеркивал - как он уже неоднократно на протяжении многих лет делал в обращениях к другим Национальным Собраниям - что вопрос администрирования является всего лишь средством, но никак не целью самой по себе. "Предназначение административных органов Бахаи на сегодняшний день заключается в обучении, увеличении числа членов, расширении Собраний и Групп", - писал по его поручению секретарь одному из этих Национальных Собраний; а вот строки из другого письма: "Основной целью Администрации Бахаи в настоящее время является распространение Веры. Администрирование служит только координации действий и защите интересов Веры. Друзья обязаны ясно об этом помнить; он также полагает, что ему следует указать вашему Собранию, приступающему к выполнению своей исторической задачи, на то, что он неоднократно  подчеркивал в обращениях к старым, испытанным национальным органам, а именно, что вам следует тщательно избегать введения правил и распоряжений, которые могли бы затруднить плавное проникновение Веры в ваш регион, создать перед верующими ненужные препятствия и запутать их. Не нуждаясь ни в каких иных руководствах кроме тех, которые содержатся в учениях, национальные органы долджны делать все возможное для того, чтобы побуждать друзей учиться самостоятельно, активно служить Делу, открывать новые центры, превращать группы в Собрания..."
Когда был сформулирован и начал осуществляться первый Семилетний План, Хранитель, как всегда четко представлявший себе непосредственно стоящие перед ним задачи, в 1939 году информировал североамериканских бахаи, исполнителей этого Плана, что они "способствуют росту и укреплению пионерского движения, ради которого, в первую очередь, и разработан и создан Административный Порядок".
Подобно тому как во вселенной существует множество галактик, находящихся на различных стадиях развития, различные части мира Бахаи, вкупе образующие вселенную Дела Божия, также стоят на разных ступенях эволюции. Общины Ближнего Востока продвинулись куда дальше в применении законов и заповедей Бахаи к жизни верующих, однако им не удалось добиться самостоятельности, они были не признаны и скованны в своих действиях. Западные общины в Северной и Южной Америке, Европе и Австралии пользовались гораздо большей свободой, но в силу своего культурного прошлого и того, что в их странах законы о личном статусе находились в ведении гражданских, а не религиозных судов, намного отставали от Востока в примении законов своей Веры и в соблюдении ее заповедей. Новообращенные бахаи во многих из наиболее отсталых стран мира были свободны в том смысле, что, в отличие от своих восточных собратьев, не становились жертвами фанатичного правительства, чей государственной религией был ислам, но им далеко не всегда удавалось применять законы Бахаи, шедшие вразрез с племенными нравами и обычаями тех обществ, в которых они жили; дополнительным препятствием для них являлся тот факт, что их  историческое прошлое во многих отношениях было столь отлично от прошлого и традиций народов иудейского, христианского и мусульманского мира - тех же, на основе которых выросла и Вера Бахаи. Учитывая эти факторы, Шоги Эффенди, подобно дирижеру большого оркестра, с полным основанием мог считать, что каждая община мира Бахаи исполняла свою партию в грандиозной симфонии целого. И, хотя части этого целого были столь различны, каждая обязана была придерживаться своей партитуры. Пока мы не сможем охватить взглядом всю картину, которую являет собой мир Бахаи на современной стадии своего развития мы будем неспособны правильно понять и оценить созданное Шоги Эффенди за годы его служения, постичь, сколь волнующи его достижения.
Эти различные примеры указывают на то, что, хотя человечество едино, как едина Вера, хотя Административный Порядок един, каковым станет и Миропорядок в будущем, укрепление законов, заповедей и административных процедур Дела должно развиваться различными темпами в различных местах. Так, прошло довольно долгое время, прежде чем бахаи Востока и Запада достигли такого уровня зрелости и понимания своего Административного Порядка, что Шоги Эффенди решился ввести среди них применение санкций. Он потратил многие годы на возведение организационной системы, основы которой были уже заложены Учителем, системы, в рамках которой бахаи - в силу своих верований, привилегий и ответственности - четко разграничивались от не-бахаи, прежде чем он смог предпринять шаг, направленный на обеспечение того, чтобы внутри общин Бахаи верующие осуществляли сознательные усилия, следуя учениям Бахаи, если же они чересчур пренебрежительно относились к держащимся в учениях принципах, то отныне существовал способ наказания - санкции - не дававший возможности порочить доброе имя и независимый характер Веры и помогавший хранить репутацию общины. Основной санкцией было лишение верующего административных прав; это означало, что он или она не могли впредь принимать участие в выборах Бахаи, быть избранными в Собрания и комитеты Бахаи, получать брачные и разводные свидетельства Бахаи, а также посещать собрания членов Общины. Крайне интересно отметить, что, когда Шоги Эффенди вводил эту санкцию, которая является самым суровым наказанием для Бахаи  и которую ни в коем случае нельзя смешивать с отлучением  нарушителей Завета, предоставляющим изоляцию ввиду некоего духовного недуга, он совершенно ясно дал понять Национальным Собраниям, что ее можно применять исключительно как крайнюю меру, использовать (в странах Запада) исключительно с одобрения  Национального Собрания и прибегать к ней лишь в крайних случаях. Для стран Востока, где многие законы, касающиеся личного статуса, находились в ведении Собраний, речь шла об определенных положениях Акдаса; для западных стран, где сложилась иная ситуация, речь шла о законах, которым, по мнению Хранителя, должны  в настоящее время следовать бахаи, таких как обязательное согласие обоих родителей на брак, соблюдение брачной церемонии Бахаи и следование законам Бахаи о разводе. Эта санкция применялась также в случаях, когда бахаи, полностью пренебрегая учениями своей Веры, вмешивались в политические дела, либо в случаях того, что Хранитель именовал "вопиющей безнравственностью", которая могла испортить репутацию всей общины, либо, наконец, за серьезные нарушения "ведущих, основополагающих принципов Веры Бахаи", которые "сторонники Дела... по мере развития и упрочения Административного Порядка призваны утверждать и неукоснительно блюсти". Шоги Эффенди ясно дал понять, что к лишению избирательного голоса следует относиться очень серьезно и по возможности вообще избегать этой меры как для того, чтобы оградить отдельных верующих от слишком поспешного возмездия со стороны разгневанных органов, так и для того, чтобы друзья осознали, что быть бахаи - почетная привилегия и одновременно - ответственность и что, теряя свои права в общине, они лишаются чего-то весьма  важного, чего-то очень дорогого.
Столь важную процедуру, как применение санкций, Шоги Эффенди осуществлял в отношении бахаи всего мира независимо от того, в каком обществе они живут, это составляло часть его постепенного претворения в жизнь заповеданных Бахауллой законов и принципов, которые, как он утверждал, "являются основой институтов, на которых, в конечном счете, будет покоиться Его Миропорядок".
Управление делами Веры из Всемирного Центра, которое требовало жесткости и универсальности в основополагающих вопросах и одновременно позволяло, а иногда и принуждало проявлять гибкость в делах второстепенных, служит любпытным предметом для разного рода наблюдений. В годы своего служения Шоги Эффенди постоянно разрушал всевозможные оковы, связывавшие бахаи с прошлым, с обществом, в котором они жили, и создал их  знание Веры и ее административных институтов.  Подобно умудренному опытом врачу, он давал общие правила сохранения здоровья всем и отдельные рекомендации в отдельных случаях. Примеров тому существует бесчисленное множество, я хочу привести лишь несколько.
В 1923 году Шоги Эффенди написал Национальному Духовному Собранию Индии и Бирмы о том, что женщины-бахаи долджны принимать участие в административной деятельности наравне с мужчинами - женщины в этой части света уже пользовались большей свободой, чем то обычно принято было считать на Западе. Но в таких странах Ближнего Востока, как Персия, Египет и Ирак, где женщины в повседневной жизни находились под тяжким гнетом, Хранитель,  не желая без нужды провоцировать мусульманское население столь вызывающей мерой, разрешил женщинам-бахаи принимать участие в амдинистративных делах Веры только четверть века спустя. Несмотря на громкие хвалы и дань уважения, которую он воздавал женщинам-бахаи, несмотря на свидетельство Абдул-Баха о том, что "вставая в ряды Веры, женщины проявили поистине несвойственное их слабости мужество", невзирая на фундаментальный принцип Учений Бахаи о равенстве между мужчиной и женщиной, Шоги Эффенди, разрабатывая механизмам Адмнинистративного Порядка, сознательно оставлял его в тени, отводя ему чисто второстепенную и относительно незначительную роль по сравнению с главной задачей - защитой общих интересов Веры и самого ее существования в исламских странах.
Еще одним замечательным примером того, как Хранитель, давая подробные указания различным Национальным Собраниям. осуществлявшим  свои Планы под его общим руководством, изменял их, внося коррективы в соответствии с ситуацией, является учреждение в годы Всемирного  Похода местных фондов Бахаи и местных штаб-квартир: поскольку в цели Десятилетнего Плана входило приобретение национальных Хазират уль-Кудс и основание национальных фондов, он дал указание Национальным Собраниям - вести дела, не полагаясь на и без того крайне ограниченные ресурсы Веры, несущей на своих плечах основную тяжесть намеченной программы, и не ожидая вспомогательных перечислений на местном уровне. Не оговори он особо этот момент, главные цели никогда не были бы достигнуты; однако летом 1957 года секретарь послал от его имени письмо одному из Региональных Собраний Африки, где говорилось следующее: "Теперь, когда работа во всем мире Бахаи продвигается столь успешно, в соответствии с поставленными задачами, и  завершено основание Хазират уль Кудс и национальных фондов, он полагает, что друзьям следует предоставить свободу распоряжаться  дополнительными Хазират уль-Кудс и фондами по своему усмотрению".
Именно благодаря подобной политике Хранителю задолго до своей кончины удалось возвести здание Административного Порядка Веры и превратить его в слаженно действующую  международную организацию. Ему никогда не удалось бы добиться этого при жизни, не обладай он таким  удивительным чувством  гармонии. Он всегда знал, в каком случае может уступить давлению обстоятельств, не нанося вреда Вере, а когда следует  любой ценой настаивать на соблюдении какого-то определенного принципа, чтобы не подвергать риску главное. Возьмем для примера два крайних случая - оба касаются одного и того же предмета: Национальных Съездов. Когда в 1932 году Американское Собрание предложило ему, в целях более строгой экономии, не проводить в этом году Съезда, а выборы провести  по почте, он тут же откликнулся телеграммой: "Духовная польза проистекающая от общения и дискуссий делегатов на Съезде в совокупности перевешивают финансовые соображения. Постарайтесь избежать ненужных затрат". В другой раз, в 1937 году, обращаясь к делегатам Съезда с телеграммой по поводу первого Семилетнего Плана, он призвал делегатов продлить Съезд для того, чтобы подробно обсудить этот План, который им предстояло разработать и осуществлять. Однако в свое время, давая Австралии и Новой Зеландии распоряжение - сформировать совместный национальный административный орган, он прекрасно отдавал себе отчет в том, что, поскольку эти страны разделяют значительное расстояние и расходы на переезды будут также немалые, Национальное Собрание, организуя свои встречи, может столкнуться с определенными трудностями. Совершенно очевидно, он решил, что преимущества в данном случае перевешивают издержки; австралийские и новозеландские бахаи проводили Съезды в 1934, 1037 и 1944 году - всего три за декаду; большая часть работы осуществлялась в процессе переписки, кворум же созывался в Австралии в экстренных случаях. Этот пример, столь разительно отличающийся от совета, который Хранитель дал американским верующим, показывает, как Шоги Эффенди, благодаря своей мудрости и здравому смыслу, добивался столь стремительного развития Веры, никогда не позволяя побочным, второстепенным соображениям сбивать его с намеченного пути и отклоняться от поставленной цели. Огромное значение - как только была заложена солидная основа для их  избрания - имело формирование  новых Национальных Собраний; было желательно, чтобы Съезды приводились ежегодно, чтобы в них участвовало как можно большее число делегатов, чтобы Собрания встречались для консультаций как можно чаще, но все это было не главное; в случае необходимости, цели можно было достичь и иными средствами.
Другой, также крайне характерный пример этого удивительного чувства меры - отношение Шоги Эффенди ко всему, что касалось вопроса о фондах Веры. Положения о поддержке Дела Божия были разработаны Самим Бахауллой, о них же часто упоминалось Абдул-Баха; но лишь в 1923 году Шоги Эффенди приступил к закладке оснований систематической финансовой поддержки работы. 12 марта этого года он пишет в открытом письме, обращенном к "возлюбленным Господа и слугам Милосердного в Америке, Великобритании, Германии, Франции, Швейцарии, Италии, Японии и Австралии": "Поскольку прогресс и развитие духовной деятельности зависит от материальных средств и обусловлен ими, абсолютно необходимо, чтобы немедленно вслед   за учреждением местных и Национальных Духовных Собраний были учреждены фонды Бахаи... Святая обязанность всякого сознательного и преданного слуги Бахауллы, желающего воочию узреть, как продвигается вперед Его Дело, состоит в том, чтобы по своей воле, великодушно вносить посильную лепту в увеличение Фонда". 6 мая он посылает более обстоятельное письмо Американскому Собранию, где утверждает в частности, что для усиления и подкрепления предпринятой Собранием, жизненно необходимой образовательной кампании, эффективного и правильного ведения его многообразной деятельности необходимо "срочно учредить Центральный Фонд, который в случае, если его будут великодушно поддерживать отдельные друзья и местные Собрания, в самом скором времени даст вам возможность быстро и решительно осуществить ваши планы". В письме, датированном октябрем того же года, глубокая забота Хранителя о работе, которую верующие должны были срочно начинать после кончины Учителя, отразилась в следующих словах: "Дело, которое ныне жестоко нуждается в материальной помощи и поддержке".
С одной стороны, было очевидно, что искупительный Порядок Бахауллы ни при каких обстоятельсв не может быть установлен без огромных финансовых затрат, с другой же - существовали два принципа, к которым Шоги Эффенди считал нужным  привлечь внимание бахаи, так как, будучи неправильно истолкованными, принципы эти могли воспрепятствовать столь остро необходимому притоку средств в различные Фонды Бахаи. Первый из них заключался в том, что поскольку на бахаи снизошла благодать - узнать и принять Бахауллу на пороге великого нового дня, стать Его людьми и удостоиться почетного права строить Его Божественное Царство на земле, они могли по собственной воле возместить своим собратьям данные им блага; ведь нельзя же сначала просить людей заплатить за что-то -  в данном случае за все многочисленные учреждения Веры Бахаи - а потом преподносить им ту же вещь в подарок! Шоги Эффенди очень ясно сформулировал суть дела еще в 1929 году: "Я полагаю, мы должны принять как аксиому и ведущий принцип администрации Бахаи тот факт, что к участию в руководстве всей деятельностью, имеющей сугубое отношение к миру Бахаи... могут быть привлечены лишь те, кто уже встал в ряды верных несгибаемых сторонников Веры. Ибо даже если не учитывать тяжкие осложнения, могущие возникнуть в связи с привлечением не-бахаи к деятельности финансовых институтов, имеющих прямое отношение к Вере... следует помнить, что специфические институты Бахаи, которые необходимо причислить к дарам, принесеным в мир Бахауллой, будут функционировать наилучшим образом и оказывать наиболее мощное воздействие  на мир только в том случае, если их станут поддерживать исключительно те, кто совершенно сознательно и безоговорочно подчинил себя целям и требованиям Откровения Бахауллы". Таков был первый великий, духовный принцип. Второй - практический, материальный, который мог повлечь "тяжкие осложнения", - заключался в том, что принимая деньги на постройку школ Бахаи, Храмов Бахаи и других учреждений Бахаи, включая разнообразную деятельность, проводимую Собраниями, от не-верующих, вы рисковали тем, что эти доброжелатели, будь то правительство страны, частные лица, организации или филантропические общества, могут решить, что они вправе и дальше распоряжаться вложенными средствами и вмешиваться в руководство делами, имеющими сугубо внутренний характер для Бахаи. Так как это было очевидно невозможным, Хранитель настаивал на том, чтобы бахаи принимали финансовую поддержку от не-бахаи только в чисто гуманитарных целях - к примеру, на благотворительную помощь людям всех рас и вероисповеданий, а не непосредственно бахаи.
 Второй и, по его собственным словам, "кардинальный принцип", изложенный Шоги Эффенди в его послании 1926 года к Американскому Национальному Собранию, заключался в том, что "все пожертвования в Фонд должны носить чисто и строго добровольный характер. Каждый обязан совершенно отчетливо уяснить себе, что любое принуждение, даже самое косвенное и незначительное, подрывает самые основы принципа, по которому Фонд формировался с самого начала". Это наставление логически вытекает из взгляда религии Бахаи на Послание Явления Божия в наши дни как на Его добровольный дар людям всего мира; все люди были призваны Им примкнуть к Его Божественной Пастве, и в таком случае от них требовалась прежде всего вера, а не деньги. В отличие от столь многих церквей здесь не было никаких вступительных взносов, никаких принудительных сборов, закупленных вперед мест в Храмах. Бедные могли найти здесь прибежище, равно и для богатых двери были открыты.
Но, отвлекаясь от двух этих принципов, - каковы же были обязанности Бахаи по отношению к Фонду? О том, что такие обязанности вполне реально существуют, Шоги Эффенди писал Американскому Собранию в 1935 году: "Пополнение фондов в поддержку Национальной Казны в настоящее время является живительной кровью рождающихся институтов, которые вы возводите. Из значение трудно переоценить". В этом же послании он говорит о том, что Национальный Фонд и есть та самая "скала, на которой должны покоиться и учреждаться все институты". Он говорит, что Фонд "будет получать все большую поддержку от всех верующих как в индивидуальном порядке, так и в результате коллективных усилий, от отдельных групп и от местных Собраний". На протяжении более трети века Хранитель словом  и делом внушал бахаи правильное понимание того, что означает для них иметь Фонд Бахаи, как поддерживать его и расходовать его средства. В связи с этим напрашивается крайне любопытное сравнение: подобно  тому как сердце, пульсируя, гонит поток крови по артериям и капиллярам, питая каждую отдельную клетку, Международные, Национальные и Местные Фонды возвращают верующим те блага, осуществление которых стало возможным благодаря их пожертвованиям. Международные институты, являясь сердцем Всемирной Общины, разносят по земле славу о ней; национальные институты, Храмы Бахаи, летние школы, дарственные фонды, образовательные учреждения, литература, информационные бюллетени - исполняют ту же функцию в национальном масштабе; местные же Фонды дают верующим возможность находить места для собраний, вести образовательную деятельность и служить интересам Веры в целом в больших и малых городах, в деревнях и селах.
Шоги Эффенди дал ясно понять, что одной из главных обязанностей и привилегий последователя Бахауллы является возможность поддерживать Его Дело в этом мире. Он также дал понять, что самый факт даяния гораздо важнее пожертвованной суммы; пожертвованный бедняком пени, который для него и его семьи - целое сокровище, так же драгоценен, так же необходим и имеет такое же право на уважение, как сотни и тысячи долларов, вносимые более состоятельными бахаи. Вновь и вновь он делал акцент на двух моментах: даяние - всеобщий закон, символ нашей общей любви к Вере и солидарности с ней, даяние - это жертва. Когда срочно требовались средства для возведения великого Материнского Храма Запада, Хранитель писал: "Нельзя отрицать, что эманация духовной силы и вдохновения, которая будет исходить от главного Здания Машрик уль-Азкара в огромной мере будет зависеть от уровня и разнообразия вносящих свои средства  верующих, равно как и от природы и степени самопожертвования, которые повлечет их добровольный вклад". Богатому человеку трудно решиться  на жертву, потому что он много имеет; бедняку же пойти на нее легче, потому что он неимущ. Деньги, пожертвованные на нужды Дела любым даятелем, несут с собой частицу его благословения.
Мне вспоминается один пример такого даяния - приношения бедного и кроткого в Царстве Божием, о котором сам Хранитель рассказывает в книге "Бог проходит рядом": "... трогательная сцена, когда Абдул-Баха, получив из ук персидского друга, недавно прибывшего в Лондон из Ашгабата, хлопчатобумажный платок с завернутыми в нем куском черствого черного хлеба и сморщенным яблоком - приношением бедного рабочего-бахаи, уроженца этого города, - развернул его перед собравшимися гостями и, оставив Свое блюдо нетронутым, разломил этот хлеб на части и, взяв Себе одну, разделил остальные между присутствовавшими". Первый Храм Бахаи, возведенный в России, Материнский Храм на западе Америки и еще три великих Дома Поклонения Бахаи в Европе, Африке и Австралии - все были сооружены на вклады верующих всего мира, причем многие из них действительно являлись жертвой со стороны мужчин, женщин и даже детей Бахаи.
В самом начале, давая первые руководства, касающиеся необходимости формирования национального Фонда и создания местных Фондов, Шоги Эффенди в телеграмме 1923 года определяет еще один фундаментальный принцип, связанный с даяниями: "Отдельные верующие свободны самостоятельно избирать цель своих пожертвований. Также особо рекомендуется делать общие, добровольные и частные вклады как со стороны отдельных членов общины, так и со стороны местных Собраний в центральный Фонд для разумного и справедливого распределения Национальным Собранием". Коротко и просто, как всегда, он ставил все на свое место; Фонды Собраний - национальные и местные - требовали постоянной добровольной поддержки, однако принцип свободы каждой личности, в высшей степени присущий Вере, также сохранялся.
Сам Шоги Эффенди неоднократно поддерживал различные начинания во многих странах. Вскоре после кончины Учителя он стал оказывать помощь Американскому Храму; в 1957 году он объявил, что берет на себя треть расходов по возведению трех новых Храмов Бахаи, которые планировалось соорудить в годы Всемирного Похода; он поддерживал осуществлен переводов и издание книг Бахаи, оказывал вспоможение кладбищам Бахаи и пиобретал помещения и участки для различных штаб-квартир бахаи - всего не перечислишь. Поступая так, он давал пример всем верующим и всем учреждениям Бахаи - пример того, какую радость может приносить добровольное даяние, участие наравне с другими в осуществлении планов Дела Божия. Его полная откровенность в подобных делах, случаи, когда он открыто заявлял, что в данный момент не располагает средствами, необходимыми на те или иные нужды Дела, трогательные слова, которым он сопроводил небольшую сумму для Американского Храма: "Прошу принять мою скромную лепту в 19 фунтов в поддержку многочисленных пожертвований, внесенных в Казну Храма в прошлом году", - все это не только служило примером для бедных и богатых верующих, но и вполне реально побуждало из следовать по его стопам в счастливом сознании, что перед ними открыта такая стезя.
Постоянно побуждая бахаи восстать для распространения своей Веры среди духовно алчущих толп их собратьев - людей, Хранитель часто обращался к ним со словами Самого Бахауллы: "Сосредоточьте ваши усилия на проповеди Веры Божией. Всякий, кто достоин столь высокого призвания, да восстанет и осуществит его. Всякий, кто не способен на это, должен назначить вместо себя того, кто провозгласит Откровение..." - добавляя, что те, кто не может занять места, где присутствие бахаи так срочно необходимо, должны, памятуя об этих словах Бахауллы, "решить... вопрос о назначении депутата, который от имени верующих восстанет, чтобы осуществить столь благородное предприятие". Не раз он сам через Национальные Собрания уполномочивал бахаи выполнять особые поручения.
Хранитель указывал Бахаи мира то, что про себя я любила называть путеводной линией мысли, те или иные темы для размышления в различных областях деятельности. Они были, если прибегнуть к помощи нехитрого, но достаточно выразительного сравнения, чем-то вроде  железнодорожных путей, по которым идут поезда специального назначения; эти пути помогают поезду не уклоняться от конечной цели. Для того чтобы по достоинству оценить жизненный труд Шоги Эффенди и понять, как ему удалось возвести институты будущего мирового сообщества, мы должны вспомнить некоторые из этих главных тем.

Непременным условием, позволившим осуществить аткие великие начинания, как возведение надстройки Усыпальницы Баба, постройка Архивов и сооружение террас на горе Кармель, равно как и многие другие  мероприятия, было приобретение замель в Хайфе и Бахджи; этой задаче Хранитель придавал огромное значение и старался решать ее на протяжении всех лет своего служения. До кончины он успел соорудить большие  защитные валы, окружающие святейшую из всех Усыпальниц, Гробницу Бахауллы, места упокоения Баба, Абдул-Баха, Его матери, сестры и брата. Помимо этого он выбрал и распорядился приобрести  участок земли на горе Кармель, где в будущем должен разместиться Храм Бахаи, возведенный на Святой Земле. Если учесть, что во времена Абдул-Баха земельные владения Бахаи на горе Кармель едва ли превышали 10,000 квадратных метров, а Шоги Эффенди к 1957 году довел эту цифру до 230,000 квадратных метров, а Бахджи, соответственно, эти показатели составят 1,000 квадратных метров в 1921 году и 257,000 квадратных метров в 1957-ом, то мы получит представление о его достижениях только в одной этой области. Благодаря щедрости отдельных бахаи, благодаря их даяниям, благодаря тому, что они всегда откликались на его призывы в критическую минуту, благодаря использованию фондов Всемирного Центра, Шоги Эффенди смог осуществить приобретения в подобных масштабах и совершенно преобразил положение Веры в ее Всемирном Центра.
В мае 1931 года Хранитель телеграфировал Национальным Собраниям Бахаи Соединенных Штатов и Канады: "Американское Собрание узаконено как религиозный орган в Палестине американские верующие получили право владения собственностью. Уведомьте почтой получении ими документов подтверждающих право собственности. Престиж Веры чрезвычайно возрос ее основания упрочились с любовью". Это был первый шаг в основании палестинских, а впоследствии - израильских, филиалов некоторых Национальных Собраний и регистрации на их имя собственности в Святой Земле. Хотя право распоряжаться этой собственностью целиком было сосредоточено во Всемирном Центре, эта акция необычайно повысила престиж Веры, ее Святыни укрепились, ее всемирный характер яснее предстал взгляду властей, а национальные общины бахаи воодушевились и почерпнули запас новых сил. Послания Шоги Эффенди, касающиеся этой темы, чрезвычайно ясно отражают его политику и мотивы его действий: "Учрежден палестинский филиал индийского Национального Собрания. Поздравьте верующих Индии Бирмы включением их Национального Собрания первый законно учрежденный институт восточной части мира Бахаи..." "... признание выдающихся заслуг постоянно обогащающихся достижений связанных выдающейся общиной мира Бахаи организовавшей первод значительной ценной собственности приобретенной непосредственной  близости Усыпальниц горе Кармель на имя палестинского филиала американского Собрания..." "В Святой Земле будут предприняты все возможные усилия в знак уважения к величию духа, движущего австралийскими и новозеландскими верующими, а также к их непрестанным и достойным всяческой похвалы трудам... дабы ускорить перевод части международных фондов Бахаи на имя  недавно учрежденного израильского филиала вашего Собрания - этот акт принесет одновременно огромную духовную и материальную пользу вашему Собранию и укрепит связи между ним и Всемирным Центром..."
Еще до своей кончины Шоги Эффенди успел  основать девять подобных филиалов: американский, канадский, австралийский, новозеландский, английский, иранский, пакистанский, аляскинский, а также филиалы Национальных Собраний Индии и Бирмы.
Когда Шоги Эффенди завершил строительство трех дополнительных залов Усыпальницы Баба и реставрацию Дворца Бахауллы, тем самым дав зримо, осязаемо почувствовать силу общины Бахаи, и, благодаря победам, одержанным над нарушителями Завета, продемонстрировал братинским властям, что пользуется прочной поддержкой бахаи всего мира, он вплотную приступил к задаче освобождения Святынь Бахаи от муниципальной и государственной пошлины. Было проще свободить от налогов здание, открыто служащее местом священных собраний и посещаемое паломниками, чем добиться того же в отношении постоянно увеличивавшихся земельных участков, принадлежавших Вере, большинство из которых было зарегистрировано на частных лицах. Государственные и муниципальные власти всегда с большой неохотой отазываются от источников дохода, крайне опасаясь, что прецедент может быть использован другими общинами и принесет им ощутимый ущерб. Поэтому окончательное освобождение от всех форм налогообложения, включая таможенные сборы, которого Шоги Эффенди добился для зданий и собственности Бахаи по всей стране, можно считать поистине крупным достижением. Самые важные победы в этой области были одержаны еще в дни  действия британского мандата, причем правительство Израиля утвердило статус Бахаи  еще до создания нового государства в 1948 году.
В первых шагах, которые Шоги Эффенди предпринял в начале тридцатых годов с целью добиться от этой формы признания, ему в большой степени помог сэр Артур Вочоуп, Верховный комиссар Палестины в этот период, который, судя по его письмам к Шоги Эффенди, был человеков великодушным, учтивым и обладавшим возвышенным строем мыслей. 26 июня 1933 года он пишет Хранителю: "Получив Ваше письмо от 21 июня, спешу выразить свою благодарность и заверить Вас, что, когда дело, о котором Вы упоминаете, будет представлено мне и потребует решения Совета, я рассмотрю его самым внимательным образом". Почти год спустя, 10 мая 1934 года, Шоги Эффенди телеграфирует в Америку: "Продолжительные переговоры палестинскими властями завершились освобождением от налогов всех земельных участков окружающих Усыпальницы горе Кармель", - и указывает, что считает этот шаг решающим для "обеспечения косвенного признания святости Всемирного Центра Веры..." В связи с этим сохранилось также еще два письма, одно из них датировано 16 мая 1934 года, в котором сэр Артур пишет Шоги Эффенди: "Надеюсь, что свобода от налогообложения поможет Вам в Вашей прекрасной работе", и письмо Шоги Эффенди к сэру Артуру, отправленное шестью днями раньше, где он  заявляет: "Недавно получил от Районного комиссара в Хайфе благодатное известие о том, что просьба об освобождении от налогов собственности Бахаи на горе Кармель была одобрена правительством". Далее он выражает от своего имени и от лица всех Бахаи глубокую благодарность Его Превосходительству за активное заинтересованное участие, принятое в этом деле, и пишет, что решение это - прямой путь к осуществлению "нашего плана постепенного благоустройства этих участков, которые к обоюдному удовольствию смогут быть использованы также и жителями города Хайфы"...
Однако, читая о счастливом, как в сказке, исходе этих событий, вряд ли можно себе представить, через что пришлось пройти Шоги Эффенди, когда он хлопотал о приобретении собственности для Всемирного Центра, сохранении ее и освобождении от налогов. В телеграмме Американскому Национальному Собранию от 28 марта 1935 года он рассказывает об одном из эпизодов, подобных которому в те дни было бесчисленное множество: "Контракт на приобретение и перевод палестинскому филиалу Американского Собрания собственности, расположенной в центральном районе Усыпальниц на горе Кармель, подписан. Четырехлетняя тяжба, потребовавшая неоднократных запросов Общины Бахаи на имя Верховного комиссара, закончилась. Владельцам требуется четыре тысячи фунтов. Половина суммы собрана. Не смогут ли американские верующие совместными усилиями внести одну тысячу фунтов до конца мая и оставшуюся часть в течение девяти месяцев. Чувствую необходимость призвать всю Американскую Общину подчинить интересы Веры в национальных масштабах срочным нуждам ее Всемирного Центра" - на что Американское Собрание через два дня ответило: Американская Община Бахаи "в едином порыве приложит все усилия дабы исполнить почетную обязанность возложенную на нее возлюбленным Хранителем".
Сколько раз Шоги Эффенди привлекал всеобщее внимание к Святой Земле, считая ее "сердцем и главным нервом Веры". Оберегать ее, способствовать ее развитию и ширить славу о ней по всему миру составляло часть первостепенных обязанностей Хранителя. Помимо официальных контактов с государственными и муниципальными властями он поддерживал дружеские отношения со многими видными и простыми людьми, не принадлежащими к Общине. Универсальный, открытый дух, столь отличавший Хранителя, полное отсутствие даже намека на предрассудки и фанатизм, ласковая обходительность, столь характерная для его натуры - все это нашло отражение в его письмах и посланиях этим людям. В первые годы своего служения он вел  длительную переписку с российским великим князем Александром, которого он, как явствует из тона его писем, очень любил. Обычно он обращался к князю: "Истинный брат мой в служении Господу!", "Дорогой брат мой в любви к Господу!" Великий князь был весьма заинтересован течением "Единство Душ", и Шоги Эффенди поддерживал его в этом: "На меня производит все большее впечатление, - писал он, - поразительное сходство наших целей и принципов, и я молю Всемогущего благословить Своих слуг в их служении нуждам страждущего человечества". Великий князь в своем письме Хранителю пишет: "... Должен признаться Вам, дорогой брат и соратник, что в моем скромном труде я время от времени чувствую себя подавленным и обескураженным... власть злых сил, под гнетом которых живет большинство людей, поистине удручает". И Шоги Эффенди находит замечательный, ясный ответ: "... Уверяю Вас, мой дорогой сотратник в служении Господу, что меня тоже зачастую приводит в уныние зрелище того, как мощный вал эгоистичного и грубого материализма угрожает вот-вот захлестнуть мир, но я чувствую, что, какой бы многотрудной ни была наша общая задача, мы должны упорно продвигаться к поставленной цели и постоянно и горячо  молиться о том, чтобы вечный дух Божий преисполнил людские души и заставил их прозреть для служения спасению человечества. Что-то подсказывает мне, что в эти дни скорби и уныния еще большее значение следует уделять молитве и настойчивым личным усилиям..."
Шоги Эффенди поддерживал связь не только с румынской королевой Марией и со значительным числом ее родственников, но и с другими особами королевской крови такими, как греческая принцесса Марина, позднее ставшая герцогиней Кентской, и с египетской принцессой Кадрией. Многим из них, равно как и таким выдающимся людям, как лорд Лэмингтон, многим бывшим Верховным комиссарам Палестины, ученым-ориенталистам, университетским профессорам, воспитателям и другим Шоги Эффенди посылал экземпляры последних выпусков "Бахаи Уорлд" либо один из своих недавно опубликованных переводов, вкладывая в книгу свою визитную  карточку - практически единственный повод, когда он пользовался ими, по большей части употребляя их, чтобы делать заметки! И если знакомство было обоюдно почтительным, с большой долей взаимного уважения, он никогда не забывал откликнуться, когда кто-либо из его друзей переживал утрату, выражая свои "сердечные соболезнования" с связи с "великой потерей". Подобные послания, часто в форме кабло- или телеграмм, глубоко трогали тех, к кому были обращены, и создавали Хранителю репутацию, полностью противоречившую  тому его образу, который всеми силами старались создать нарушители Завета. Часто поздравлял он людей и в связи с женитьбой или повышением по службе.
Помимо личных связей Шоги Эффенди поддерижвал гораздо больше контактов с некоторыми  организациями, не относившимися к Общине, чем то обычно принято полагать. Особенно это касается эсперантистов, основная цель деятельности которых  была близка принципу Бахаи о создании всемирного вспомогательного языка в интересах обеспечения мира во всеми мире. Мы располагаем копиями его личных посланий Всемирным Конгрессам Эсперантистов в 1927, 1928, 1929, 1930 и 1931 годах, и, несомненно, он отправлял множество подобных посланий и в другие годы. Шоги Эффенди не только тепло откликался на попытки установить с ним дружеские контакты, но часто сам брал инициативу в свои руки и посылал предствителей бахаи на конференции различных течений, чьи интересы совпадали с интересами Бахаи. Так, в 1927 году он отправляет во Всемирную Ассоциацию Эсперантистов письмо, которым уведомляет, что Марта Рут и Джулия Голдман собираются присутствовать на конгрессе в Данциге в качестве официальных предствителей Общины Бахаи и что, как он полагает,  это "будет способствовать укреплению связей между эсперантистами и последователями Бахауллы, один из официальных принципов которых - принятие международного вспомогательного языка для всего человечества". В этом письме, адресованном делегатам и друзьям, посетившим девятнадцатый Всемирный Конгресс Эсперантистов, он пишет:

Мои дорогие соратники в служении человечеству
С огромным удовлетворением обращаюсь я к вам... и от всего сердца желаю полного успеха в работе, которую вы осуществляете на благо человечества.
Уверен, вам интересно будет узнать, что в результате неоднократных и настоятельных призывов Абдул-Баха многие Его последователи даже в самых глухих и отдаленных  местах Персии, куда еще не проник свет западной цивилизации, а также в других странах Востока, упорно и с энтузиазмом изучают эсперанто, с будущим которого они связывают самые благие надежды...
Сам Хранитель также пользовался большим уважением среди людей, трудившихся во имя  идеалов сходных с теми, что исповедовали бахаи. Сэр Френсис Янгхасбэнд в 1926 году писал ему с связи со "Всемирным Конгрессом Религий": "Теперь мне бы хотелось попросить Вас о большом одолжении. Хочу еще раз попытаться убедить Вас приехать в Англию для участия в Конгрессе. Ваше присутствие здесь окажет огромное влияние и получит должную оценку. Мы же, со своей стороны, охотно берем на себя все расходы, с которым это может быть связано". Хранитель отклонил это приглашение, однако подготовил документ от лица Общины Бахаи, который и был представлен на Конгрессе. Он чувствовал, что его собственные замыслы и работа не позволяют ему войти в эту дружески распахнутую перед ним  дверь.
В 1925 году израильская администрация в Иерусалиме пригласила его участвовать в мероприятии, связанном с открытием местного университета. Шоги Эффенди телеграфировал ответ 1-го апреля: "Благодарностью любезное приглашение  сожалею невозможности присутствовать. Бахаи молятся учреждении этой цитадели знаний мгущей способствовать возрождению земли полной священных воспоминаний для всех нас земли с которой Абдул-Баха связывал самые возвышенные надежды" Сердечным и теплым был также ответ на телеграмму Хранителя: "Администрация Иерусалима глубоко признательна  за ваше дружеское послание и добрые пожелания надеемся что недавно открытый университет сможет внести свою лепту не только в развитие науки и образования но и послужить лучшему взаимопониманию между людьми то есть  тем идеалам во имя которых несут свое служение Бахаи". Прошло двадцать пять лет, но эта связь не прервалась: "Еврейский университет выражает глубокую признательность за присланный Вами чек на сумму 100 фунтов и рассматривает его как вклад Его Превосходительства Шоги Эффенди Раббани в деятельность этого  учреждения... Были счастливы узнать, что Его Превосходительство осведомлен о проводимой в университете важной работе, и с радостью принимаем его великодушный дар..."
Телеграмма, отправленная Шоги Эффенди в Индию в декабре 1930 года, предствляет особый интерес - до конца  ее дней он с нежностью включал имя Пресвятого Листа в свои послания там, где находил это особенно уместным: "Передайте Всеиндийской Азиатской Женской Конференции от лица сестры Абдул-Баха Пресвятого Листа и от меня лично нашу глубокую заинтересованность в из начинаниях. Да благословит Всемогущий их возвышенные усилия".
Помимо обширной переписки с выдающимися личностями и многочисленными обществами Шоги Эффенди принимал у себя дома с визитами таких видных людей, как лорд и леди Сэмюэль; сэр Рональд Сторрс, еще один друг Абдул-Баха; Моше Шаррет, который позднее стал из самых известных и широко любимых израильских государственных деятелей; профессора Нормана Бентвича, а также многих писателей, журналистов и представителей знати.
Но как бы ни были важны подобные контакты, несомненно самыми важными следует считать отношения, которые Хранитель поддерживал с официальными лицами во Всемирном Центре, будь от во времена британского мандата или после основания государства Израиль в результате войны за Независимость. Но какими бы теплыми ни были эти отношения с представителями обоих правительств, вне всякого сомнения они могли бы быть гораздо теплее и принести гораздо более весомые плоды, если бы не постоянное вмешательство и козни со стороны разного рода врагов Веры - отступников бахаи и исполненных зависти представителей других религиозных групп. Ущерб, наносимый ими был тем больше, что сторонникам Шоги Эффенди, к сожалению, по большей части не хватало размаха и внушительности. Как-то он заметил мне, что очень сожалеет о том, что большинству добрых людей не хватает здравого смысла, а многим умным людям - доброты, тогда как идеальный вариант это человек умный и добрый одновременно. Как Хранитель он в полной мере претерпел от тех и от других и очень редко сталкивался с людьми, в которых сочетались бы качества, желательные для него. Помню, как в другой связи он рассказал мне о персидской поговорке, гласящей, что лучше иметь умного врага, чем глупого друга! Хорошим примером тому, с чем приходилось сталкиваться  Хранителю, может послужить замечание одного из его родственников, которое мне довелось услышать самой: в ответ на вопрос некоего англичанина, может ли он повидаться с Шоги Эффенди, родственник Хранителя ответил, что, конечно, да, но только пусть не рассчитывает на ответный визит, поскольку это не в обыкновении у  Хранителя. Легко представить себе, как подобные бестактные или попросту глупые реплики возводили вокруг Шоги Эффенди стену отчуждения и непонимания, что - вкупе со слухами, которые распространяли действительные недоброжелатели, - выставляло его в глазах общественности в совершенно неправильном свете; если Шоги Эффенди лично встречался с человеком, то, как правило, производил на него такое впечатление, что тот уже не задумывался, отдаст ему Хранитель визит или нет. Но, естественно, услышав подобное, он уже не искал с ним встречи. Интеллект же самого Хранителя был столь совершенен, что, строго направляя своих товарищей и сотрудников, он часто выходил победителем из таких, на первый взгляд, безвыходных положений, что это могло показаться чудом. Не будучи казуистом по натуре, он мог предугадать работу чужой мысли и, будучи постоянно начеку, никогда не брался за дело, пока не наступал подходящий момент, и не поддавался на чужие ухищрения, которые могли надолго вовлечь Дело в затруднительную ситуацию.
Когда задумываешься над тем, какое высокое положение занимал Шоги Эффенди и каковы были его способности и таланты, невольно сожалеешь о том, что он был обделен обществом великих мира сего, которые, хотя бы и в малой мере, могли подарить ему  интересное, плодотворное общение. О том, что ему в  жизни не хватало подобных отношений, он не раз говорил мне. Шоги Эффенди видел людей насквозь, и это была скорее божественная, чем обычная человеческая проницательность.
Общаясь с государственными и муниципальными чиновниками, Шоги Эффенди с самого начала старался внушить им мысль, что Вера эта независимая религия, всемирная по своему характеру, и что ее постоянный Духовный и Административный Центр должен  находиться в Святой Земле. Он потратил тридцать шесть лет, добиваясь у властей признания и права на то, что, исходя из статуса Веры Бахаи, ему самому полагается обхождение, подобающее наследственному Главе этой Веры. В силу различных причин - таких как немногочисленность Общины Бахаи в Палестине, нападки на авторитет Хранителя со стороны нарушителей Завета сразу же после кончины Учителя, нежелание всех гражданских властей ввязываться в религиозные разногласия, как британское, так и израильское правительство было несклонно относиться к Шоги Эффенди с тем пиететом, какого требовал его уникальный чин, и поэтому за немногими исключениями он избегал посещения официальных мероприятий. Если мы вспомним, что со времени Своего прибытия в Акку в 1868 году до Своей кончины в 1921 Абдул-Баха ни разу не ступал на иерусалимскую землю, поскольку, как говорил Шоги Эффенди, Он хотел, чтобы Ему оказывали прием, подобающий Его высокому положению и исторической значимости Его визита  в Иерусалим, и поэтому Он постоянно избегал поездки туда, - то мы составим хотя бы слабое представление о том, что значила эта борьба.
Еще на заре своего служения Шоги Эффенди имел повод самому испытать, какие плачевные последствия может повлечь его принятие тех предложений, которые местные власти присылали ему в связи с визитом какого-либо высокопоставленного чиновника в Хайфу. Он как-то рассказывал мне о приеме, который давал Районный комиссар в честь Верховного комиссара.  Войдя в зал, Хранитель увидел, что Верховный комиссар сидит в центре зала на самом почетном месте; единственное свободное кресло находилось по правую руку от него. Решительно пройдя вперед, Шоги Эффенди занял это кресло; поскольку это кресло предназначалось для  Районного комиссара и он не хотел публично просить Шоги Эффенди освободить его, принесли еще одно; Шоги Эффенди прекрасно понял, что, повторись такая ситуация, ему никогда не позволят занять почетное место, и никогда больше не посещал подобные мероприятия.
Намек на это или по крайней мере намек на проблему, вставшую перед Шоги Эффенди, мы находим в его письме полковнику Стьюарту Б. Саймсу, бывшему губернатору Хайфы, который недавно был переведен в Иерусалим и назначен Главным секретарем палестинской администрации. 17 мая 1925 года Шоги Эффенди послал ему письмо по поводу этого назначения. Похоже, что полковник Саймс некоторое время спустя прибыл в Хайфу с официальным визитом, ибо мы располагаем письмом Хранителя от 25-го числа, в котором он пишет, что "Ввиду различных соображений, вытекающих из того, что статус Общины Бахаи до сих пор не определен, я, к великому сожалению, считаю для  себя лично невозможным участвовать в официальных мероприятиях, организуемых в Вашу Честь. Таким образом я лишаюсь великого удовольствия и привилегии высказать не только от имени местной общины Бахаи, но и от лица Бахаи всего мира глубокую благодарность за доброжелательство и возвышенное чувство справедливости, которое Вы проявили  в различных ситуациях, связанных со внезапной кончиной Абдул-Баха. Ни на минуту не сомневаюсь, Вы поймете, что мое вынужденное отсутствие на этих публичных мероприятиях ни в коей мере не отразиться на тех теплых и сердечных чувствах, которые Бахаи  всегда испытывали к представителям власти, имея все основания относиться к ней с уважением и доверием". Далее он приглашает  самого полковника, его жену, миссис Саймс, и ее мать на чай в свои сады либо, в случае если это для них неудобно, обещает сам нанести визит. Любопытно отметить, как четверть века спустя подобная же ситуация повторилась в связи с визитом премьер-минстра Бен Гуриона и что Шоги Эффенди, руководствуясь теми же мотивами, избрал ту же линию поведения.
Хранитель поддерживал самые дружеские отношения с полковником Саймсом, который занимал пост губренатора Финикии, выступал с речью на похоронах Учителя и присутствовал  на собрании в честь сорока дней Его кончины. Именно полковнику Саймсу в связи с его отставкой Шоги Эффенди писал 5 апреля 1922 года: "Поскольку, по состоянию здоровья, я вынужден на время покинуть Хайфу, на время своего отсутствия  назначаю своим представителем сестру Абдул-Баха, Бахийю-ханум", и далее: "С целью помочь ей вести дела Движения Бахаи в этой стране и во всем мире, я также назначил комитет из следующих лет, исповедующих Веру Бахаи (восемь человек из местной общины, трое из которых являются зятьями Абдул-Баха)... Председатель  этого Комитета скоро будет избран его членами, бюллетень о выборах подпишет Бахийя-ханум, располагающая всеми полномочиями вести дела в мое отсутствие. Чрезвычайно сожалею, что не смогу  увидеться с Вами до своего отъезда, в противном случае я мог бы более подобающим образом выразить Вам удовлетворение, которое я испытываю, зная о том, что Ваше врожденное чувство справедливости  подвигнет Вас на защиу Дела Бахауллы, когда обстоятельства того потребуют".
Дружеские теплые отношения между полковником Саймсом и Шоги Эффенди и то уважение, с каким он относился к Хранителю, отражаются в его ответном письме: "Мне приятно сообщить Вам, что, по истечении продолжительного срока возвратившись в Святую Землю, отдохнув и поразмыслив, я вновь приступаю к исполнению своих официальных обязанностей" и далее "После  кончины моего возлюбленного Деда я чувствовал себя слишком изможденным и подавленным, чтобы деятельно распоряжаться делами Движения Бахаи. Теперь же, когда я вновь полон сил и готов приступить к моим многотрудным обязанностям, хочу выразить Вам свою искреннюю благодарность за то участие, которое Вы принимали в Движении  за время моего отстутствия". Следующий  абзац письма поистине выдает ту необыкновенную теплоту, с которой Хранитель относился к мистеру Саймсу: "Великое удовосльствие и честь для меня - возобновить мое знакомство с Вами и миссис Саймс, которое, надеюсь, с течением времени в искреннюю взаимную дружбу".
Шоги Эффенди закончил письмо выражением "наилучших дружеских пожеланий" и подписался просто "Шоги". Переписка с полковником  Саймсом, который впоследствии был удостоен рыцарского звания и стал губернатором Судана перед самым началом и в годы второй мировой войны, продолжалась еще многие годы даже после его отставки.
В 1927 году Шоги Эффенди  писал ему: "Мне представилась возможность послать Вам экземпляр моего последнего сообщения, обращенного к Бахаи западных стран, по поводу ситуации, сложившейся в Египте... Все мы чрезвычайно одушевлены мыслью о том, что перед лицом таких тонких и запутанных политических событий, Палестина находится под властью администрации, которой руководят высшие побуждения справедливости и которой все члены Общины Бахаи имеют основания быть благодарными. Рад тому, что Ежегодник Бахаи заинтересовал Вас..." - и вновь это письмо сопровождается  самыми теплыми словами в адрес мистера и миссис  Саймс. А вот письмо от 27 декабря 1935 года, где Саймс (теперь уже сэр Стьюарт) пишет Шоги Эффенди "из дворца в Хартуме": "Благодарю и еще раз благодарю за Ваши душевные рождественские поздравления и за присланную Вами Книгу..." и еще одно - из Судана, в котором он 9 апреля 1936 года пишет: "Благодарю Вас за любезно присланный мне том V "Бахаи Уорлд". Хотелось бы мне, чтобы хотя бы некоторая часть  Духа Бахаи приложилалсь также и к международным отношениям! Надеюсь, что Ваши дела идут благополучно..."
Последнее письмо от сэра Стьарта, которое удалось обнаружить в архивах Шоги Эффенди, было написано в июле 1945 года и свидетельствует о постоянстве отношений Шоги Эффенди с людьми, которые обоюдно относились к нему с той же теплотой и учтивостью, которую он всегда был готов обратить на них. До него дошла весть о том, что сын Саймасов погиб на  войне. "Моя жена и я, - писал ему Саймс, - были очень тронуты Вашей телеграммой. Это действительно проявление большой сердечной доброты, что Вы не забыли о нас в нашем горе...", а в заключение своего пространного письма Хранителю Саймс пишет: "Если будете в Англии, надеюсь, посетите нас. Ибо для нас было бы большой радостью вновь встретиться с Вами, с самыми теплыми пожеланиями..."
Другой чиновник, правда далеко не такой высокопоставленный, который имел прямое касательство к делам Общины Бахаи, и к ее Всемирному Центру, был Районный комиссар. В годы, когда Шоги Эффенди начал добиваться осязаемого признания Веры и предоставления ей определенных привилегий, этот пост занимал Эдвард Кейт-Роач, кавалер ордена Британской империи 4-ой степени. Хотя и далеко не такой видный человек, как полковник Саймс, он тем не менее по-дружески и с симпатией относился к Шоги Эффенди, и переписка между ними продолжалась с 1925 по 1939 год. Кейт-Роач, несомненно потому что знал, что начальство поддержит его, не только в большой степени содействовал в облегчении работы Шоги Эффенди, но и сам делал ему предложения, которые порой вполне устраивали Шоги Эффенди. Первый вариант письма, обращенного к нему Шоги Эффенди, так прост и в то же время дышит той теплотой, с которой  Хранитель неизменно реагировал на обращение к нему чужих людей, если, конечно, они были сделаны в должном тоне, и поэтому не могу удержаться от того, чтобы не процитировать его. Помечено оно было просто: "Хайфа, 25-12-25", далее говорилось: "Дорогой мистер Кейт-Роач: Очень тронут Вашим дружелюбным и доброжелательным посланием, а также Вашими поздравлениями, поэтому спешу заверить Вас, что взаимно полностью разделяю чувства, выраженные в нем. От всей души желаю  счастливо встретить Рождество, искренне Ваш Шоги Раббани".
Из множества писем, которыми обменивались Шоги Эффенди и Кейт-Роач, явствует, что встречались они достаточно часто. Когда Кейт-Роач лежал в иерусалимском госпитале, Шоги Эффенди писал ему: "Благодарю за Ваше письмо... Очень рад, что здоровье Ваше поправляется, и надеюсь, что, когда Вы вернетесь, мы встретимся за чашкой чая у нас в садах, окружающих Усыпальницы". Почти  во всех письмах, которые Шоги Эффенди посылал Кейт-Роачу и Саймсу, содержатся приглашения на чай в садах  на горе Кармель; в письмах к полковнику Саймсу Шоги Эффенди иногда приглашает его вместе с супругой. Таким образом Шоги Эффенди не только проявлял по отношению к этим чиновникам свое гостеприимство, но и давал им возможность, находясь в окружении принадлежавших Общине Бахаи садов и памятников, собственными глазами убедиться в том, какое  развитие получили эти земельные участки, и, я не сомневаюсь, что он извлекал пользу из их присутствия, делясь с ними своими планами на будущее и заручаясь их симпатией и поддержкой. И действительно, многие из этих встреч преследовали именно такую цель.
С первый же дней в чине Хранителя до 40-ых годов Шоги Эффенди имел обыкновение встречаться с чиновниками, инженерами, юристами и другими людьми, не принадлежащими к Общине Бахаи, но имеющими отношение к его важному делу; он не посещал их конторы, предпочитая видеться с ними у них дома, либо еще чаще они приходили к нему в гости, и он проводил их по землям, окружающим Успальницы. Примером тому, к чему приводило это дружеское сотрудничество, могут служить события, произошедшие в 1932 году. 19 ноября памятник, предназначенный для могилы Пресвятого Листа, был доставлен в порт Хайфы. Двадцатого числа того же месяца Шоги Эффенди пишет Кейту-Роачу: "Могу ли я просить Вашей помощи в связи с установлением мраморного памятника на могиле сестры Абдул-Баха, который был благополучно доставлен в Хайфу вчера днем. Чиновник таможенного департамента изъявляет согласие освободить его от ввозной пошлины, если на то будет получено необходимое разрешение высших властей. Таким образом, я обращаюсь к Вам в уверенности, что Вы предпримете все возможное для ввоза в Палестину произведения искусства, которое, в некотором отношении, можно рассматривать как уникальное для данной страны. С глубочайшей  признательностью и благодарностью. Искренне Ваш". 22 ноября Шоги Эффенди вновь пишет ему: "С глубочайшей благодарностью воспринял известие о Вашей дружеской и своевременной помощи в моем деле. Памятник был доставлен в полной сохранности, и я получил необходимые указания относительно его немедленной установки. Еще  раз благодарю Вас, с наилучшими пожеланиями..."  Тот факт, что памятник был ввезен беспошлино, создал прецедент, имевший далеко идущие последствия, на протяжении грядущих десятилетий укреплявший позиции Веры в ее Всемирном Центре и постепенно расширявший для нее области свободные от налогообложения, что завершилось заключением контрактов с государством Израиль, причем таких, которые вряд ли были возможны во времена Британского мандата. Четыре дня спустя Шоги Эффенди напоминает Районному комиссару об еще гораздо более значительной просьбе, с какой он обращался к нему; Все письмо, немедленно отправленное  вслед за двумя процитированными выше, является образцом тонкой дипломатии - соблазнительно сказать Божественной и исходящей от самого Шоги Эффенди - поскольку Всевышний выстраивал последовательность событий, а Хранитель использовал представленные ему возможности.
Хайфа,
26 ноября 1932 года

Дорогой мистер Кейт-Роач:
Уверен, Вам будет интересно узнать о том, что я предпринимаю необходимые предварительные шаги для расширения террас, образующих составную часть Усыпальниц и ведущих к германской колонии.
Я уже встречался с чиновником из муниципального строительного  ведомства, и он отнесся к моей идее весьма благожелательно. Вследствие чего я предполагаю направить в Городскую  комиссию по планированию официальное заявление, оглашающее условия, на которых мы намерены открыть и раширить террасы, беря на себя все материальные затраты и согласно заранее принятому общему плану.
Выражаю искреннюю уверенность в том, что к концу 1933 года Ваше желание, а также работы, к осуществлению которых я лично приложу все усилия, будут полностью закончены.
Уверен, что предложение, которое я недавно представил на Ваше рассмотрение относительно признания священным местом Дворца в Бахджи, который является составляющей частью Усыпальницы Бахауллы, получит Вашу благосклонную оценку, и Вами будет подписан документ, необходимый для освобождения от пошлины предметов, предназначенных для этого здания.
Совершенно очевидно, что Шоги Эффенди не только полностью  держал в курсе дела Районного комиссара, но и что с его помощью учтиво и по-дружески добивался для Веры тех привилегий, которые, как он считал, ей подобают. Кейт-Роач, также несомненно уверенный, что иерусалимская администрация с однобрением относится к работе Шоги Эффенди, оказывал ему активную помощь и сотрудничество. И вот 2 февраля 1934 года Шоги Эффенди посылает ему письмо, ставшее одной из основных вех в длительной борьбе за освобождение собственности Бахаи от налогообложения:

Дорогой мистер Кейт-Роач,
В соответствии с Вашей просьбой прилагаю официальное заявление, подписанное мною как Хранителем Веры Бахаи, которое, надеюсь, поможет освободить от налогов земельные участки, окружающие международные Усыпальницы Бахаи на горе Кармель.
Буду крайне признателен, если Вы отдадите распоряжение, требуемое для освобождения от таможенной пошлины золотого орнамента ворот, составляющих часть входа в гробницу Пресвятого Листа.
Прилагаю ключ от верхних ворот Усыпальницы, которым, как я надеюсь, Вы сможете воспользоваться, гуляя по Садам.
Заверяю Вас в своей глубокой благодарности и искренней душевной оценке Вашей помощи и благожелательного отношения к делам Общины Бахаи.
С наилучшими пожеланиями, искренне Ваш

Три месяца спустя, 10 мая Хранитель вновь пишет Районному  комиссару: "Хочу выразить Вам свою глубочайшую признательность в связи с предпринятыми Вами действиями, способствовашими освобождению от налогов всей площади, окружающей международные Усыпальницы Бахаи на горе Кармель". Так была одержана одна из великих побед в развитии Всемирного Центра.
В другом письме, датированном 21 июня 1935 года, Шоги Эффенди привлекает внимание Кейта-Роача к вопросам, связанным с судебным делом: "Любая помощь, которую Вы сможете оказать в этом отношении, наверняка будет воспринята с глубочайшей признательностью не только мною, но и теми многочисленными Собраниями Бахаи, которые я представляю". На протяжении все лет своего служения Шоги Эффенди всегда старался ясно дать понять чиновникам, что, хотя он и является Главой Веры, за ним стоят ряды Бахаи других стран, которые всеми силами готовы поддержать его призывы и требования; и, выражая свою благодарность, он часто присовокуплял к ней чувства признательности, испытываемые верующими во всем мире.
Хотя Хранитель по уже упомянутым причинам не посещал официальные правительственные мероприятия, он нередко и охотно приглашал чиновников к себе. Вот отрывок из его письма Кейту-Роачу: "... Рад возможности пригласить Вас завтра на чай во второй половине дня, мы смогли бы обсудить несколько вопросов... Мы могли бы встретиться и в Гостинице, если это для Вас удобнее, в любое подходящее Вам время". 27 декабря 1936 года в любезном письме с пометкой "лично" Кейт-Роач благодарит Шоги Эффенди "за очаровательные, прекрасные рождественские поздравления". Он не только благодарил Шоги Эффенди за присланный в подарок букет цветов, но и - часто - за различные книги Бахаи, которые он весьма ценил.
После свадьбы Хранителя в марте 1937 года Кейт-Роач писал  ему: "Разрешите от всего сердца поздравить Вашу супругу и Вас в связи с бракосочетанием и пожелать и в дальнейшем плодотворно трудиться на ниве тех славных дел, которую уготовал для вас Господь. Сообщите, когда я могу навестить вас. С глубоким уважением..." На это столь искренне и теплое письмо Шоги Эффенди ответил в тот же день, 23 апреля: "Глубоко тронут чувствами, которые Вы выразили по поводу моей женитьбы. Для меня чрезвычайно дороги Ваши добрые пожелания, и я всегда буду с чувством благодарности вспоминать о помощи, которую Вы оказывали мне в моей нелегкой работе. Буду очень рад видеть Вас в любой удобный для Вас день. С чувством искренней благодарности за Ваше послание..." Вскоре после этого Кейт-Роач получил назначение на пост Районного  комиссара в Иерусалим, но дружеские отношения между ним и Хранителем не прерывались, и несколько лет спустя мы поздравляли его с женитьбой, с своих предыдущих письмах он не раз делился с нами своими матримональными планами. Поскольку мы практически не располагаем воспоминаниями об отношении Шоги Эффенди к его приятелям, не принадлежавшим к Вере, я подробно остановлюсь на переписке с Кейтом-Роачем, так как она приоткрывает для нас еще одну грань многосторонней натуры Хранителя.
Сразу же по возвращении в Святую Землю после кончины Учителя Шоги Эффенди начал проводить четкую политику, информируя местные власти и, прежде всего, правительство в Иерусалиме не только о своих планах, но и своих трудностях и различных критических ситуациях, таких как захват ключей от Усыпальницы Бахауллы в Бахджи и Его Дома в Багдаде, равно как и о гонениях и притеснениях, которым подвергалась  Вера. Начиная с первого письма Верховному комиссару, другу Абдул-Баха, сэру Герберту Сэмюэлю, которое он послал 16 января 1922 года, Шоги Эффенди поддерживал контакт с правительством вплоть до конца своих дней - сначала с британским, позднее с израильскими представителями. Когда Шоги Эффенди весной 1922 года, подавленный и больной, покинул Палестину, он оповестил сэра Герберта о мерах, принятых  им для обеспечения безопасности Дела во время своего отсутствия; после возвращения в Хайфу 15 декабря того же года он 19-го телеграфирует сэру Герберту: "Примите мои наилучшие пожелания и знаки уважения в связи с моим возвращением в Святую Землю и приступлением к моим официальным обязанностям".
В мае 1923 года Шоги Эффенди вновь информирует губернатора Хайфы и Верховного комиссара о происходящих событиях, в частности о том, что "Духовное Собрание Бахаи в Хайфе официально восстановлено"; "согласуя свою деятельность со мной, - пишет он далее, - оно будет управлять всеми местными делами в районе.  Я недавно известил об этом его превосходительство Верховного комиссара..."  В письме, о котором он упоминает, датированном 21 апреля, заявляется, что Хранитель прилагает экземпляр своего недавнего послания общинам Бахаи Запада, повторяющего текст письма на персидском, обращенного к общинам Бахаи Востока: "Поскольку в Вашем последнем письме Вы изъявили желание узнать о мерах, предпринимаемых для упрочения стабильности Движения Бахаи... то я буду только рад пролить дополнительный свет на любой вопрос, который может возникнуть у Вашего Превосходительства в связи с прилагаемым письмом или любой другой проблемой, касающейся интересов Движения в целом".
Невозможно подробно пересказать всю тридцатишестилетнюю историю отношений Шоги Эффенди с властями, сначала палестинскими, а позднее - израильскими. То, что ему удалось завоевать и поддерживать их доброе расположение, пользоваться их сотрудничеством в различных начинаниях, предпринимаемых во Всемирном Центре, а также из признания Центра как исторического сердца Веры Бахаи, могущей пользоваться теми же правами, что и другие религии на Святой Земле - и даже в некоторых отношениях несколько большими правами - все это перед лицом непрекращающихся клеветнических нападок многочисленных врагов, которые открыто или тайно противились каждому шагу Хранителя, свидетельствует о необычайной мудрости и терпении, которые отличали Шоги Эффенди как руководителя Дела Божия.
Когда срок назначения сэра Герберта Сэмюэля подходил к концу, 15 июня 1925 года, Хранитель направил ему одно из тех посланий, которые так действенно укрепляли связи и атмосферу доброжелательства в отношениях между Шоги Эффенди и властями, выражая от себя лично и от имени всех Бахаи неизменное чувство благодарности и глубокой признательности за "доброе и великодушное участие, которое Его Превосходительство принимал в решении различных проблем, преследовавших верующих после кончины Абдул-Баха... Помня об актах симпатии и доброй воли, которую демонстрировала палестинская администрация под Вашим руководством, Бахаи уверенно направят свои усмлия, дабы внести свою лепту в материальное процветание и духовное развитие земли, столь священной и дорогой для них". Сэр Герберт  живо откликнулся на это письмо: "... Я был чрезвычайно рад на протяжении всех пяти лет моей службы поддерживать самые дружеские отношения с Общиной Бахаи в Палестине и очень ценю те проявления доброй воли,  которые она не раз высказывала по отношении к администрации и лично ко мне".
Когда в 1929 году в Палестине произошли волнения, Хранитель отправил 10 сентября крайне важное письмо тогдашнему Верховному комиссару, сэру Джону Ченеллору:

Ваше Превосходительство:
С чувством глубокого сожаления я узнал о пагубных событиях в Палестине и, находясь вдали от дома, спешу выразить Вашему Превосходительству искреннее сочувствие и мою внутреннюю солидарность перед лицом вставшей перед Вами нелегкой задачи.
Палестинская Община Бахаи, которая по религиозным причинам глубоко  связана с этой землей, всей душой скорбит о диких вспышках религиозного фанатизма, и я осмеливаюсь надеяться, что, по мере того как влияние идеалов Бахаи будет распространяться, они окажутся в состоянии в будущем оказывать растущую поддержку Вашей администрации в выработке духа добрососедства и терпимости среди религиозных общин Святой Земли.
Чувствую настоятельную необходимость предложить Вашему Превосходительству от имени Общины некоторую сумму как вклад в облегчение страданий и нужд других людей, независимо от расы и вероисповедания...

В том же 1929 году, 4-го мая Шоги Эффенди подал от лица Общины Бахаи в Хайфе официальную петицию в правительство, в результате чего получил разрешение осуществлять в соответствии с законом  Бахаи такие дела, касающиеся личного статуса, как заключение браков; таким образом, в этом отношении  Бахаи уравнялись в правах с иудейской, мусульманской и христианской общинами в Палестине. Шоги Эффенди приветствовал это как "шаг огромного значения, не имеющий себе равных в религиозной истории какой бы то ни было страны". Брак самого Хранителя был официально зарегистрирован в полном соответствии с законами Бахаи и именно в результате этой, одержанной им во имя Веры победы.
Одним из занимавших важную должность Верховного комиссара в годы, когда Дело начало добиваться ощутимых результатов в борьбе за признание своего независимого статуса, был  сэр Артур Вочоуп, который, так же как и полковник Саймс лично симпатизировал Шоги Эффенди и который, как можно предположить, понимал, сколь велик груз ответственности, легший на плечи молодого человека, назначенного Главой Веры Бахаи. Именно в период его управления - который частично совпал со сроком пребывания Кейта-Роача на посту Районного комиссара в Хайфе, - были одержаны великие победы в завоевании определенных уступок со стороны властей; самой важной из них вслед за правом Общины руководствоваться собственными законами, регулирующими статус личности,  - было освобождение  от налогов всех земельных участков, окружающих Усыпальницу Баба на горе Кармель. В отличие от большинства прочих Верховнымх комиссаров сэр Артур, по-видимому, лично встречался с Шоги Эффенди, поскольку он упоминает об этом в некоторых из своих писем.
В письме от 26 июня 1933 года сэр Артур заявляет: "Получил Ваше письмо от 21 июня и спешу поблагодарить Вас за него, а также хочу заверить Вас, что как только дело, о котором Вы упоминаете, будет доложено на Палестинском Совете по Святым Местам, я рассмотрю его самым внимательным образом. Также получил выпуски "Бахаи Уорлд" за 1930-32 годы. Чрезвычайно благодарен Вам за эту крайне интересную книгу... Надеюсь еще раз посетить прекрасные Сады, разбитые Вами на склонах холмов в окрестностях Хайфы".
13 марта 1934 года Шоги Эффенди пишет сэру Артуру: "... Поскольку дело, о котором недавно было доложено Вашему Превосходительству, относительно Усыпальниц Бахаи на горе Кармель имеет жизненно важное международное значение, я попросил мистера Х... приехать в Палестину, чтобы посоветоваться со мной о нем. Буду крайне признателен, если Ваше Превосходительство любезно согласится с мистером Х... чтобы окончательно выяснить один или два пункта, которые мне не до конца понятны и от которых будут зависеть мои будущие действия в этом вопросе". 1 мая того же года Шоги Эффенди вновь пишет ему: "Глубоко признателен за радушное и ободряющее послание с планом благоустройства Общиной Бахаи склонов горы Кармель, присланный Вами с мистером Х... Ваш план добавил мне энтузиазма. К сожалению, существуют весьма влиятельные силы, которые всячески стараются помешать его воплощению. С одной стороны, это просто недальновидные государственные деятели, прилагающие все усилия к тому, чтобы развернуть работы на северном склоне горы Кармель с целью извлечь скорейшую выгоду. Однако куда более опасными для нашего плана представляются те, кто решительно  ищет путей пресечь все усилия, предпринимаемые последователями Бахауллы. Мы полагаем, что именно эти люди поддерживали дело, возбужденное против нас Дометом (Думитом), почему мы и посчитали себя вправе отвести дело из суда и представить его на личное рассмотрение  Вашего Превосходительства... С наилучшими пожеланиями и с просьбой еще раз принять заверения  в моей признательности Вашему Превосходительству за доброжелательность и поддержку..." Дело, о котором идет речь, тянувшееся четыре года, было наконец прервано в 1935 году в связи с подписанием контракта на при обретение земель Думита, после чего Шоги Эффенди телеграфировал Американскому Духовному Собранию, что собирается зарегистрировать их на имя палестинского филиала. Интересно, что в послании Бахаи Хранитель транслитерировал имя, чего не сделал в письме Верховному комиссару.
Какое-то время Шоги Эффенди предпринимал попытки освободить от налогообложения собственность Бахаи вокруг Усыпальницы Баба, и в конце концов ему это удалось. За официальными строчками письма сэра Артуру от 11 мая 1934 года сквозит внутреннее торжество по поводу очередной одержанной победы:
Ваше Превосходительство:
Недавно получил от Районного комиссара в Хайфе радостное известие о том, что петиция об освобождени от налогообложения собственности Бахаи на горе Кармель была одобрена правительством.
Спешу выразить Вашему Превосходительству от имени Всемирной Общины Бахаи и от себя лично нашу глубокую признательность за доброжелательный и действенный интерес, проявленный Вашим Превосходительством в этом деле, интерес, который, я в этом нисколько не сомневаюсь, в значительной степени повлиял на благополучный исход. Смею  надеяться на дальнейшую поддержку Вашим Превосходительством нашего плана постепенного благоустройтсва этой собственности в интересах жителей Хайфы, к чему решение правительства ныне открывает возможность.
На это письмо сэр Артур лично ответил пять дней спустя:
Дорогой Шоги Эффенди,
Благодарю Вас за письмо от 11 мая и за те теплые слова, которые оно содержит. Я всегда очень доброжелательно относился к Вашему проекту благоустройства склонов горы Кармель и надеюсь, что меры по освобождению от налогов помогут Вам довести до конца Ваше замечательное предприятие.
Искренне Ваш.
Артур Вочоуп.
В другом письме Верховный комиссар сообщает: "Чрезвычайно благодарен Вам за любезно присланный экземпляр "Глашатаев Зари". Обязательно прочту книгу с большим интересом, ведь Вы знаете, как глубоко поразил меня этот прекрасный рассказ, который я впервые услышал в Персии. Книга очаровательно выглядит,  иллюстрации же и репродукции лишь увеличивают ее  привлекательность. Еще раз благодарю за Ваше теплое отношение и чудесный подарок..." Сохранились и письма, в которых сэр Артур благодарит Хранителя за "Крупицы" и очередные выпуски "Бахаи Уорлд". Последнее письмо, присланное этим человеком в феврале 1938 года, человеком, который, занимая столь высокий пост, помогал Шоги Эффенди одерживать кардинально важные победы во Всемирном Центре Веры, - проникнуто характерным для него духом учтивости и доброты: "... Я всячески старался навестить Вас в Хайфе, чтобы своими глазами увидеть, каких Вы добились успехов в разведении Садов, и лично попрощаться с вами...  К сожалению, ввиду чрезвычайной занятости в последние дни... это мне не удалось, так что использую хотя бы письменную  возможность попрощаться с Вами и выразить свои наилучшие пожелания Общине Бахаи". В верху письма он приписал от руки: "Слышал, что Ваши сады все красивее год от года".
К тому времени, когда срок Мандата подходил к концу и исстрадавшийся народ Палестины готовился отстаивать его в нелегкой борьбе, Организация Объединенных Наций назначила специальную комиссию по Палестине, которую возглавлял судья Эмиль Сендстрем. 9 июля он прислал Шоги Эффенди письмо из Иерусалима, в котором сообщал, что в рамки компетенции данной комиссии входит самое тщательное рассмотрение религиозных интересов исламской, иудейской и христианской общин на территории Палестины, и присовокуплял: "Буду признателен, если Вы представите мне письменное свидетельство касательно религиозных интересов Вашей Общины в Палестине". Поскольку ответ Шоги Эффенди представляет для Бахаи историческую значимость, я процитирую его полностью:

14 июля 1947 года
Мистеру Сендстрему,
Председателю
Специальной Комиссии Организации Объединенных
Наций по Палестине.

Сэр:
Получил Ваше любезное письмо от 9 июля, в связи с чем хочу поблагодарить Вас за представленную мне возможность предложить Вашему вниманию и вниманию Ваших уважаемых коллег заявление, касающееся отношения Веры Бахаи к Палестине, а также нашей позиции по вопросу о будущих изменениях в статусе этой священной земли, ставшей яблоком раздора.
Дабы создать у Вас более полное представление о Вере Бахаи, прилагаю к этому письму краткий очерк ее истории, целей и значения, равно как и небольшую брошюру, в которой излагаются наши взгляды на современное состояние мира и путей, по которым, как мы надеемся и верим, он должен и будет развиваться.
Положение Бахаи в этой стране в определенной мере уникально: хотя Иерусалим это духовный центр христианства, он не является административным центром Римской церкви ни какой-либо иной христианской конфессии. Подобным же образом, хотя мусульмане и рассматривают его как место, где расположена  одна из самых священных  усыпальниц ислама, святыни Веры Мухаммада и центр паломничества магометан находятся на Аравийском полуострове, а не в Палестине. Единственные, кто может притязать на связь с этой землей хотя бы отчасти в той же мере, в какой это делают Бахаи, - иудеи, поскольку в Иерусалиме находятся руины их священного Храма и в нем же располагались религиозные и политические учреждения, связанные с их прошлым. Но даже иудеи в одном отношении уступают Бахаи, так как на палестинской земле похоронены все трое Основоположников нашей религии и Палестина не только центр паломничества Бахаи всего мира, но и постоянный центр нашего Административного Порядка, Главой которого я имею честь являться.
Характер Веры Бахаи целиком и полностью лишен политической окраски, и мы не становимся ни на одну из сторон в разворачивающемся ныне трагическом конфликте, которому суждено определить будущее Святой Земли и населяющих ее народов, и не можем сделать какого бы то ни было заявления или дать совет, каким должно быть политическое будущее этой страны. Наша цель - установление мира во всем мире, наше желание и наша мечта - видеть торжество справедливости во всех сферах человеческого общества, включая политику. Многие приверженцы нашей Веры происходят из мусульманской и иудейской среды, поэтому мы без предрассудков относимся и к той и к другой стороне и постоянно заботимся о том, чтобы примирить их для их же пользы и на благо всей страны.
Однако,  какое бы решение относительно будущего Палестины ни было принято, нас прежде всего беспокоит, чтобы тот, кто станет представлять власть в Хайфе и Аккре, признал тот факт, что в этих городах расположен духовный и административный центр всемирной Веры, и чтобы независимость этой Веры, ее право управлять своими международными делами из своего Центра, право Бахаи из любой страны земного шара посещать его в качестве паломников (пользуясь теми же привилегиями, какими пользуются иудеи, мусульмане и христиане, посещая Иерусалим) были официально признаны и постоянно охранялись.
Усыпальница Баба на горе Кармель, расположенная там же Гробница Абдул-Баха, находящийся вблизи ее Дом паломников Востока, сады и террасы, окружающие эти места (открытые для посещения представителями всех конфессий), Дом паломников Запада, у подножия горы Кармель, резиденция Главы Общиныы, несколько домов и садов в Аккре, связанных с заточением Бахауллы в этом городе, Его Святая Гробница в  Бахджи, в окрестностях Аккры, Его Дворец, который ныне сохраняется как историческая достопримечательность и музей (доступ в Гробницу и Дворец также открыт для верующих всех конфессий), равно как и ряд строений и земельных участков в долине Аккры - все это является собственностью Бахаи в Святой Земле. Кроме того следует отметить, что практически вся эта собственность освобождена от государственных и муниципальных налогов как имеющая религиозный характер. Некоторые из этих обширных владений являются собственностью палестинского филиала Национальных Духовных Собраний Соединенных Штатов и Канады, признанных как религиозные организации в согласии с законами страны. В будущем еще несколько Национальных Собраний Бахаи, через свои палестинские филиалы, станут владельцами части международных фондов Веры в Святой Земле.
Ввиду вышеизложенного прошу Вас и членов Вашей Комиссии учесть охрану прав Общины Бахаи в представлениях, которые будут сделаны Организацией Объединенных Наций в связи с будущим Палестины.
Позвольте мне использовать эту возможность, чтобы выразить Вам и Вашим коллегам мою глубокую признательность за тот дух, в котором вы проводили ваше расследование в непростых условиях, царящих ныне в Святой Земле. Верю и молюсь о том, что итогом ваших дискуссий станет скорое и справедливое решение клубка запутанных проблем, сложившихся в Палестине.
Преданный Вам
Шоги Раббани

Следует помнить о том, что единственным из видных людей занимавших разные посты и не бежавших из Палестины накануне Войны за Независимость, был Шоги Эффенди. Этот факт не ускользнул от внимания новых властей. Такого рода поступками Хранитель внушал людям из иной среды, не имевшим основания верить ему на слово, представление о себе как о человеке безукоризненно цельном и строго приверженном тому, что он полагал правильным курсом, которым под его руковоством движется Веры Бахауллы. В значительной степени благодаря этому, а также знанию того, что такое на самом деле Учение Бахаи, о чем авангард еврейского Движения за Независимость был уже достаточно хорошо осведомлен, новые власти с чрезвычайной готовностью шли на самое разнообразное сотрудничество. Одним из первых жестов, предпринятых в том время, когда бои еще продолжались, было помещение на Усыпальнице Бахауллы, более удаленной и изолированной, чем Усыпальнице Бахауллы, более  удаленной и изолированной, чем Усыпальницы Хайфы, таблички с надписью "Zien Sainte", или "Святое Место", что обеспечивало Святыне почтительное отношение со стороны всех евреев.
Тем не менее старая проблема - как добиться соответствующего к себе отношения во время официальных церемоний, - стоявшая перед Хранителем еще при старой администрации, продолжала сохранять свою остроту и при новой власти. В январе 1949 года мистер Бен Гурион, премьер-министр Временного правительства, прибыл в Хайфу с первым официальным визитом, и мэр города, естественно, пригласил Шоги Эффенди присутствовать на приеме, который давали в муниципалитете в честь премьера. Перед Хранителем встала довольно сложная дилемма: его отсутствие, как бы он его не мотивировал, навеняка было бы воспринято как оскорбление нового правительства; с другой стороны, отправься он на прием, он неизбежно смешался бы с толпой и никакой речи не могло бы идти о соблюдении подобающего этикета (что подтвердил и мой отец, посетивший мэрию в качестве официального представителя Шоги Эффенди). Тогда Хранитель решил, что поскольку присутствие на официальных приемах для него исключено, а выразить любезность в отношении премьер-министра нового государства более чем желательно, он нанесет Бен Гуриону частный визит. Дело было улажено с большим трудом, благодаря стараниям мэра Хайфы, Шабатая Леви, так как время пребывания премьер-министра в Хайфе было крайне ограничено: до первых всеобщих выборов в новом государстве оставалось всего два дня.
Встреча, продлившаяся около четверти часа. состоялась вечером в пятницу, 21 января, в частном доме на горе Кармель, где остановился Бен Гурион. Премьер часто расспрашивал Шоги Эффенди о Вере, о том, какое положение занимает он сам, и попросил Хоанителя подобрать для него какую-нибудь книгу, из которой он мог бы узнать больше о Бахаи; ответив на вопросы Бен Гуриона, Шоги Эффенди обещал послать ему экземпляр своей книги "Бог проходит рядом", что он позднее и сделал и за что премьер-министр искренне поблагодарил его.
Типичным для всей истории Дела и для  проблем, с которыми оно постоянно сталкивалось, было появление 20 декабря 1948 года в ведущей англоязычной газете пространной статьи, где в самых благожелательных выражениях излагалось учение Веры и упоминалось положение Шоги Эффенди как ее Всемирного Главы. 28 января 1949 года в разделе писем этой же газеты было опубликовано краткое, но весьма заявление, подписанное "Обозреватель Бахаи при ООН", категорически опровергавшее статью и утверждавшее, что "мистер Раббани не является ни Хранителем веры Бахаи, ни ее Всемирным  Главой"; как источник более подробной информации заявление  рекомендовало Новое Историческое Общество в Нью-Йорке. Поскольку никакого "Обозревателя Бахаи при ООН" никогда не существовало, было очевидно, что шаг этот предпринят по указке вновь преисполнившихся надежд нарушителей Завета, старавшихся очернить Шоги Эффенди в глазах  новой власти и отвлечь внимание от его положения, ссылаясь на жалкую кучку сторонников Ахмеда Сохраба в Америке. Когда позднее, в 1952 году, нарушители Завета в Бахджи возбудили в местном суде дело против Шоги Эффенди, требуя сноса старого здания, расположенного рядом с Дворцом Бахауллы, Сохраб безуспешно пытался оказать давление на  министра по делам религий с целью дискредитировать требования Бахаи. С такими порой явными, порой скрытыми нападками пришлось столкнуться Хранителю на пороге нового этапа развития Веры в ее Всемирном Центре.
Теплое, дружеское отношение властей к самому Шоги Эффенди и к Вере Бахаи нашло отражение во многих документах. И слова подкреплялись делами: число зримых свидетельств признания государством статуса Веры в ее международном штабе росло.
Шоги  Эффенди давно мечтал взять под свой контроль Дворец в Мазра-йе, где Бахаулла впервые поселился, когда навсегда покинул стены города-тюрьмы, Акки. Эта собственность, ранее принадлежавшая исламской церкви, к тому времени утратила былых хозяев. Правительство намеревалось превратить ее в дом отдыха для государственных чиновник. Все попытки добиться через соотвутствующие ведомства прав на эту собственность не давали результата до тех пор, пока Шоги Эффенди прямо не обратился к Бен Гуриону, объяснив значение Дворца для Бахаи и свое желание, чтобы паломники могли посещать это место, столь тесно связанное с Бахауллой. Последовало личное вмешательство премьер-министра, и здание было передано Бахаи как историческая достопримечательность. 16 декабря 1950 году Шоги Эффенди с гордостью оповестил мир Бахаи, что ключи от Дворца доставлены ему израильскими властями после более чем пятидесятилетнего перерыва.
Дела Община Бахаи в вопросах, касающихся повседневных контактов с правительством в связи с работой Всемирного Центра, были переданы под юрисдикцию министерства по делам религий, и в первое время ими ведал глава департамента, занимавшегося делами мусульманской общины. Шоги Эффенди резко возражал против такой постановки вопроса, представлявшей Веру как в некотором смысле ветвь ислама. После ряда напряженных переговоров, 13 декабря 1953 года Хранитель получил от министра по делам религий письмо, адресованное "Его Превосходительству Шоги Эффенди Раббани, Всемирному Главе Веры Бахаи". В послании говорилось:
...Рад сообщить Вам о своем решении учредить в нашем министерстве особое ведомоство по делам Веры Бахаи. Надеюсь, оно окажет Вам помощь в вопросах, касающихся Центра Бахаи в нашем государстве.
Как министр по делам религий государства Израиль, хочу заверить Ваше Преосвященство, что все святыни, равно как и Всемирный Центр Веры Бахаи, будут взяты под охрану государства.

Одержанная победа была тем более своевременной, что последовала непосредственно вслед за уже упоминавшимся судебным процессом против Шоги Эффенди, возбужденным нарушителями Завета в связи со сносом дома, прилагавшего к Усыпальнице и Дворцу Бахауллы в Бахджи. Никогда не упуская случая публично унизить и дискредитировать Главу Веры, будь то Абдул-Баха или Хранитель, они имели дерзость призвать Шоги Эффенди в суд как свидетеля. И вновь, крайне обеспокоенный за честь Веры в ее Всемирном Центре, Шоги Эффенди прямо обратился к премьер-министру, направив к нему в Иерусалим в качестве своих представителей Президента, Генерального Секретаря и Освобожденного Члена Международного Совета Бахаи, которого он специально вызвал из Италии, чтобы они осуществили намеченную им стратегию. Визиты предствителей Шоги Эффенди в столицу Израиля оказались успешными, и, мотивируя свое решение тем, что вопрос носит чисто религиозный характер, правительство изъяло его из-под юрисдикции гражданского суда. Когда интриганы поняли, что их план унизить Шоги Эффенди терпит крах, они изъявили желание уладить дело путем переговоров. Такой исход вполне устраивал власти и Общину Бахаи, что явствует из писем, адресованных Хранителю двумя членами администрации премьер-министр - людьми, которым Вера многим обязана за их искренние усилия, направленные на защиту ее интересов в этот период:
Канцелярия премьер-министра
Иерусалим, 19 мая, 1952
Его Преосвященству Шоги Раббани,
Всемирному  Главе Веры Бахаи.
Хайфа.

Ваше Преосвященство,
Мне поручено уведомить Вас о получении Вашего письма  от 16 мая на адрес премьер-министра.
Не сомневаюсь, что Вы уже знаете, что спор между Вами  как Всемирным  Главой Веры Бахаи и членами семьи основателя Веры разрешен и следовательно нет необходимости приниматьы административные меры для решения данной проблемы.
Позвольте мне выразить Вам нашу благодарность за ту мудрую и благожелательную позицию, которую Вы заняли  в упомянутом конфликте и которая позволила нам принять справедливое и, как мы полагаем, долгосрочное решение касательно лиц, желавших раздора.
Премьер-министр заверяет Вас в своем глубоком личном уважении и шлет Вам наилучшие пожелания.
Искренне Ваш,
С. Эйнат
Советник по правовым вопросам

Второе письмо пришло от Вальтера  Эйтана, Генерального директора Министерства иностранных дел, оно было адресовано Шоги Эффенди и отослано 20 мая того же года:
... Приложив со своей стороны все усилия, чтобы помочь Вашему Преосвященству в решении этого, столь долго дискутировавшегося вопроса, я с огромным удовлетворением узнал сегодня утром о том, что достигнуто полное соглашение. Искренне верю, что это кладет конец беспокойствам лично для Вас и для всей Общины Бахаи и что теперь Вы сможете приступить к беспрепятственному осуществлению всех Ваших планов.
Важно отметить, что во всех этих письмах подчиненных президента Шоги Эффенди именуется "Ваше Преосвященство"; конечно, хотя этот титул далеко не соответствует его высокому положению, однако он был принят еще в самом начале служения Хранителя, но никогда не употреблялся официально до образования самостоятельного еврейского государства.
Сердечные отношения, установившиеся между Хранителем и официальными лицами государства Израиль, побудили Шоги Эффенди завести речь о возможном посещении президентом Усыпальницы в Хайфе; когда было получено известие о том, что президент склонен согласиться на подобное приглашение, Шоги Эффенди пригласил его официально и началась подготовка к утру 26 апреля 1954 года, поскольку начальник президентской канцелярии уведомил Шоги Эффенди, что президент именно в этот день "будет рад нанести официальный визит". В намеченное время президент с супругой, в сопровождении двух чиновников, прибыли в дом Учителя, где после небольшого завтрака Хранитель преподнес им в память об их визите персидский альбом в серебряном переплете, иллюстрированный  миниатюрами и содержащий несколько фотографий Усыпальниц. Затем президент и сопровождающие его лица вместе с Шоги Эффенди и его окружением проследовали в сады на горе Кармель. То, что впервые за всю историю Дела президент независимого государства нанес официальный визит подобного рода, явилось очередным краеугольным камнем развития Всемирного  Центра Веры. Президент и сопровождавшие его проявили знаки глубочайшего уважения перед Усыпальницей Баба: прежде чем войти в нее, они сняли туфли, как это делаем мы, мужчины же оставались в шляпах, как это делаем мы, мужчины же оставались в шляпах, как принято у евреев, чтобы выразить почтение к святыне; глубоко волнующе было видеть застывших перед порогом президента Бен Цви рядом с Шоги Эффенди - президента в его европейской шляпе и Хранителя в его привычной черной феске. После кратких пояснений Шоги Эффенди, выйдя из Усыпальницы, мы все вместе обошли сады и попрощались у Дома паломников Востока, где ожидала президентская машина.
29 апреля президент отправил личное послание Хранителю: "Я хотел бы выразить благодарность за Ваше дружелюбие и гостеприимство, а также за время, проведенное с большим интересом в прекрасных Садах и великолепной Усыпальнице... Я глубоко ценю дружеское отношение Общины Бахаи к Израилю и искренне надеюсь, что нам всем доведется увидеть, как крепнет дружба между всеми народами земли". 5 мая Хранитель ответил на послание президента не менее радушным письмом: "... Для меня было великим удовольствием встретиться с Вашим Превосходительством и миссис Бен Цви и показалть Вам одно из мест паломничества Бахаи в Израиле... С Вашего позволения миссис Раббани и я, в сопровождении мистера Айоаса, желали бы нанести ответный визит Вашему Превосходительству и миссис Бен Цви в Иерусалиме..." Ответный визит был намечен на вторую половину дня 26 мая; за чаем мы провели врея в приятной беседе с президентом и его супругой, тоже по-своему яркой личностью, как и ее муж, и не менее привлекательной. В промежутке между этими двумя визитами Шоги Эффенди послал президенту несколько книг Бахаи, которые обещал ему, на что президент ответил благодарностью и заверениями, что прочтет их с большим интересом. Скрупулезный во всех без исключения делах Шоги Эффенди 3 июня писал президенту: "Хочу поблагодарить Вас и миссис Бен Цви за вашу доброту и гостеприимство. Миссис Раббани и я остались крайне довольны нашей встречей, и я уверен, что Ваше посещение Святынь Бахаи, равно как и наш визит в столицу Израиля, послужили укреплению взаимного уважения и связей, объединяющих Бахаи и народ и правительство Израиля. С самыми теплыми пожеланиями Вам и миссис Бен Цви..." Так завершилась еще одна памятная глава в процессе завоевания признания Всемирного Центра Веры.
Хотя главные дела Всемирного Центра обычно улаживались в Иерусалиме в непосредственном контакте с высокопосталенными чиновниками, значительная часть работы осуществлялась с помощью муниципальных властей в Акке и Хайфе, особенно в Хайфе. Интересно, что из всех многочисленных контактов Общины Бахаи с муниципальными инженерами Хайфы первый состоялся еще при жизни Самого Абдул-Баха, когда д-р Циффрин предложил Его рассмотрению проект монументальной лестницы и кипарисовой аллеи, которая вела бы от расположенной у подножия горы Кармель старой колонии тамплиеров вверх, к Усыпальнице Баба. Учитель не только одобрил предложенный план, но и выделил землю для его осуществления, а также возглавил список подписчиков для сбора средств на "Монументальную Лестницу Баба" - так назывался этот проект - пожертвовав сто фунтов.
Помимо борьбы, которую Шоги Эффенди искусно и настойчиво вел за предоставление городскими властями концессий и за признание ими уникальног статуса Веры Бахаи в Хайфе и Акке - двух городах, образующих Всемирный Центр, он поддерживал дружеские отношения сотрудничества с мэром Хайфы в том, что касалось многих муниципальных начинаний, включая поддержку, которую он оказывал властям - будь то муниципалитет или, в более ранню пору, Районный комиссар, когда им требовалась финансовая помощь в благотворительной работе.
Письмо, направленное Шоги Эффенди в первые годы своего служения, 7 февраля 1923 года, полковнику Саймсу, как нельзя лучше отражает его политику и позицию, занятую им в подобного рода делах: "Я недавно  узнал о благотворительном бале, который миссис Саймс организует в помощь беднякам Хайфы. Памятуя о том, что возлюбленный Учитель оказывал нуждающимся постоянную поддержку, и искренне желая следовать по Его стопам, я прилагаю к этому  письму 20 фунтов как личный вклад в собираемый фонд... Полагаю, что Вы прекрасно провели время в Египте, и надеюсь в ближайшем будущем встретиться с Вами и миссис Саймс..." Те же чувства он выражает с неменьшей силой два года спустя в дргом письме полковнику: "Внимательное изучение Вашего циркуляра от 16 февраля 1925 года, где упоминается об учреждении Благотворительного фонда Хайфы, заставило меня вспомнить о глубоком интересе, который Абдул-Баха проявлял по отношению к благотворительным организациям. Вдохновляемый теми же чувствами и желая следовать по стопам возлюбленному Учителя, спешу передать Вам сумму в 20 фентов для облегчения страданий бедняков Хайфы".
Видя людей в бедственном положении, Шоги Эффенди всегда тепло  откликался на их нужды. В апреле 1926 года он писал  Комиссару Северного района:  "Прекрасно понимая, сколь тяжелы страдания, причиненные недавними беспорядками, и памятуя о любви и заботе, которую Абдул-Баха всегда проявлял к страждущим и нуждающимся, я с большой радостью вношу 309 фунтов как мой личный вклад для облегчения положения бедных и лишенных крова... Заранее признателен, если Вы время от времени будете уведомлять меня о требующейся помощи, где бы и кто бы в ней не нуждался". В 1927 году он вновь откликается на стихийное бедствие, направляя в государственный секретариат в Иерусалиме 100 фунтов как свой вклад  в Фонд борьбы с последствиями землетрясения. На протяжении многих лет, в больших или меньших масштабах, он следовал примеру Учителя, прозванного "Отцом Бедняков".
То, что эта финансовая помощь, связання с той или иной необходимостью, встречала теплый прием, самоочевидно: так, Комиссар Северного района в 1934 году благодарит Шоги Эффенди за его "великодушных вклад в дело облегчения тяжелого положения в Тивериаде", а также за его "дружеское послание", которое комиссар обещает передать "Районному комиссару Тивериады". В 1950 году Председатель муниципальной комиссии и мэр Хайфы благодарит Шоги Эффенди за присланные им 500 фунтов - "великодушный вклад  Вашего Преосвященства, направленный на облегчение положения бедняков Хайфы. в связи со столетней годовщиной Мученической Смерти Баба". Делая такого рода вклады, Хранитель практически неизменно добавлял, что они "должны распределяться  поровну среди нуждающихся членов всех общин безотносительно к их национальности и вероисповеданию".
Общая политика Веры в вопросах благотворительности отчетливо выражена в письме от 7 мая 1929 года, адресованном мэру Хайфы, в котром Хранитель уведомляет  его о получении циркуляра касательно борьбы с нищенством в Хайфе и заявляест: "К счастью, эта проблема не затронула  Общину Бахаи, поскольку любое вымогательство строго запрещено нашими законами. Тем не менее я ценю важность и своевременность принимаемых Вами мер и с удовлетворением прилагаю чек на 50 фунтов от имени Общины Бахаи в поддержку любого плана, который разработает муниципалитет для облегчения положения бедняков и помощи нуждающимся в Хайфе.  Заверяю Вас, что члены Общины будут жестко соблюдать любые ограничения, которые могут быть  введены".
В годы, когда народ Палестины, а впоследствии Израиля, переживал большие трудности, только в промежутке между  1940  и 1952 годом, Хранитель передал мунициаалитету Хайфы более десяти тысяч долларов на нужды бедняков всех вероисповеданий. Помимо этой помощи, оказываемой через правительство и муниципальные органы, он откликался на призывы многих благотворительных обществ, оказывал индивидуальную моиощь тем, кого считал достойным, и даже иногда жертвовал деньги на некоторые особые цели мечети в Хайфе. Зачастую он делал неожиданные, спонтанные пожертвования: так, он внес 100 фунтов на счет государственной психиатрической лечебницы в Акке - она  помещалась в здании бывших турецких казарм - когда комнату, где жил Бахаулла, передали под опеку Бахаи, здесь же можно упомянуть сумму, пожертвованную им на сооржунеие Института физики, начатое Вейцмановским национальным мемориальным обществом.
Впрочем, не одними лишь благотворительными даяниями демонстрировал он местным властям свои добрые намерения. Практически на любую просьбу, с которой к нему обращались, он откликался с искренним, сердечным теплом. Хороший пример тому - переписка с мэром Хайфы, Аба Хоули, длившаяся на протяжении 1952 года. В Еврейском техническом колледже в Хайфе был намечен общенациональный симпозиум по проблемам просвещения, который должен был совпасть с еврейским праздником Ханука -  Праздником Света. Его Милость письменно уведомил об этом Шоги Эффенди. В письме говорилось: "Буду признателен, если и Вы также поддержите наши усилия по успешному проведению этой конференции и соблаговолите дать распоряжение о праздничной иллюминации прекрасной Усыпальницы на горе Кармель с 12-го по 19-ое декабря 1952 года включительно. Как обычно, в тех случаях, когда к нему обращались в учтивой форме, Шоги Эффенди тепло отозвался на просьбу мэра.
7 декабря он пишет ему:
Ваша Милость:
Ваше письмо от 30 ноября было получено мной по возвращении из Бахджи, и я хочу заверить Вас в том, что Община Бахаи будет счастлива оказать посильное содействие в том, чтобы Хайфа имела праздничный освещенный вид в дни проведения в Еврейском техническом колледже симпозиума по проблемам просвещения, особенно поскольку симпозиум этот проводится одновременно с праздником Ханука.
Я отдам распоряжения о том, чтобы Усыпальница была специально иллюминирована в этот период (и действительно, Усыпальница была залита светом каждую ночь после захода солнца), и, в свою очередь, хочу передать через Вашу Милость приглашение всем участникам и гостям Симпозиума - посетить Усыпальницу и сады в один из вечеров, когда они будут осматривать город, чтобы насладиться прекрасным зрелищем. Если Вы сможете уведомить  нас заранее, будут сделаны специальные приготовления и ворота Усыпальницы откроют для гостей.
Искренне Ваш,
Шоги Раббани
Всемирный Глава Веры Бахаи

Другой яркий пример того, как Шоги Эффенди вел себя в тех случаях, когда считал просьбу достойной внимания, - помощь, оказанная им в 1943 году, когда Районный комиссар Акки обратился к нему с письмом о возможном предоставлении для размещения начальной школы восьми комнат в доме Аббуда (это большое здание являлось местом паломничества бахаи). Шоги Эффенди отдал несколько комнат под школьные классы, сказав при этом, что не возьмет никакой платы.

Развитие Всемирного Центра Веры под эгидой Хранителя является одним из основных достижений его жизни, которое по важности своей может сравниться лишь с расширением и упрочением Дела на всем земном шаре. Об уникальном значении этого Центра Шоги Эффенди писал: "... Святая Земля - кибла всемирной общины, сердце, из которого непрестанно бьет источник животворящей жнергии Веры, центральная точка, вкруг которой разворачивается разнообразная деятельность предустановленного свыше Административного Порядка".
Когда в 1921 году Шоги Эффенди принял ответственность, возложенную на него Завещанием Абдул-Баха, собственность бахаи в Хайфе и Акке состояла из Усыпальницы Бахауллы в Бахджи, расположенной в доме, принадлежавшем наследникам дочери Бахауллы из рода Афнан, где Он был похоронен  после Своего вознесения; Усыпальницы Баба на горе Кармель, окруженной несколькими земельными участками, приобретенными еще при жизни Абдул-Баха, на одном из которых стоял Дом восточных паломников; из дома Аббуда, где Бахаулла много лет жил в Акке и котором Он повествует в Китаб-и-Акдас; Ризвана и прилегающих садов, а также дома Абдул-Баха в Хайфе. Дворец Бахауллы, расположенный рядом с Его Усыпальницей, был занят нарушителем Завета Мухаммадом Али; при этом почти вся собственность бахаи была зарегистрирована либо на имя нескольких членов семьи, либо  на немногих отдельных преподавателей общины. Таким ненадежным в целом было положение Веры и принадлежавшей ей собственности по отношению к закону, что проведенная Шоги Эффенди за годы его служения работа по сохранению и расширению этих Святынь и окружающих их земель, по из регистрации - во многих случаях на имя узаконенных местных палестинских филиалов различных Национальных Собраний Бахаи - и по освобождению их от муниципальных и общенациональных налогов, - работа эта кажется едва ли не чудом. Когда мы вспоминаем, что позиция Хранителя в 1922 году была  столь шаткой, что Мухаммад Али отважился захватить ключи от Святой Гробницы Бахауллы, что многие мусульманские и христианские деятели, завидуя мировому признанию, которым Абдул-Баха пользовался в последние годы Своей жизни, изо всех сил стремились опорочить Его юного преемника в глазах властей и что сам Шоги Эффенди, едва вступив в должность Хранителя, мгновенно столкнулся с очень серьезными проблемами самого разного рода, - мы не можем вновь не изумляться мудрости и искусству, с каким он управлял делами Всемирного Центра.
Героический век Веры миновал. Тот период, который Шоги Эффенди назвал Веком Строительства, открывался его служением и все время формировался при его непосредственном участии. Прекрасно понимая, что ни по своему положению, ни по своим способностям он не может сравниться с возлюбленным Учителем, Шоги Эффенди отказался подражать Ему в чем бы то ни было - в одежде, привычках, манере держаться. Поступать так он считал безрасудным и неуважительным. Новый день открылся в истории Дела - новый день, требующий новых методов работы. Наступала эра эмансипации Веры, признания ее незвимимого статуса, становления ее Уклада, строительства ее учреждений. Абдул-Баха приехал в Святую Землю будучи изгнанником, узником; хотя во время Своих поездок на Запад и в своих письмах Он мог провозглашать независимый характер Дела Своего Отца, в местных условиях Он не мог вплоть до конца Своих дней отрешиться от обычаев, так долго связывавших Его с преобладающей мусульманской традицией; вести себя некрасиво, причинять вред окружающим было не в духе учения Бахаи. Но Шоги Эффенди, только что вернувшийся после учебы в Англии, молодой, воспитанный на западный манер, мог сделать это. Как бы ни любили и ни уважали Абдул-Баха, Его не воспринимали Главой независимой всемирной религии, а скорее - святым героем великой духовной философии всемирного братства, человеком знатным и выдающимся среди палестинской знати. Он подчинял Себе окружающих неподражаемой силой личного воздействия. Шоги Эффенди понимал, что ему никогда не удастся добиться этого в обстоятельствах, сопрождавших начало его служения, да он и не стремился к этому. Его функция повсюду - особенно же во Всемирном Центре - сводилась к тому, чтобы завоевать признание Дела в качестве мировой религии, обладающей таким же статусом и прерогативами, как христианство, ислам и иудаизм.
С самого начала он учитывал тот факт, что если ему суждено основать Всемирный Центр на нужной основе в годы, когда Вера Бахаи неизбежно должна распространяться за рубежом, то его собственное положение - положение не местного или национального Главы  Веры, а ее Всемирного Главы - следует перевести на совершенно новое основание. Хотя Палестина и была священной землей для каждой из трех названных выше мировых релегий, она в то же время не являлась из духовным либо административным средоточием, и следовательно все эти страны находиилсь принципиально в ином положении, чем он. Он же, будучи Главой религии не меньшего масштаба и находясь непосредственно в ее духовном и административном средоточии, обладал правом превосходства по отношению к остальным религиозным Главам в стране. Но, хотя с самого начала своего служения Шоги Эффеди понимал это, он был достаточно мудр, чтобы сознавать, что у него нет ни малейшей надежды внушить эту точку зрения другим. Он нашел блестящий выход из положения, не ограничиваясь сферой деятельности Учителя и уклоняясь от прямого участия в различных социальных мероприятиях, будь то официальные или какие-либо другие. Он знал, что среди местных ученых мужей у него нет никаких шансов завоевать авторитет, подобающий его положению, и что если его вследствие его возраста   и мощного влияния многочисленной мусульманской общины отодвинут как представителя Веры на второстепенный план, ситуация будет и в дальнейшем складываться вокруг этого прецедента и ему практически невозможнос будет занять дожное место как Главы Всемирной Религии. В первую очередь именно поэтому на протяжении тридцати шести лет Шоги Эффенди за исключением одного или двух случаев отазывался от всех государственных и муниципальных постов и таким  образом не принимал участия в общественной жизни, постоянно, хотя и ненавязчиво настаивая на том, что он сам или лицо, назначенное им по собственному усмотрению, должны пользоваться соответствующим право приоритета; к концу своей жизни он практически одержал победу в этой долгой битве, и, хотя представители бахаи не всегда удостаивались такого приоритета, какого добивался Шоги Эффенди, они были надежно защищены от постоянной дискриминации на официальных постах. В тех редких случаях, когда он сам посещал мероприятия израильских властей, ему оказывались подобазие почести как Главе Всемирной Религии. Учитывая его постоянную занятость, кризисы, которые то и дело обрушивались на него на протяжении всей жизни, и то время, которое он уделял паломникам, полный отказ от общественной жизни на был так уж ощутим для  Шоги Эффенди. Однако это усугубляло его изоляцию и серьезно ограничивало его интеллектуальное общение, тот стимул, который могли бы стать для него встречи с людьми его масштаба.
Тем не менее в первые двадцать лет своего служения Шоги Эффенди находился в довольно тесном личном  контакте с несколькими Верховными и районными комиссарами, что помогло ему вернуть ключи от Гробницы Бахауллы и закрепить за собой неоспоримое право на опеку над нею, вступит во владение Дворцом Бахауллы, получить разрешение захоронить ближайших родственников Абдул-Баха рядом  с Усыпальницей Баба, в центре достаточно фешенебельного жилого квартала на горе Кармель, заставить власти признать брачные свидетельства бахаи на том же основании, что аналогичные документы иудеев, христиан и мусульман, и, главное, благодаря своим настойчивым усилиям - внушить британским властям представление о священной природе собственности бахаи в Палестине и - соответственно - освободить их  от обложения муниципальными и национальными налогами, к чему он стремился.
Бахджи всегда было главной заботой Шоги  Эффенди, и он решительно намеревался отстоять не только Усыпальницу, где покоился Бахаулла, но и Его последнее пристанище в этом мире, а также строения и земли вблизи от него. После кончины Бахауллы в 1892 году Мухаммад Али и его родственники до 1929 года владели этим домом, известным как "Каср", или Дворец, Уди Хаммара - зданием уникальным для Палестины в силу его величественного архитектурного стиля, которое было приобретено для Бахауллы до конца Его дней. К моменту, о котором идет речь, Дворец пришел в самое плачевное состояние: стены его были все в пятнах сырости, крыша провалилась, некогда прекрасные комнаты - заброшены или превращены в кладовки. В ноябре 1927 года Шоги Эффенди писал одному из друзей о том, что "Мухаммад Али до сих пор занимает Каср, и Маджиддин (его двоюродный брат) обратился к нам, прося починить крышу, которая может рухнуть каждую минуту. Ему недвусмысленно было отвечено, что мы не приступим к ремонту, пока все не выедут из здания". В конце концов Дворец пришел в такое состояние, что нарушителям Завета не оставалось ничего иного, как согласиться на требование Шоги Эффенди. 27 ноября 1929 года накануне восьмой годовщины со дня смерти Абдул-Баха Шоги Эффенди телеграфировал родственника: "... Каср оставлен. Восстановительные работы начались", - а 5 декабря он пишет одному из друзей: "... Мухаммад Али и его последователи, около сорока лет занимавшие Дворец Бахауллы, наконец оставили его; на фотографии хорошо видно, в каком состоянии находится ныне здание! Работы по восстановленю уже начаты, и паломники посещают комнаты, где скончался Бахаулла и гед Он провел самые мирные и счастливые дни Своей жизни". Через два года работы закончились. Стараниями Шоги Эффенди зданию вернули его былую красоту. Хранитель привез в Бахджи верующего, которому часто приходилось бывать здесь в юности и который мог со знанием дела и ответственностью наблюдать за ходом работ. Кровля, деревянные части строения, фрески на галерее, сложная роспись по трафарету на стенах всех комнат верхнего этажа, изящное перекрытие потолков - все было восстановлено в первоначальном виде. Но и после этого Шоги Эффенди продолжал украшать помещения Дворца дорогими коврами, которые присылали верующие из Персии, развешивал на стенах замечательно иллюстированные свитки, принадлежавшие перу знаменитого калиграфа-бахаи, Мешкин Калама, обставлял комнаты книжными шкафами с перводами произведений авторов бахаи на различные языки, с бесчисленными фотографиями и представляющими исторический интерес документами, после чего пригласил посетить Дворец британского Верховного комиссара, и сам показывал ему здание. Когда осмотр подошел к концу, Шоги Эффенди спросил, не считает ли Его Превосходительство, что подобное место, столь священное для бахаи всего мира, никоим образом не может считаться чьей-то частной резиденцией и должно быть сохранено как центр паломничества и исторический музей. Его Превосходительство, на которого, несомненно, произвел сильное впечатление  как сам защитник, так и приведенные им аргументы, дал свое согласие, и Дворец перешел в руки Хранителя. К апрелю 1932 года паломникам предоставили почетное право проводить ночь в стенах священного здания, и двери его были открыты для посетителей, не исповедующих Веру, которые отныне могли бродить по прекрасным залам, разглядывая впечатляющий набор свидетельств всемирного характера Дела, многочисленные фотостатические копии регистраций Собраний бахаи, брачных свидетельств и прочих исторических материалов таких, как фотографии мучеников и первопроходцев Веры.
Помню, как вплоть до последних дней жизни Хранителя, несмотря на то, что Дворец принадлежал ему, его постоянно раздражало, что нарушители  Завета по-прежнему занимают один из прилегающих домов. В ночь вознесения Бахауллы, кгда Хранитель, как Глава Бахаи, посетив комнату  во Дворце, где Он скончался, следовал в Его Усыпальницу, ему приходилось проходить мимо комнаты, в которой нарушители Завета держали своего хранителя и откуда часто раздавались громкие комментарии в адрес Шоги Эффенди, еще более омрачавшие и без того полную воспоминаний ночь. И только в июне 1957 года Шоги Эффенди смог, наконец, оповестить всех бахаи мира: "С чувствами глубокой радости воодушевления благодарности накануне шестьдесят пятой годовщины Вознесеня Бахауллы возвещаем знаменатльной эпохальной победе одержанной над бесчестной шайкой нарушителей Его  Завета которые протяжении более шестидесяти лет окопались преддверии Пресвятой Усыпальницы Бахаи".
Начиная с января 1923 года, когда он написал старшему сыну дочери Бахауллы письмо с просьбой окончательно объявить, что, какими бы законными правами ни обладало семейство Афнана на Усыпальницу в Бахджи, место это по сути своей принадлежит всему Движению Бахаи, и вплоть до конца своей жизни Шоги Эффенди боролся за то, чтобы подвести прочную основу под законный статус этого Святого  Места вопреки противодействию позорной шайки родственников, которая сопротивлялась его усилиям более тридцати лет. И только благодаря действию сил неисповедимого Провидения после окончания войны за независимость, в результате массового исхода арабов, среди которых было немало врагов Веры, Шоги Эффенди удалось в конце концов выйти победителем из этой растянувшейся на десятилетия схватки. В 1952 году давнее желание Шоги Эффенди осуществилось: окружающие Гробницу и Дворец Бахауллы зефмли, общей площадью более 145 тысяч квадратных метров, бил приобретены. Еще в 1931 году Шоги Эффенди пробовал склонить правительство реквизировать часть этих земель, коорые изначально являлись собственностью Дворца, но впоследствии были незаконно присвоены мусульманскими друзьями и приверженцами Мухаммада Али, однако власти отказались вмешиваться, а цена, которую запросили владельцы, в десять раз превышала рыночную стоимость земли. Хранителю пришлось ждать почти двадцать лет, прежде чем судьба в лице войны вернула земли законным владельцам. Помимо этого в последние годы жизни Хранитель приобрел Дом паломников, перешедший в ведение Абдул-Баха после кончины Бахауллы, и так называемый Чайный дом Учителя, где Он часто принимал верующих, включая первую группу паломников с Запада. В 1952 года правительство Израиля прекратило начатый  в гражданском суде Хайфы нарушителями Завета процесс против Хранителя в связи со сносом дома в Бахджи и поддержало его заявление о том, что дело носит религиозный характер, таким образом еще раз дав ему возможность одержать победу над окопавшимися врагами Абдул-Баха, которые в своей неугасимой злобе и ненависти удерживали свой последний укрепленный пункт рядом со Святой Усыпальницей Бахауллы. Наконец, в 1957 году, и вновь не без содействия государственных властей, Шоги Эффенди - на основании их близкого расположения к святым местам паломничества - удалось получить ордер на экспроприацию домов, занятых теми, кого он называл "жалким охвостьем" нарушителей Завета и таким образом очистить Харам-е Акдас от этой духовной скверны. Нарушители Завета так горячо протестовали против этого распоряжения, которое влекло их выселение из Бахджи, что подали иск в Верховный суд Израиля, но проиграли дело и были вынуждены раз и навсегда покинуть святые места.
Хранитель не скрывал своего желания лично наблюдать за сносом этих домов, стоявших в непосредственной близости от Дворца и Усыпальницы, но ему уже никогда не суждено было вернуться в Святую Землю. Когда задуманный им план был приведен в исполнение и через несколько месяцев после его кончины дома сравняли с землей, обнаружилось, что план большого регулярного сада, который он разбил перед ними, выверен настолько тщательно, что его можно продолжить и - мне так и хочется сказать, расстелить, подобно ковру, - через все то место, которое ранее занимали дома вплоть до  самых стен Дворца.
Всегда помнивший о том, что в основе его миссии Хранителя лежит неукоснительное следование наставлениям возлюбленного Учителя, Шоги Эффенди отводил второе по важности место заботам об Усыпальнице Баба. Деятельность, связанная с этой  второй наисвятейшей Усыпальницей Веры Бахаи, имела два аспекта: завершение самой постройки и защита окружающей ее территории. Во-первых надо было соорудить три дополнительных зала, а также надстройку, которая сама по себе представляет целое сооружение, безусловно, одно из самых прекрасных на побережье Средиземного моря; во-вторых - постепенно приобретать, что и осуществлялось на протяжении трети столетия, широкой оградительной полосы земли, окружающей Усыпальницу от подножия до вершины горы Кармель. Эта площадь примерно в пятьдесят акров лучше  всего видна ночью - огромный темный V-образный участок в самом сердце города, в центр его словно вознилась золотая булавк - залитая ярким светом Усыпальница Баба, величественно покоящаяся в лоне горе  и оттеняемая бархатно-черным фоном садов. Тридцать шесть лет Шоги Эффенди благоговейно лелеял эту Святыню на Горе Божией; столь впечатляюща, ни с чем не сравнима и обширан проделанная им работа, что мне кажется, будто он вложил в эит камни и землю частицу своего существа.
Более ста лет понадобилось Бахаулле, Абдул-Баха и Шоги Эффенди, чтобы исполнить свой священный долг по захоронению останков Баба, долг, тянувшийся со дня Его мученической смерти в 1850 году до окончательного завершения Его Усыпальницы в 1953-ем. Начиная с момента, когда Он узнал о казни Баба, вплоть до Своего Вознесения в 1892 году Бахаулла охранял Священный Прах, руководя его перемещениями из одного тайного места хранения в другое. Посетив гору Кармель, Он собственноручно указал Абдул-Баха, где тело Баба должно обрести вечное упокоение, повелел приобрести этот участок земли, перенести тайно хранимые останки из Персии и предать их здесь погребению. Абдул-Баха, хотя и был в то время узником, смог получить маленький деревянный ящик с останками Баба и Его товарищей, разделивших с Ним мученическую смерть; ящик доставили из Персии сначала караваном, потом на борту корабля. Когда первая группа западных паломников посетила город-тюрьму Акку зимой 1898-99 года, драгоценные останки уже, под строжайшим секретом, хранились в доме Учителя.
Однажды, в 1915 году, стоя на ступенях Своего дома и глядя на Гробницу Баба, Абдул-Баха заметил: "Великая Усыпальница осталась незавершенной. Нужны еще десять - двадцать тысяч  фунтов. Если будет на то Воля Господня, мы доведем дело до конца. Сейчас мы еще на полпути". Одному из паломников Он сказал: "Усыпальнице Баба надлежит быть выстроенной в великолепном, величественном стиле", - и даже заказал некоему жившему в Хайфе турку сделать набросок того, какой окончательный вид будет иметь Усыпальница. И хотя Он совершенно ясно представлял себе, как должна выглядеть Усыпальница, завершить работу выпало Шоги Эффенди.
В 1928 году он приступил  к работам по выемке части скалы позади здания, чтобы расчистить место для трех дополнительных, больших, с высокими потолками и сводами залов. 14 февраля 1929 года он телеграфирует Афнанам: "Работы возведению Макама начались" (персидское слово "Макам" - "Стоянка" - обозначает Усыпальницу Баба), а в декабре того же года - уведомляет одного из верующих: "сооружение трех дополнительных помещений, примыкающих к Усыпальнице на горе Кармель, скоро будет завершено, и предначертание Учителя - создать основание Мавзолея из девяти залов - выполнено". Интересно отметить, что завершение начатой Абдул-Баха постройки, само по себе представлявшее немалый труд, и дорогостоящая и требовавшая особого внимания реставрация Дворца Бахауллы были предприняты в течение одного года и заняли примерно равное время.
Во всем, за что бы ни брался Шоги Эффенди, он руководствовался желанием Учителя. К 1907 году Абдул-Баха успел закончить шесть из девяти залов, в центре которых должно было покоиться  тело Баба, и в этом же году в одном из них, обращенном к морю, уже проводились собрания. В 1909 Он собственноручно поместил останки Глашатая и Мученика Веры в окончательно предназначенное для их упокоения место. В следующем году Он отправился в поездки по западным странам, затем разразилась война, и последовала кончина Учителя. Но Он успел  оставить основную идею  плана постройки: девять залов, окруженных галереей, и венчающий здание купол. Шоги Эффенди постоянно помнил о плане Учителя, но выполнение его  рисовалось крайне неопределенно. Когда и где искать архитектора, который смог бы разработать проект Усыпальницы, где взять деньги на строительство?
Ответ пришел самым неожиданным образом. В 1940 году после  смерти моей матери в Буэнос-Айресе отеу остался совершенно одиноким, я была его единственным ребенком. С присущей ему и только ему добротой и лаской  Шоги Эффенди сказал мне как-то, что теперь, после  смерти матушки, место отца с нами. Хранитель  пригласил его присоединиться к нам, и, несмотря на войну, арена которой расширялась с каждым днем, отцу это удалось. Много лет при осуществлении тех или иных строительных работ на землях, принадлежащих общине, Шоги Эффенди прибегал к случайной помощи местных архитекторов и инженеров. Кроме трех дополнительных залов Усыпальницы Баба, больших и выразительных надгробий на могилах ближайших родственников Абдул-Баха и работ по восстановлению Дворца, Шоги Эффенди осуществил сооружение красивых ворот перед входом на могилу Пресвятого Листа, снес дом Думита, когда представилась возможность приобрести его, и использовал камень, дверные и оконные рамы для расширения Дома восточных паломников, а также построил перекинутый через улицу мост, чтобы довести одну из террас до Усыпальницы. В 1937 году отец разработал план нескольких комнат дополнительно к тем, которые занимал Хранитель на крыше дома Абдул-Баха. За исключением подобных случаев, когда действительно требовалась помощь профессионала, Шоги Эффенди неизменно сам делал все замеры лестниц и боковых входов в сады. Лично у меня в таких вещах не было никакого опыта, и я помню, как однажды, когда ему захотелось построить более выразительный участок лестницы, ведущей к Усыпальнице  Баба в конце новой дорожки, с контнрфорсами по обеим сторонам, мы несколько часов трудились, выверяя пропорции, но, когда я в конце концов сделала бумажный макет в масштабе, вид его вызвал у нас обоих смутные опасения! Однако результат оказался не только любопытным, но даже вполне удовлетворительным. Дело в том, что Хранитель хотя и не был профессионалом, ему не хотелось без нужды тратить деньги на архитектора ради таких мелочей, которые для него самого оборачивалисбь проблемой и отнимали понапрасну время. Однажды, вернувшись из садов Усыпальницы, он спросил меня, что я думаю по поводу  таких-то и таких-то размеров для очередного пролета. Я ответила, что напротив через улицу, в Доме западных паломников живет один из лучших канадских архитекторов, и почему бы ему не попросить папу сделать эту работу для него. Помню, он удивленно взглянул на меня и спросил, действительно ли это возможно. Я заверила Хранителя, что для отца это сущая ерунда  и он сделает промеры и эскиз за одну минуту. И дело вовсе не в том, что Шоги Эффенди не доверял отцу как архитектору; он уже посылал папе в Монреаль фотографии чугунных ворот, которые заказал для верхней террасы Усыпальницы, и просил его вписать ворота в окончательный чертеж; предложенный отцом вариант ему действительно очень понравился, но поскольку так и не удалось достигнуть согласия с муниципалитетом насчет границы террасы и муниципальной собственности, проект так никогда и не был осуществлен. Хранителю просто не пришло в голову, что после стольких лет борьбы в одиночку рядом вдруг оказался кто-то, кто мог помочь ему в этих делах. Так началось это замечательное сотрудничество. Никогда не знала двух других людей, наделенных таким же безупречным чувством пропорции, как Шоги Эффенди и отец, причем у Хранителя оно было даже еще более развито.
Когда я оглядываюсь на жизнь Шоги Эффенди, мне кажется, что помимо великого Дела Веры, чьи победы так много значили для него, из всех верующих Марта Рут и Сазерленд Максвелл, каждый по-своему, давали ему наиболее глубокое личное удовлетворение. В чем-то они были очень похожи - набожные, смиренные души, обожавшие Шоги Эффенди и с радостью отдававшие преданному служению все силы. И хотя труды Марты были гораздо более значимы для Дела, таланты Сазарленда стали тем орудием, посредством  которого Шоги Эффенди смог наконец с легкостью выразить творческую, художественную сторону своей натуры, что приносило обоим радость и удовлетворение. До последних дней своей жизни отец делал для Шоги Эффенди чертежи лестниц, стенных пролетов, колонн, светильников и множества ворот, ведущих в сады на горе Кармель. Будучи опытным архитектором, он помимо этого замечательно рисовал  карандашом и красками и делал любую лепку и резьбу собственнными руками. Помню, однажды вечером, после того как Шоги Эффенди попросил отца сделать чертеж главного входа на территорию Усыпальницы, включающий металлоконструкции, изготовленные для упомянутой выше незаконченной  последней террасы, я принесла ему готовый эскиз. Хранитель сидел в постели и, когда я передала ему небольшой цветной рисунок, он долго молча смотрел на него и наконец воскликнул: "Это просто нечестно!" Я была весьма смущена подобной реакцией и спросила, что он хочет этим сказать. "Но, - ответил он, - разве можно устоять перед такой красотой!" Он не только построил вход по этому эскизу, но, вставив его в рамку, повесил рядом с кроватью.
Испробовав силы отца на нескольких небольших проектах и обнаружив, что его никак нельзя упрекнуть в недостатке таланта и усердия, Шоги Эффенди неожиданно - кажется, это было в конце 1942 года - скажал мне, что хочет, чтобы отец занялся разработкой чертежей для надстройки Усыпальницы Баба. Строитель наконец обрел орудие, с помощью которого мог воплотить предначертание Абдул-Баха.
Оглядываясь на последовавшие за этим решением месяцы, я поражаюсь тому, как Шоги Эффенди, полностью поглощенному работой над книгой "Бог проходит рядом" - время торопило закончить ее к близящейся Столетней Годовщине - удавалось уделять столько внимания этому другому великому начинанию. С самого начала Шоги Эффенди дал Сазерланду только самые краткие указания относительно того, что было желательно; он сказал, что Усыпальница не должна быть чисто западной или чисто восточной по стилю, что необходимыми деталями ансамбля должны являться купол и галерея, но при этом постройка не должна походить на мечеть или западный храм; иначе говоря, он предоствил отцу полную свободу при разработке проекта. Первый вариант, который представил отец, выглядел как постройка с галереей и верхним рядом окон, освещающих хоры, увенчанная пирамидальным куполом - Шоги Эффенди эскиз не понравился; обсудив форму купола с Сазерлендом, он сказал, что  ему бы хотелось, чтобы по форме купол напоминал купол собора Святого Петра в Риме, который он считал самым прекрасным из всех существующих. Бог не только наделил Шоги Эффенди талантом архитектора, но помимо чисто архитектурного чутья Он с Своей бесконечной милости не только одарил его бесконечной духовной благодатью, но и редкой способностью в жизни любого профессионала - способностью обращать свое даровнаие и многолетний опыт в благородное вино, достойное выражение его гения. Второй эскиз, сделанный отцом, хотя и удовлетворил Шоги Эффенди с точки зреня пропорций, но показался слишком западным по духу, и он снова попросил переделать его. Отец остался доволен предложением и изменил стиль купола, использовав те черты, которые уже применял однажды при разработке купола американского Храма Бахаи, участвовавшего в конкурсе и включавшего в некоторых своих деталях явно выраженные черты индийского стиля. Это последний вариант пришелся весьма по вкусу Хранителю за исключением верхней части оконного ряда, который, с его точки зрения, должен был быть расположен выше. Неделю за неделей Сазерленд представлял Хранителю все новые эскизы, пока наконец ныне существующие и в высшей степени оригинальные минареты не были одобрены им 25 декабря 1943 года. Предложения, внесенные Хранителем, сказались также и на форме четырех углов аркады, которые он хотел видеть более остроконечными и которые были соответственным образом изменены. Хотя Шоги Эффенди очень понравился окончательный проект, разработанный отцом в красках, он сказал, что хотел бы иметь сделанный в масштабе макет, прежде чем принять окончательное решение по вопросу такой важности, поскольку, имея перед глазами макет, он сможет зрительно представить себе постройку; если больше возражений с его стороны не последует, он планировал публично огласить решение о принятии проекта, приурочив это событие к Столетней Годовщине Провозглашения Баба, которое должно было отмечаться в Хайфе.
В те дни было чрезвычайно трудно найти человека, который бы мог взяться за изготовление подобного макета, и хотя номинально был назначен некто, кто взялся за осуществление такой работы, практически большую часть ее делал сам отец, проделавший ее в крайне сжатые сроки. К маю макет был готов.  Самым тщательным образом изучив его, Шоги Эффенди принял решение,  и 22 мая пресса была оповещена, что проект Усыпальницы Баба избран и постройка ее завершится так скоро, как позволят обстоятельства. Во время дневного собрания мужчин-бахаи 23 мая в Доме восточных паломников, в присутствии Хранителя, а также большого числа посетителей из других стран, для увековечения события, произошедшего на заре Веры сто лет тому назад, макет уже стоял на столе Шоги Эффенди для всеобщего обозрения. Два дня спустя он телеграфировал в Америку: "... Известите друзей связи радостными событиями столетней годовщины Провозглашения  Мученика Глашатая Веры отмеченного историческим решением завершении постройки Его гробницы возведенной Абдул-Баха месте избранном Бахауллой. Недавно разработанный проект купола представлен собранию верующих. Молюсь скорейшем преодолении препятствий пути завершения великого Предначертания задуманного Основателем Веры и взлелеянного Средоточием Его Завета".
Когда эта весть разнеслась по миру, он приближался к концу самой страшной войны в своей истории; бахаи западного полушария напрягали все силы, чтобы достичь исполнения целей  своего первого Семилетнего Плана; верующие страдали от экономической разрухи, коснувшейся большинства стран. Несомненно, что в силу этих причин и потому, что Хранитель старался не использовать фонды Усыпальницы, осуществление этого проекта прошло незаметно, и о нем не было больше никаких сообщений вплоть до 11 апреля 1946 года, когда Шоги Эффенди дал указания мистеру Максверру приступать к работам по Усыпальнице и несколько позже сам уведомил об этом муниципальные власти:

Хайфа
7 декабря 1947 года
В Комиссию по городскому строительству и планированию города Хайфы.
Председателю
Уважаемый сэр:
В дополнение к прилагаемым чертежам и просьбе разрешения на строительство, хочу добавить несколько пояснений.
Часть гробницы Баба и Абдул-Баха, столь хорошо известного жителям Хайфы как Аббас Эффенди, уже частично существуют на горе Кармель. В нынешнем своем состоянии, несмотря на окружающие их со всех сторон сады, они имеют впоне обжитой, хотя и несколько воинственный вид.
В мои намерения ныне входит завершение строительства этого здания, сохраняя его первоначальный план и в то же время украсив его прекрасной монументальной надстройкой, таким образом улучшив общий внешний вид склонов горы Кармель.
Назначение этой постройки, по завершению работ, останется прежней. Иными словами она будет использоваться исключительно как Усыпальница, в которой покоятся останки Баба.
Из прилагаемых эскизов вы сможете убедиться, что здание состоит из аркады, включающей двадцать четыре мраморные или иные монолитные колонны, возвышающиеся над орнаментальной балюстрадой первого  этажа здания. К возведению этой части  здания мы хотели бы приступить незамедлительно, а к постройке промежуточной части и купола, который будет венчать всю композицию - впоследствии, как скоро как это будет возможно.
Архитектором этого монументального здания является мистер У. С. Максвелл, хорошо известный канадский архитектор, фирма которого производила строительство гостиницы "Шато Фронтенак" в Квебеке, здания парламента в Реджине, Художественной галереи, церкви Мессии и нескольких банковских зданий в Монреале. Полагаю, что его проект Гробницы Баба украсит наш город  и привлечет в него дополнительных посетителей.
Искренне Ваш,
 Шоги Раббани

Я процитировала это письмо целиком, поскольку оно показывает, насколько искусно, тактично и в то же время ясно Шоги Эффенди обращался к властям, что гарантировало ему необходимое разрешение на проведение строительства. 15 декабря Шоги Эффенди телеграфирует в Америку: "Получено счастливое разрешение завершение планов и спецификацийна возведение аркады окружающей Усыпальницу Баба что является первым шагом на пути завершения сооружения Купола замысленного Абдул-Баха и знаменует окончание предприятия начатого Им пятьдесят лет тому назад в соответствии указаниями Самого Бахауллы".
Однако хотя первые исторические шаги по преодолению препятствий на пути реализации этого плана были предприняты, препятствия эти продолжали расти день ото дня. Срок действия британского мандата истекал; Палестину продолжали потрясать гражданские волнения, которые скоро должны были вылиться в военное столкновение. Запасы необходимого для строительства Усыпальницы камня находились столь близко от ливанской  границы, что никто не мог определенно сказать, когда начнутся поставки. Помимо этого огромное количество скального материала, необходимого для постройки, требовало значительного числа квалифицированного рабочих, которых практически невозможно было нанять в стране в это время. Ввиду этого Шоги Эффенди с присущим ему практическим и смелым складом ума принял иное решение: попробовать, нельзя ли произвести часть работ в Италии.
Невозможно привести все подробности, столь удивительной во всех отношениях была сага, в которую вылилось строительство Усыпальницы. Письмо, которое я от лица Хранителя написала доктору Уго Джакери, очень ясно дает представление об атмосфере тех дней: "... Мистер Максвелл... в силу ряда затруднений... не смог подписать никакого контракта на осуществление данное работы здесь в Палестине. Тем не менее он вступил в контакт с итальянской фирмой в Карраре относительно котнракта на гранитные колонны, которые будут окружать первый этаж здания. Сейчас он отбывает в Италию с тем, чтобы, в первую очередь, подписать вышеупомянутый контракт, и, если удастся тдостать также камень подходящий для местных условий, заключить дополнительные контракты на капители  колонн и часть резных украшений... Мистер Уиден... будет сопровождать мистера Максвелла, чтобы позаботиться о нем в пути и помочь ему в осуществлении его миссии... Поскольку местные условия крайне неопределенны, так же как и ближайшее будущее страны, Хранитель чрезвычайно обеспокоен тем, чтобы контракты в Италии были заключены как можно скорее, прежде чем какие-либо обстоятельства отсрочат возвращение мистера Максвелла и мистера Уидена. Поэтому он будет чрезвычайно признателен Вам, если Вы сможете уделить необходимое время, чтобы помочь им, исполняя при них роль переводчика и наблюдая за тем, чтобы они вошли в контакт с нужными итальянскими фирмами, на которые можно положиться... К сожалению, ввиду того, что практически вся связь с Иерусалимом в данный момент прервана... мистер Уиден был не в состоянии связаться с итальянским консульством и получить визу. Если Вы не сможете организовать  для него визу в Риме, когда его самолет прибудет туда, ему придется лететь на том же самолете в Женеву... и уже по возвращении присоединиться к мистеру Масвеллу... поскольку мистеру Максвеллу недавно исполнилось семьдесят четыре года, то, хотя он и пребывает в добром здравии, мы надеемся, что Вы должным образом позаботитесь о нем... Положение здесь настолько серьезнее, что для нас крайне важно, чтобы мистер  Максвелл и мистер Уиден смогли успешно завершить все свои дела и вернуться в Палестину..."
15-го числа того же месяца  я по поручению Хранителя написала Хорасу Холли, секретарю Американского национального собрания, подробно уведомляя его о готовящейся поездке в Италию и объясняя, что поскольку фонды Хранителя заморожены в Палестине из-за строгих валютных ограничени, "он хочет попросить друзей, имеющих к тому возможность, организовать заем с тем, чтобы финансировать заключение контрактов... он сам лично желает выступать в роли гаранта в этом деле и вернут ссуду при первой же возможности. Он очень обеспокоен, чтобы по этому поводу не было никакого недопонимания. и двусмысленности. Он финансирует работу  из международных фондов Дела и хочет заключить соглашения, по которому возместит временный заем... Наше положение здесь настолько неопределенно, что корреспонденция может прерваться в любой день, почему Хранитель и спешит довести до Вас эту информацию... если необходимые соглашения будут заключены и контракты подписаны, то мистер Джакери будет выступать как наш представитель в этом деле, получая суммы, которые Вы будете переводить из Америки, наблюдая за работами в Италии и приняв на себя всю полноту ответственности, если все мы вдруг оказемся отрезаны друг от друга... Хранитель настоятельно просил мистера Максвелла и мистера Уидена вернуться в Палестину не позже чем  через три недели, поскольку опасается, что мы можем окончательно утратить с ними связь... Поразительно, однако работы во возведению Усыпальницы уже настолько продвинулись, что, кажется, уже можно предвидеть их завершение.
Но многие и серьезнейшие препятствия еще осталось преодолеть, и Хранитель верит, что они будут преодолены".
И все же даже в такое смутное время еще один шаг в невероятно сложной судьбе останков Баба и сооружении Его Гробницы бал предпринят. С тревогой наблюдали мы, как на следующий день, 16-го апреля, мой отец и мистер Уиден отправились в путь на полностью бронированной машине: открытой оставалась лишь полоса обзора шириной в полдюйма, для того чтобы таксист мог следить за дорогой. До тех пор пока мы не получили телеграммы из Италии, мы находились  в полной неопределенности относительно их судьбы. На половине пути к аэродрому им пришлось выйти из такси и пройти несколько сот метров, неся свои тяжелые чемоданы - совершенно ненужный труд, и тем не менее крайне характерная ситуация, могущая ожидать любого в те дни. Их самолет улетал одним из последних  из аэропорта в Лидде, прежде чем он был взят штурмом и все полеты не прекращены на какое-то время. Во время их отсутствия разыгралась война за независимость, и вся страна погрузилась в тяжелые дни военного столкновения.
В течение 1948 года Шоги Эффенди - второй раз за двадцать лет - самостоятельно предпринял выемку скального грунта позади Усыпальницы, чтобы расширить площадку, необходимую для сооружения аркады. Работа была чрезвычайно трудоемкая, пришлось вывезти сотни квадратных метров камня. Во все время проведения работ Хранитель проявлял свою обычную изобретательность: он приобрел партию старых рельс и тележку, проложил рельсы по дорожке, шедшей параллельно Усыпальнице и перед ней, и камень, спускавшийся по деревянным желобам, переправлялся на восточную часть террасы, где использовался для выравнивания уровня самой террасы. С раннего утра и до позднего вечера, часто проводя по восьми и более часов на ногах, день за днем и месяц за месяцем Хранитель руководил работами. Разумеется, это была работа не для него, но он хотел, чтобы все делалось не только быстро, но и экономно, и вряд ли кто-то мог заменить его на этом месте, учитывая его упорствои и несгибаемую волю. Именно так, за счет своей неутомимой решимости и настойчивости, Шоги Эффенди превратил Святыни Всемирного Центра  в то, что мы видим сегодня собственными глазами.
В моем дневнике 24 февраля 1949 года, в четверг, записано: "В воскресенье М... (подрядчик) приступил к закладке юго-восточного  и западного оснований здания.  Неделю спустя уложат камни у врат - итак, работа начнется по-настоящему".  Долгие месяцы труда Хранителя подходили к концу; теперь здание начнет расти в высоту! Неустано Шоги Эффенди  трудился  над сооружением Усыпальницы, которую он называл "вершиной непреклонного Стремления Бахауллы - воздвигнуть вечный и подобающий мемориал  Божественному Провозвестнику и Сооснователю Своей Веры". Он не только построил его, он вложил в него столько страсти, что мемориал поистине превратился в живое воплощение Веры Бахаи, здание, к которому  было устремлено не только сердце самого Хранителя, но и всех верующих.  Он превратил обычную постройку здания в волнующее, исполненное драматизма действо. Когда он объявлял о прибытии новых кораблей с грузом камня из Италии и называл количество полученных тонн, когда он сообщал о завершении новой части постройки или когда оповещал нас о том, что площадь купола будет равна двумстам пятидесяти квадратным метрам, или когда рассказывал о том, как прекрасна та или иная часть отделки, магия его слов и энтузиазм, которым они дышали, заставляли нас чувствовать прилив радости и ощущать себя соучастниками чего-то бесконечно волнующего и  прекрасного - так, что обычный скучный факт из скучного делового отчета, составленного скучными людьми, воспламенял наше воображение и еще глубже связывал нас с нашей Верой. Стоит ли удивляться, что верующие, озабоченные положением в своих странах в послевоенный период, тянулись к нему и старались всячески помогать за пять лет завершить поистине "предприятие всемирного масштаба", обошедшееся в три четверти миллиона долларов.
Первоначально Шоги Эффенди предполагал соорудить только аркаду Усыпальницы, а остальную часть надстройки завершить позднее, но широкая поддержка бахаи всего мира, внесших свой вклад в постройку священного здания, общее ухудшение международной ситуации, экономические трения, приведшие к росту цен, и тот факт, что квалифицированные строители, осуществлявшие работы по возведению аркады столь успешно, по-прежнему находились в распоряжении компании, поставлявшей камень из Италии, определили его решение не прерывать строительство.
Подобное начинание, отнявшее столько лет и сопряженное со столь многими трудностями, не прошло бесследно для здоровья Хранителя. Переговоры с главным  инженером и подрядчиком, которых я лично представляла Хранителю, зачастую проходили с большими трудностями, поскольку никому из них не удавалось хоть как-то отклонить Шоги Эффенди от принятых решений или провести его в деловом отношении; либо предлагаемые ему ставки оказывались слишком высоки, что он наотрез отказывался принять их, либо - как произошло в одном случае - он заявил о том, что на неопределенный срок прекращает строительство Усыпальницы, ибо не намерен платить безрассудно завышенную цену. Он прокладывал себе путь сквозь  все препятствия, и часто я, к собственному удивлению, оказывалась мечом в его руках! Не только камень, но даже иногда цемент и металлоконструкции приходилсь вывозить из Италии, ввиду острого местного дефицита, и это тоже было источником бесконечных тревог и осложнений.
Помимо подобных проблем существовала еще одна, которая долгое время беспокоила Хранителя и даже явилась причиной приостановки сооружения надстройки Усыпальницы, поскольку следует помнить, что аркада лишь окружает существующее здание, а не возвышается на нем. Чтобы достроить Усыпальницу, восемь бетонных столбов должны были поддерживать ее внутренние стены, упираясь в скальное основание. Это было сильным источником беспокойства Хранителя, потому что точные размеры помещения, где покоятся останки Абдул-Баха, неизвестны и существовала более чем реальная опасность при установке столбов обрушить одну из стен. Никогда еще присущие Хранителю благоговение, достоинство и святость не раскрывались в такой мере, как в связи с этой проблемой. Шоги Эффенди говорил, что если мы хотя  бы частично повредим свод, то тело Учителя придется переносить в другое место. С моей точки зрения, все выглядело очень просто; тело на время можно куда-то перенести. Какой речью разразился тогда Шоги Эффенди! Жаль, что я точно не запомнила его слов. Он говорил, что с останками Учителя нельзя обращаться так бесцеремонно. Их нужно перенести подобающим образом, с пышной церемонией, подобающим же образом положить в другом месте и затем почтительно перезахоронить. Где вопрошал Шоги Эффенди он найдет людей достойных участвовать в таком торжественном и священном событии среди членов местной общины, начисто лишенных рвения, в основном слуг, да еще сейчас, когда двери во все соседние страны закрыты? И, наконец, где он найдет достойное место для упокоения священных останков Абдул-Баха, пока не завершены работы по внутренней отделке Его Усыпальницы? Сам голос его дрожал об благоговения и священного трепета. После этого случая я гораздо глубже прониклась религиозным духом. После того как отец  с инженером тщательнейшим образом  простучали стены и потолок, а присутствовавшие  на церемонии погребения Учителя старые верующие указали место, где по их воспоминаниям мог находиться свод, было решено, что если столбы расположить как можно ближе к наружным стенам, то крайне маловероятно, что один из них заденет свод гробницы, и работы начались.
В марте 1952 года Сазерленд Максвелл умер после длившейся двух лет болезни. И хотя смерть его не могла помешать выполнению проекта, разработанного им для Усыпальницы, но для купола очень не хватало крупномасштабных цветных эскизов, придававших особую детальность и блеск совершенства его работе. В знак признания заслуг отца и доктора Джакери при сооружении Усыпальницы Баба Шоги Эффенди  назвал их именами двое врат оригинальной постройки, а позже - одни из врат восьмиугольного здания - в честь мистера Айоаса, руководившего сооружением барабана и купола.
Когда Усыпальница, в создание которой он вложил столько любви и заботы, была наконец закончена, Шоги Эффенди, считая, что ей присущи исконно женские качества - прекрасный облик и чистота - назвал ее "Королевой  горы Кармель". Он описывал ее так: "она величаво высится на Святой Горе Божией, в своей блистающей золотой порфире, белоснежных одеждах, в ожерелье из изумрудной зелени - вид, который пленит любого, смотреть ли на нее с воздуха, с моря, с равнины или холма". Из всех бесчисленных отрывков, в которых Шоги Эффенди восхваляет и объясняет глубокое духовное значение этого Места, самым поразительным является тот, где он рассматривает останки Глашатая и Мученика Веры как центр некоего духовного водоворота. Баб, которого Сам Бахаулла описывал как "Суть, вкруг Которой обращаются реальности всех Посланников и Пророков", в царстве духа, сказал Шоги Эффенди, в форме Священного Праха, оставленного Им на земле, есть сердце и средоточие девяти концентрических кругов: первым и самым большим из этих кругов является сам земной шар; в него вписан второй - Святая Земля, которую Абдул-Баха называл "Гнездом Пророков"; третий круг внутри этого Гнезда - Гора Божия, Виноградник Господень, прибежище Илии, Чье Возвращение символизировал Сам Баб; все, находящееся на Горе, свято и принадлежит международной Общине Веры; сады и террасы представляют Пресвятой Двор; на этом Дворе, во всей своей поразительной красоте стоит Мавзолей Баба - Раковина; в Раковине же заключена Бесценная Жемчужина, Святая Святых, Гробница, построенная Самим Учителем; внутри Святилища находится Склеп, или Рака, центральное помещение Усыпальницы; внутри Склепа - алебастровый Саркофаг, Пресвятой Гроб, в котором, как писал Шоги Эффенди, "хранится неоценимое Сокровище, Святой Прах Баба".
Шоги Эффенди называл Усыпальницу "институтом", и трудно переоценить роль, которую этот институт призван был сыграть "в расширении Всемирного Административного Центра Веры Бахаи и в возникновении его высших институтов, представляющих в зародыше ее будущий Миропорядок". По мере того, как  Усыпальница росла во всем своем величии, Шоги Эффенди все больше приоткрывал ее истинное значение; он писал, что это не только первое и самое святое здание, возведенное во Всемирном Центре Веры, но и "первый из международных институтов, возвещающий об учреждении Верховного Законодательного Органа Всемирного Административного Центра..."
Прах Бахауллы, "Средоточие Поклонения", или "Кибла", для верующих был слишком священным по своей сути и слишком бесконечно возвышенным по Своему положению, чтобы выступать  в качестве духовного двигателя, заряжающего Своей энергией институты Его Миропорядка. В свою очередь, Прах Баба, который  описал собственное положение по отношению к Бахаулле как "Кольцо на руке Того, Кого явит Господь", "Кольцо, Которое Он может повернуть, когда того пожелает", был избран Самим Бахауллой Средоточием, вокруг которого должны объединиться Его Административные Учреждения и под Чьей сенью они будут действовать по Его воле; при этом Он Сам выбрал место захоронения на горе Кармель и повелел Абдул-Баха приобрести этот участок, перенести останки из Персии и захоронить их именно здесь. Следует помнить, что еще задолго до провозглашения Бахауллой Своего положения именно Баб поднял клич, призывающий к установлению "Нового Уклада". А посему выбор Его останков был наиболее подобающим и знаменательным для этой цели. Шоги Эффенди очень четко провел это разграничение, когда говорил о двоякой природе многих зданий Всемирного Центра: обеих Усыпальниц, двух родственных Административных и Духовных Центров Веры.
Вряд ли приходится сомневаться, что, когда Шоги Эффенди прочел Завещание Абдул-Баха, первой его мыслью было скорейшее учреждение Высшего Административного Органа Веры Бахаи - Всемирного Дома Справедливости.  Одним из самых первых его шагов на этом пути было - в 1922 году - призвать в Хайфу самых почтенных верующих и обсудить с ними данный вопрос. Он постоянно возвращается к этой же проблеме в своих обращениях - так, в первом же своем письмом в Персию он упоминает о Всемирном Доме Справедливости и заявляет, что вскоре объявит друзьям о предварительных мероприятиях по его избранию. У него никогда не возникало ни малейшего сомнения относительно его значения и того, как он должен функционировать; в марте 1923 года он писал о нем как о "Верховном Совете, который будет направлять, организовывать и объединять деятельность Движения во всем мире". Несомненно, что в первые дни служения Хранителем руководили две силы: первая - его юношеская нетерпеливость и пыл, побуждавшие его как можно скорее выполнить наставления возлюбленного Учителя, в том числе - учредить Всемирный Дом Справедливости; вторая - руководство свыше и покровительство, обещанное ему в Завещании; вторая влияла на первую. Раз за разом Шоги Эффенди пытался предпринять хотя бы предварительные шаги к выборам, но раз за разом Рука Провидения направляла события таким образом, что  преждевременные действия оказывались невозможны. На одном из совещаний в 1922 года ему, должно быть, внезапно стало ясно, что, сколь бы желанной ни была даже предварительная ступень формирования Всемирного Дома Справедливости, опасно предпринимать такой шаг в данный момент. Прочная административная основа, необходимая для выборов и дальнейшей работы, отсутствовала, равно как и достаточное число сведующих  и квалифицированных верующих, из среды которых мог бы осуществляться выбор.
Обнаружив, что врата к созданию Всемирного Дома Справедливости еще закрыты, Шоги Эффенди попытался учредить хотя бы  первичные формы, которые могли бы предшествовать выборам. Когда в начале своего служения он думал о том, чтобы вызвать в Хайфу людей, которые  помогли бы ему в его работе, он имел в виду образование определенного органа во Всемирном Центре. Это явствует из его собственных слов. 30 августа 1926 года он писал одному из бахаи: "Я с беспокойством думаю о средствах и путях создания в Хайфе чего-то вроде эффективного и компетентного Секретариата... Я много размышлял над этим и до сих пор повсюду ищу сведущего, надежного и обязательного помощника, который мог бы беспрепятственно  и неограниченно посвящать... свое время столь деликатному и ответственному заданию. Если это удастся, я питаю самые радужные надежды на укрепление жизненно важных связей между Центром в Хайфе и Собраниями бахаи в других частях света". 7 декабря того же года он уведомил одного из родственников, что двое видных верующих присоединились к нему в Хайфе и что "мы надеемся сформировать нечто вроде международного Секретариата Бахаи..." Тем не менее истинное значение, которое придавал этому Секретариату Шоги Эффенди, ясно видно из письма, написанного им две недели спустя, в котором он представляет  этих двух верующих мистеру Абрамсону, комиссару Восточного района Палестины; упомянув их имена, он продолжает, что "... просил этих двух представителей Веры Бахаи... приехать в Хайфу, дабы обсудить со мной и другими представителями бахаи Востока формирование Международного Секретариата Бахаи как предварительный шаг к учреждению Международного Совета Бахаи".
В письме  паломника-индуса своему другу, посланном из Хайфы 15 июня 1929 года, читаем: "Шоги Эффенди говорит... что до тех пор пока Национальные Собрания в разных странах не стабилизируются и не завоюют более организованных и прочных позиций, невозможно учредить даже неформальный Дом Справедливости. Он хочет, чтобы не мешкая разработали устав Национального Собрания и зарегистрировали его в правительстве Индии - как устав религигиозного либо коммерческого предприятия... В своих последних письмах верующим Востока Шоги Эффенди просит их также незамедлительно способствовать официальному признанию Духовных Собраний в качестве Верховных религиозных судов..."
Интересно отметить, что в письме к миссис Станнард, которая заведовала Международным Бюро Бахаи в Женеве - оганизацией, ставившей своей целью развивать деятельность Веры в европейских странах и самым широким образом стимулировать ее международные функции, организацией, которую непосредственно курировал и вдохновлял сам Шоги Эффенди, - он в августе 1926 года пишет, что хочет, чтобы Бюллетень Бахаи, издаваемый этим Бюро, отныне публиковался на "трех ведущих европейских языках, а именно, английском, французском и немецком... В своей телеграмме я также выразил готовность расширять общую и финансовую поддержку, с той целью чтобы бюллетень печатался на трех официально признанных языках западной части мира Бахаи... Ваш Ценр в Швейцарии и журнал бахаи, издаваемый на эсперанто в Гамбурге, - оба в какой-то степени предназначены разделить те функции, которые в будущем перейдут к Международному Совету Бахаи".
Во множестве подобных посланий, особенно в первые десять лет своего служения, Шоги Эффенди не скрывает постоянной заинтересованности в образовании чего-то наподобие Международного Секретариата или Совета, откладывая избрание самого по себе Всемирного Дома Справедливости, функции, роль и значение которого представлялись ему все более всеобъемлющими. Некоторое время в течение лета 1929 года Хранитель обдумывал идею созыва Международной Конференции Бахаи, на которой верующие могли бы неофициально собраться, чтобы обсудить пути и средства ускорения формирования восточных Национальных Духовных Собраний, а также - общие вопросы администрования, и таким образом ускорить день, когда, как то предсказывал Абдул-Баха, будет избран Всемирный Дом Справедливости. Некоторые старые бахаи придерживались несколько иной точки зрения на то, что должно происходит на подобного рода конференции, считая, что желательно избрание некоего временного органа. Когда Шоги Эффенди стало известно об этом, он немедленно телеграфировал, 12 декабря 1929 года, двум верующим, принимавшим наиболее активное участие в устроении этой конференции, и категорически запретил ее проведение, мотивируя это тем, что не хочет, чтобы она стала "источником смуты, взаимонепонимания или прямого противостояния". Он отступил перед лицом великой опасности, которую видел в том, что люди незрелые, не проникшиеся глубоким пониманием Административного Порядка, над созиданием которого он трудился, примут не себя власть, ответственность и функции, исполнять которые пока они совершенно очевидно неспособны. В течение более двадцати лет дело касательно Всемирного Дома Справедливости пребывало в состоянии неопределенности, а постоянные упоминания о его создании, которые можно обнаружить в ранних письмах Шоги Эффенди, прекратились после создания им Международного Совета, состоявшего из членов, назначаемых непосредственно им самим. Исходя из того, что он говорил мне в разное время, не сомневаюсь, что, сразу после того как он стал Хранителем, он почувствовал, что определенные видные верующие стремятся войти в состав Дома Справедливости либо какого-то еще временного учреждения, в чем он усматривал приуменьшение собственной роли, а с их стороны - желание взять в свои руки бразды пралвения Делом Божиим; все они по возрасту годились ему в отцы, и, каково бы ни было их мнение относительно Завещания Учителя, он представлялся им во многих  смыслах неопытным юнцом.
С самого начала Шоги Эффенди сконцетрировался на увеличении и укреплении "различных, местных и национальных Собраний". Еще в 1924 году он заявлял, что они являются "краеугольным камнем, на котором покоится и на котором в будущем учередится и поднимется Всемирный Дом". В более поздние годы, призывая к созданию новых национальных органов, Хранитель практически неизменно прибегал к фразам и формулировкам, похожим на ту, которую мы находим в его телеграмме, обращенной в 1951 году к Четвертой европейской миссионерской конференции: "... Будущее здание Всемирного Дома Справедливости зависит от прочности и стабильности основ заложенных различными общинами на Востоке Западе, предназначенных укреплению за счет возникновения трех Национальных Собраний... ожидаемм возникновение подобных учреждений европейском континенте..." Предверяя выборы этого величественного Органа, Шоги Эффенди выступал с заявлениями, которые, дополняя слова его Основателя, Бахауллы, и недвусмысленно ясные прерогативы, возложенные на него Абдул-Баха в Его Завещании, могли лишь облегчить выполнение задач Всемирного Дома по крайней мере на тысячу лет. Шоги Эффенди называл Всемирный Дом Справедливости "зачатком  и предвестником Нового Миропорядка"; он говрил, что "будущий Дом" станет Домом, на который "потомки станут взирать как на последнее прибежище среди обломков цивилизации"; что ему предназначено быть "последним звеном, венчающим строение изначального Миропорядка Бахауллы"; Всемирный Дом Справедливости должен был стать "высшим законодательным органом в административной иерархии Веры" и ее "высшим избирательным институтом". Хранитель утверждал: "На Доверенных Дома Справедливости" Бахаулла "возлагал обязанность издавать законы по вопросам, прямо не выраженным в Его Писаниях, и обещал, что "Господь ниспошлет им потребное вдохновение". Он писал также, что "... власть и прерогативы Всемирного Дома Справедливости, обладающего исключительным правом издавать законы по вопросам, недостаточно четко обозначенным в Пресвятой Книге; положение, освобождающее его членов от какой бы то ни было ответственности по отношению к тем, кого они представляют, и от обязанности согласовывать с ними свои взгляды, убеждения и чувства; специфические положения, в соответствии с которыми масса верующих должна свободно, демократическим путем избирать Орган, представляющий единственный законодательный институт в мировой Общине Бахаи, - таковы некоторые из черт, в своей совокупности отличающие Порядок, отождествляемый с Откровением Бахауллы, от всех прочих существующих ныне систем человеческого правления".
Совершенно неожиданно - дело было в Швейцарии в ноябре 1950 года, когда мой отец, как выразился Шоги Эффенди, "чудодейственно" излечился от тяжелого недуга, - Хранитель, к моему немалому изумлению, отправил несколько телеграмм, в которых приглашал приехать в Хайфу первую группу тех, кто позднее стал членами Международного Совета Бахаи. Как и всему, что он делал, этому поступку предшествовала забрезжившая в потемках мысль, которая в конце концов, подобно яркому светилу новой идеи, поднималась над горизонтом. После нашего возвращения в Святую Землю, когда прибывший первым Лотфулла Хаким, Джесси и Этель Ривелл, а также Амелия Коллинз и Мейсон Рими собрались за столом в Доме паломников Запада вместе с Глэдис Уиден и ее мужем Бэном, которые уже жили там, Хранитель возвестил нам о своем намерении создать на основе нашей группы Международный Совет, и все мы были потрясены беспрецендентной смелостью этого шага и тем, какой бесконечной благодатью оделял он всех присутствующих, равно как и весь мир Бахаи в целом. Тем не менее лишь 9 января 1951 года он оповестил об этом событии в своей исторической телеграмме: "Известите Национальные Собрания на Востоке Западе великом эпохальном решении формировании первого Международного Совета Бахаи предшественника высшего административного учреждения предназначенного возникнуть в конце времен в пределах под сенью Всемирного Духовного Ценра Веры уже существующего городах близнецах Акке Хайфе".
Исполнение пророчеств Бахауллы и Абдул-Баха, образование независимого израильского государства после истечения двухлетнего срока, развертывание исторического предприятия, связанного с возведением надстройки Усыпальницы Баба, наконец, достигшие полной зрелости девять в полную силу функционирующих Национальных Собрания - все это вместе взятое  подтолкнуло  Хранителя к принятию исторического решения, ставшего поистине краегоульным камнем в развитии Административного Порядка за тридцать лет. В продолжении той же телеграммы Шоги Эффенди говорит о том, что новое учреждение имеет троякую функцию: укреплять связи с властями недавно возникшего государства, помогать ему в строительстве Усыпальницы (поскольку лишь аркада была к тому времени завершена) и вести переговоры с гражданскими властями по вопросам, касающимся статуса личности. Впоследствии к этим функциям добавятся и другие, произойдет это тогда, когда "первое, зачаточное Международное Учреждение", поднявшись до уровня официально признанного Суда Бахаи, преобразуется в избирательный орган и достигнет конечного развития в форме Всемирного Дома Справедливости; Дом Справедливости, в свою очередь, обрастет вспомогательными учреждениями, в совокупности составляющими Всемирный Административный Центр. Послание это, столь волнующее по своему размаху, прозвучало над миром Бахаи подобно раскату грома. Как искушенный инженер, постепенно, по частям собирающий свою машину, Шоги Эффенди теперь укрепил раму, которой суждено было своевременно поддерживать последнее, венчающее звено - Всемирный Дом Справедливости.
Четырнадцать месяцев спустя, 8 марта 1952 года, в пространной телеграмме, обращенной к миру Бахаи, Шоги Эффенди возвестил о расширении Международного Совета Бахаи: "Состав членов включает отныне Амат уль-Баха Рухийа избранного осуществления связи между мной и Советом. Десницы Дела Мейсон Рими, Амелия Коллинз, Уго Джакери, Лирой Айоас соответственно назначаются президентом, вице-президентом, освобожденным членом, генеральным секретарем. Джесси Ривелл, Этель Ривелл, Лотфулла Хаким казначеем, западным и восточными секретарями-ассистентами". Изначальный состав члено был изменен вследствие отъезда мистера и миссис Уиден в связи со здоровьем, прибытием мистера Айоаса, предложившего свои услуги Хранителю, и включением в состав Совета доктора Джакери, который продолжал оставаться в Италии и наблюдал за сооружением Усыпальницы - буквально каждый камень ее добывался в карьерах этой страны, там же подвергался обработке и затем по морю отправлялся в Хайфу, золотые же плитки для кровли были заказаны в Голландии, - а также действовал как представитель и доверенное лицо Шоги Эффенди, заказывая и приобретая многие другие предметы, которые требовались в Святой Земле. В мае 1955 года Хранитель оповестил, что число членов Совета увеличивается до девяти человек за счет включения Сильвии Айовас. По своим функциям Международный Совет Бахи был схож с Секретариатом, который Хранитель хотел учредить еще много лет назад; члены Совета получали наставления непосредственно от самого Шоги Эффенди в неофициальной обстановке за столом Дома паломников, а вовсе не как члены какой-то формальной организации; собрания проводились нечасто, поскольку все без исключения члены были постоянно заняты исполнением многочисленных дел, которые поручал им Хранитель. Шоги Эффенди искусно использовал новое учреждение для того, чтобы создать в представлении правительства и городских властей образ международного органа, управляющего административными делами Всемирного Центра. Общественность не беспокоило, какой реальной властью обладает Совет; мы, составлявшие его, знали, что буквально за всем стоит Шоги Эффенди; общественность же тем не менее начинала прозревать в Совете нечто, что со временем могло развиться во Всемирный Дом Справдливости.
Между первым и вторым обращениями, в которых Шоги Эффенди информировал мир бахаи о создании и членах Международного Совета Бахаи, он предпринял еще один фундаментальный шаг в историческом развитии Всемирного Центра Веры - 24 декабря 1951 года Хранитель официально объявил о назначении первых Десниц Дела Божия, числом двенадцать человек, равномерно распределенных  между Святой Землей, Азией, Америкой и Европой. Вот имена людей, возведенных Хранителем в столь высокий чин: Сазерленд Максвелл, Мейсон Рими и Амелия Коллинз, представлявшие Десницы Дела Божия в Святой Земле; Валиулла  Варка, Таразулла Самандари и Али Акбар Фурутан в Азии; Хорас Холли, Дороти Бейкер и Лирой Айоас в Америке; Джордж Таунсенд, Германн Гроссман и Уго Джакери в Европе. Два месяца спустя, 29 февраля 1952 года, Хранитель возвестил друзьям на Востоке и Западе об увеличении числа Десниц Дела Божия до девятнадцати, добавив к ним канадского представителя Фреда Шопфлохера, американку Коринну Тру, представителей Персии Зикруллу Кадема и Шуауллу Алаи, Адельберта Мюльшлегеля в Германии, Мусу Банани в Африке и Клару Данн в Австралии. Дважды назначив Десницы Дела Божия, Шоги Эффенди дал понять, что для него ныне пробил час прибегнуть к подобному шагу в соответствии с предвидениями Абдул-Баха в Его Завещании и что это - процесс, параллельный предварительному формированию Международного Совета Бахаи, предназначенного увенчаться образованием Всемирного Дома Справедливости. Он объявил также, что на возвышенный институт Десниц в соответствии с Завещанием Абдул-Баха возлагается священная двоякая функция - распространять Веру и хранить ее единство.
В последнем послании Шоги Эффенди миру Бахаи в октябре 1957 года он возвестил о том, что назначает "новые Десницы Дела Божия... Девять новооблеченных этим возвышающим чином: Инек Олинга, Уильям Сирс и Джон Робартс на западе и юге Африки; Хасан Бальюзи и Джон Ферраби в Великобритании; Коллис Фезерстоун и Рахматулла Мухаджир на островах Тихого океана; и, наконец, Аб уль-Касим Фаизи на Аравийском полуострове - избраны из обитателей четырех континентов земного шара и, представляя Ростки, принадлежат равно к черной и белой расе и происходят из христианской, мусульманской, еврейской и языческой среды".
За двухмесячный период 1952 года Хранитель созда Вахид - девятнадцать Десниц Дела и сохранял это число вплоть до 1957 года, когда прибавли к ним еще восемь, таким образом доведя  общее число до трижды превышающего девять. После кончины одной из девятнадцати Десниц Шоги Эффенди назначл нового члена. Двое из назначенных так Десниц заняли места своих отцов: "плащ" отца лег на мои плечи 26 марта 1952 года после смерти Сазерленда Максвелла; Али Мухаммад Варка наследовал своему отцу 15 ноября 1955 года и тоже стал Доверенным Хукука. После того как Дороти Бейкер погибла в результате несчастного случая, Пол Хейни был назначен новой Десницей Дела 19 марта 1954, а вслед за кончиной Фреда Шопфлохера - Джалал Хазе был возведен в этот чин 7 декабря 1953: вскоре после смерти Джона Таунсенда, 27 марта 1957 года, Хранитель назначил новой Десницей Агнессу Александр; таким образом, число девятнадцать сохранялось до третьего назначения Десниц, возвещенном в последнем великом обращении Шоги Эффенди посреди Всемирного Крестового Похода.
В промежутке между 9 января 1951 года и 8 марта 1952 года в Административном Порядке Веры в ее Всемирном Центре произошли замечательные, имевшие далеко идущие последствия - последствия, которые, как писал Шоги Эффенди, на много лет вперед означали возведение "структуры ее высших институтов", "высших Органов ее развивающегося Порядка", которые, пока пребывая "в зачаточном состоянии" складываются вокруг Святых Гробниц. В своих писаниях он указывает верующим, что прогресс и становление Миропорядка Бахауллы руководствовался духовной энергией, высвобожденной  тремя могучими "хартиями", которые привели в движение три различных процесса - первый, заключенный в "Скрижали горы Кармель" Самого Бахауллы, два другие, вышедшие из-под пера Учителя, представлены соответственно в Его Завещании и Его "Скрижали о Божественном Предначертании". Первый  действовал на земле, которая, по словам Шоги Эффенди, "является географическим, административным, духовным сердцем всей планеты", на "Святой Земле - Средоточии и Стержне, вокруг которого врадаются предначертанные свыше, неуклонно множащиеся учреждения всемирной искупительной Веры", на "Святой Земле - Кибле мировой общины, сердце, непрестанно струящем могучие силы животворящей Веры, центральной точке, вокруг которой разворачивается разнообразная деятельность предустановленного свыше Административного Порядка". Основным зерном "Скрижали горы Кармель" были слова Бахауллы о том, что "отныне Господь ниспошлет Свой Ковчег вам и явит людей Бахаи, упомянутых в Книге Имен"; под "людьми Баха", пояснял Шоги Эффенди, следует разуметь членов Всемирного Дома Справедливости.
Тогда как Завещание Учителя оказывало влияние на весь мир благодаря возведению административных учреждений, которые Он так ясно обрисовал в Своей Хартии, а Его "Скриажль о Божественном Предначертании" подразумевала духовное завоевание планеты путем распространения учения Бахауллы и - соответственнл - рассматривала весь земной шар как поле сражения, - "Скрижаль горы Кармель" озаряет своей благодатью непосредственно гору Кармель, это "Святое Место", которое, как писал Шоги Эффенди, "под сенью  крыл Усыпальницы Баба... пребудет главным Средоточием и Центром тех перевернувших мир, объявших его своей сетью и напрвляющих его административных учреждений, заповеданных Бахауллой и предсказанных Абдул-Баха, которые должны действовать в согласии с принципами, управляющими родственными институтами Хранительства и Всемирного Дома Справедливости".
Значение "ширящейся славы" этих учреждений, о которой так часто писал Шоги Эффенди в посланиях, с которыми обращался к единоверцами в последний год своей жизни, подвигло Джорджа Таунсенда написать ему 14 января 1952 года в письме, где он Благодарит Хранителя за возведение его в чин Десницы Дела: "Разрешите мне обратиться к Вам со скромными словами восхищения и благодарности за видение близящегося Торжества Божия, которое, исключительно благодаря Вашим заслугам, воочию предстало изумленному миру Бахаи".
В своих последних письмах Шоги эффенди раскрывал как полжение, так и некоторые функции новоучрежденного огана Десниц. Он приветствовал постепенное развертывание в "начальные годы" второй эпохи Века Строительства этого "величественного учреждения", которое Сам Бахаулла не только предвидел, но некоторых членов которого Он успел Сам назначить еще при жизни, и которое Абдул-Баха формально учредил в Своем Завещании. Помимо поддержки, которую Десницы Дела уже оказали Хранителю в Святой Земле при сооружении Усыпальницы Баба, укрепляя связи с израильским государством, расширяя масштабы международных вложений в Святой Земле и осуществляя предварительные меры по учреждению Всемирного Центр Бахаи, они также приняли участие в четырех крупных Межконтинентальных миссионерских конференциях, состоявшихся в течение Святого Года с октября 1952  по октябрь  1953 года, на которых они представляли Хранителя Веры и после которых - по его просьбе - объездили всю Северную, Южную и Центральную Америку, побывали в Европе, Азии и Австралии. В апреле 1954 года Шоги Эффенди заявли о том, что этот орган вступил во вторую фазу своего развития, знаменуемую укреплением связей между ним и Национальными Духовными Собраниями, занятыми выполнением  Десятилетнего Плана; пятнадцать Десниц, находившихся за пределами Святой Земли, должны были в период Ризвана, каждый на своем континенте, назначить из числа верующих Вспомогательные Органы, членам которых предписывалось действовать в качестве "депутатов", "помощников" и "советников"  при Десницах и оказывать им все большую помощь в проведении Десятилетнего Крестового Похода. Эти органы должны были состоять из девяти членов в Америке, Европе и Африке, семи - в Азии и двух - в Австралии. Они несли прямую ответственность перед Десницами за деятельность, проводимую  на соответствующих континентах; Десницы, со своей стороны, обязаны были поддерживать тесные контакты с Национальными Собраниями своих регионов и информировать их о деятельности находящихся в их  ведении вспомогательных органов; кроме того в их обязанности входило поддерживать тесную связь с Деницами Дела, находящимися в Святой Земле, которые действовали как связующее звено между ними и Хранителем. Как раз в это время Шоги Эффенди учредил Континентальные фонды Бахаи для обеспечения работы Десниц  и сам внес первый взнос в каждый из них в размере тысячи фунтов.
Год спустя Шоги Эффенди поручил тринадцати Десницам Дела участвовать от его лица в тринадцати Съездах, намеченных на  1957 год для избрания новых Национальных Собраний; с момента, когда он официально назначил Десницы, до самой смерти Хранитель неизменно продолжал использовать их для этой цели. В 1957 году, ровно за четыре месяца до своей кончины, Шоги Эффенди в пространном телеграфном послании оповещает верующих о том, что "победоносное завершение ряда исторических мероприятий" и "свидетельства растущей враждебности извне", а также "настойчивые махинации внутри Движения" и предвидение "страшных столкновений приуготовленных сплотить Воинство Света борьбе светскими и церковными силами тьмы" неизбежно требует еще более тесного сотрудничества между Десницами всех пяти континентов и Национальными Собраниями, чтобы совместными усилиями раскрыть "бесчестные действия внешних врагов принятием мудрых эффективных мер противостоять их предательским замыслам" и защитить массы верующих, предотвратив распространение пагубного влияния этих злых сил. В начале телеграммы Шоги Эффени подчеркивает, что Десницы помимо новых обязанностей по присутствию на Национальных Духовных Собраниях в процессе осуществления Всемирного Духовного Похода должны отныне исполнять свою "первостепенную обязанность" - наблюдать за жизнью Всемирной общины бахаи и отстаивать ее интересы в тесном сотрудничестве с Национальными Собраниями. Свое величественное послание он завершает такими словами: "Призываю Десницы Национальные Собрания каждом континенте отныне самостоятельно установить прямой контакт по возможности часто получать отчеты соответственных Вспомогательных Национальных Комитетов осуществлять недремлющее наблюдение решительного исполнения неуклонно священных обязанностей. Обеспечить сохранение драгоценного духовного здоровья Веры общинах Бахаи жизненности веры отдельных членов правильное функционирование ее кропотливо обустроенных учреждений плодотворное всеохватное развитие ее предприятий исполнение ее конечной цели все прямо зависящее достойного исполнения нелегкой ответственности возложенной следующего чином Хранителя первым предопределенной свыше административной иерархии Миропорядка Бахауллы".
Последнее крупное послание в жизни Шоги Эффенди - датированное октябрем, но фактически разработанное еще в августе, - вновь подчеркивает важность и значение института Десниц Дела. В нем Шоги Эффенди не только назначает последний контингент Десниц, но и предпринимает в высшей степени значительный шаг, учреждая Вспомогательные Комитеты на каждом континенте: "Это позднейшее увеличение группы высокопоставленных служителей стремительно развивающегося Всемирного Административного Порядка, включая дальнейшее расширение высокого института Десниц Дела Божия, требует, ввиду недавнего принятия ими священной обязанности защитников Веры, того, чтобы Десницы назначали на каждом континенте соответственно Вспомогательные Комитеты, равные по числу членов уже существующим и исполняющие особую функцию - наблюдения за безопасностью Веры, таким образом дополняя деятельность своих предшественников и соратников, чей долг отныне должен состоять исключительно в исполнении Десятилетнего Плана".
Практически невозможно себе представить, в каком положении оказался бы мир Бахаи после смерти Шоги Эффенди, не позаботься он своевременно о Десницах Дела и не обяжи Национальные Собрания тесно сотрудничать с Десницами в исполнении первостепенной обязанности - защиты интересов Веры. И разве не различимо в этих последних посланиях темное облачко на горизонте, размером с ладонь?
Завещание Учителя недвусмысленно давало Шоги Эффенди полное право, обязывало его назначать Десницы Дела. В первые тридцать лет своего служения - за единственным исключением - он возводил людей в чин Десниц лишь посмертно. Это была высшая честь, какой  мог удостоиться верующий при жизни или после смерти, и Шоги Эффенди удостаивал звания Десниц многих бахаи на Востоке и Западе уже после их кончины; наиболее выдающейся среди них была Марта Рут, которую Хранитель охарактеризовал как возвышеннейшую из Десниц, появившихся на протяжении первого века Веры с начала Века Строительства. Исключением же стала Амелия Коллинз. Хранитель телеграфировал ей 22 ноября 1946 года: "Ваши великие заслуги международном служении исключительная набожностбь и последние ваши достижения побудили меня возвести вас в чин Десницы Дела Бахауллы. Вы первая кто удостоен этой чести прижизненно. Время оглашения предоставьте на мое усмотрение". Обычно Шоги Эффенди извещал возводимого в чин Десницы одновременно с публичным оглашением своего решения. Троим из них - Фреду Шопфлохеру и Мусе Банани, которые были на паломничестве в Хайфе, когда Хранитель оповещал верующих о своем решении, - и мне он сообщил о возведении в чин лично. Не стану и пытаться описывать те чувства изумленя, собственной недостойности и почти чуда, которые переполняли сердца избранников. Каждый словно оказывался во власти благодатного потока еще большей любви и еще большей преданности Хранителю.
Создание Места, могущего стать, по выражению Шоги Эффенди, "центральным средоточием" могущественнейшего из институтов Веры, потребовало долгих лет подготовительной работы, включая отлаживание механизма Административного Порядка и возведение надстройки Усыпальницы Баба, а также общее укрепление Всемирного Центра. Место это представляло из себя не что иное, как место упокоения матери, сестры и брата Абдул-Баха, тех, по словам Шоги Эффенди, "трех несравненно драгоценных душ", которые "вслед за тремя Основными Героями нашей Веры возвышаются над множеством Письмен, мучеников, десниц, миссионеров и учредителей Дела Бахауллы".
Давним желанием Пресвятого Листа было, подобно своему брату, Махди, покоиться рядом с матерью, погребенной в Акке. Но когда Бахийа-ханум скончалась в 1932 году тело ее было подобающим образом предано земле на горе Кармель, рядом с Усыпальницей Баба. Шоги Эффенди явилась мысль перенести останки ее матери и брата, столь недостойно похороненных в Акке, в непосредственную близость к ее могиле, и в 1939 году он заказал в Италии два мраморных памятника, по стилю напоминающих тот, что высился над ее могилой. К счастью, оба памятника прибыли в Хайфу в целости и сохранности, несмотря на войну. Однако "конечное осуществление этой столь долго лелеемой в глубине сердца надежды" оказалось далеко не простой задачей. Процитирую  выдержку из собственного опубликованного отчета об этих событиях, поскольку я, разумеется, находилась в то время в Хайфе: "Пока могилы готовили, высекая их в скале, Хранитель узнал, что нарушители Завета протестуют против права бахаи на перенесение праха матери и брата Абдул-Баха на новое место, хотя и опасаются заявить властям о своих так называемых притязаниях на погребение на правах родственников. Тем не менее как только гражданские власти получили истинное представление о положении вещей, а именно о том, что эти же самые родственники были заклятыми врагами Учителя и Его семьи, что они предали Дело Бахауллы во имя своекорыстных интересов и что Сам Абдул-Баха открыто обличает их в Своем Завещании, - они поддержали план  Хранителя и немедленно подготовили необходимые бумаги для эксгумации останков. Опасаясь возможных дальнейших проволочек, Шоги Эффенди сам два дня спустя перевез останки Пресвятой Ветви и ее матери на гору Кармель".
На рассвете в сопровождении нескольких верующих Шоги Эффенди отправился в Акку, вскрыл одну могилу за другой и привез останки в Хайфу. Позднее он сам рассказывал мне об этом; для него самого во всех отношениях это было испытание близкое к нервному шоку. Во-первых, существовала вполне реальная опасность того, что нарушители Завета решатся вместе с частью своих сторонников явиться на кладбище и силой помешать осуществлению задуманного; в этом отношении они могли рассчитывать на симпатии мусульман, считающих вскрытие могил величайшим святотатсвом, и действительно в некоторых случаях эксгумация может превратиться в величайшее надругательство. Кроме того - стоять рядом с могилой, которую раскапывают на твоих глазах - дерзкое предприятие, тем более можно себе представить, каким испытанием это было для чувствительной натуры Шоги Эффенди! Когда сняли слой земли, лежавшей на гробе матери Учителя, он увидел, что дерево практически не повреждено за исключением нескольких мест сверху, после чего он приказал осторожно снять крышку. Хранитель сказал, что тело, завернутое в саван, лежало так, словно можно было различить живые черты, но рассыпалось в прах при первом же прикосновении. Тогда он спустился в могилу и собственными руками помог перенести кости и прах в новый, специально подготовленный гроб; потом гроб закрыли, погрузили в ожидавшую рядом машину и проехали на второе арабское кладбище, где была похоронена Пречистая Ветвь, и открыли ее могилу. Поскольку она была похоронена на двадцать лет раньше и захоронение производилось поспешно - Бахаулла находился в заключении и под строгим надзором в казармах Акки - гроб рассыпался полностью, и Шоги Эффенди вновь сам подобрал кости и несколько горстей праха и вновь сам положил их во второй, ожидавший своей очереди гроб. И хотя в целом все закончилось успешно, прежде чем вернуться в Хайфу, Шоги Эффендипришлось пережить несколько часов тяжелейшего нервного напряжения. я снова процитирую свои записи тех дней, потому что в них - куда более яркая картина произошедшего, чем то, что подсказывает мне память много лет спустя: "Сумерки окутали гору Кармель, и покровы тьмы сгустились над заливом Акки. Группа людей собралась в ожидании на ступенях возле ворот. Неожиданно люди приходят в волнение, садовник торопится включить освещение у входа, и в полосах яркого белого света появляется процессия. Человек в черном поддерживает плечом тяжелый край гроба. Это - Хранитель Дела, и он несет смертные останки Пречистой Ветви, возлюбленного сына Бахауллы. Медленно он и его спутники поднимаются по узкой дорожке и в молчании приближаются к дому, рядом с которым покоится Пресвятой Лист. Преданный слуга торопливо проходит вперед с ковром и светильником из Святой Усыпальницы и быстро подготавливает залу. Благородное, волевое лицо Хранителя появляется в дверном проеме, драгоценный груз по-прежнему опирается о его плечо, затем гроб на время оставляют в скромной комнате, окна которой обращены к Бахджи - Кибле Веры. И вновь те же преданные слуги, ведомые своим Хранителем, возвращаются к воротам и вновь поднимаются по тропинке с другой священной ношей - телом жены Бахауллы, матери Учителя".
5 декабря, к моменту, когда эта непростая задача была благополучно выполнена, американское Собрание получило от Шоги Эффенди следующую телеграмму: "Блаженны останки Пречистой Ветви и матери Учителя благополучно перенесены освященные окрестности Усыпальницы горе Кармель. Длившимся долгие годы унижением решительно покончено. Интриги нарушителей Завета целью сорвать планы потерпели поражение. Заветное желание Пресвятого Листа исполнилось. Сестра брат мать жена Абдул-Баха соединились вместе предназначенно образовать средоточие Административных Институтов Бахаи Всемирном Центре Веры. Донесите радостную весть всех американских верующих. Шоги Раббани". Полная подпись Хранителя требовалась, поскольку шла война и вся корреспонденция проходила цензуру.
Утонченный вкус и чувство гармонии, присущие всему, что делал Хранитель, в полной мере нашли отражение в мраморных памятниках, которые он воздвиг на могилах четырх близких родственников Абдул-Баха. Спроектированные в Италии по указаниям самого Шоги Эффенди и выполненные там же в белом каррарском мраморе, они были морем доставлены в Хайфу и установлены на заранее отведенных местах на протяжении десяти лет - с 1932 по 1942 год; вокруг них Хранитель разбил прекрасные сады, которые мы обычно называли "Сады Памятников" и которые он собирался превратить в центральную ось той арки на горе Кармель, вокруг которой в будущем объединятся Международные Институты Веры.
Три недели драгоценные останки лежали в комнате, о которой я рассказывала, а 26 декабря Шоги Эффенди телеграфировал: "Накануне Рождества возлюбленные останки Пречистой Ветви и матери Учителя были выставлены для торжественного прощания в Святой Усыпальнице Баба. На  Рождество они были преданы священной земле горы Кармель. Присутствие церемонии ближневосточных верующих глубоко трогательно. Подобающе посвятить грандиозный Семилетний План американской общины вечной памяти этих двух святых душ которые вслед за Основателем Веры и Совершенным Образцом возвышаются вместе с Пресвятым Листом над всем сонмом верующих. Примите моего имени почетный вклад тысячу фунтов фонд Бахийи-ханум предназначенного для заключения следующем апреле окончательного контракта завершающей стадии возведения Машрик уль-Азкара. Не медлите воспользоваться бесценной возможностью обетованной помощи свыше".
Талант Хранителя - делать все с достоинством, подобающим образом, всегда верно следуя примеру своего возлюбленного деда, наилучшим образом проявился в тех почестях, которыми сопровождалось упокоение двух святых душ, столь любимых и Бахауллой и Абдул-Баха. Вообще все это событие настолько уникально в истории религии, что я чувствую настоятельную потребность рассказать здесь о нем как можно более полно. И вновь хочу привести отрывок из уже цитированной выше статьи: "Уложен последний камень двух склепов, полы выложены мрамором, дощечки с именами установлены в головах, земля выровнена, к месту их последнего упокоения ведут две дорожки... И вот вновь Хранитель несет их, чтобы выставить для торжественного прощания в Святой Гробнице Баба. Бок о бок, в неземном величии, лежат они у святого порога лицом к Бахджи, горят свечи, поставленные в изголовье гробов, верки положены в изножье... Следующим вечером, когда садилось солнце, мы вновь собрались в Святой Усыпальнице... Медленно, на руках верующих, которых ведет за собой Шоги Эффенди, ни на минуту не оставляющий свою драгоценную ношу... Вот они обошли вокруг Усыпальниц, и гроб возлюбленного Махди, который несет Хранитель, а вслед за ним гроб матери Учителя медленно проплывают мимо нас. Вокруг Усыпальницы, через освещенный сад, вниз по белой дорожке и дальше - по залитой лунным светом дороге следует эта торжественная процессия. Высоко, так, словно неведомая сила несет их по воздуху, над головами идущих следом, гробы движутся по предназначенному пути... Вот они проплывают перед нами, отчетливо видные на фоне ночного неба... Они приближаются, Хранитель почти касается щекой своей драгоценной ноши. Они движутся вперед, к склепам. Близок миг, когда Пречистая Ветвь обретет покой. Шоги Эффенди первым ступает на расстеленный на полу ковер и мягким движением опускает гроб на предназначенное место. Он сам кладет на него цветы, ласково проводит рукой. Затем, точно так же, Хранитель ставит гроб матери Учителя в соседнем склепе... Подходят каменщики, чтобы заложить вход в гробницы... Склепы усыпаны цветами, и Хранитель окропляет их розовым маслом... И вот звучит голос Шоги Эффенди, он поет Скрижали, явленные Бахауллой и предназначенные Им для чтения над могилами усопших".
Если вспомнить, что все эти события, столь деликатные по своей природе, столь волнующие, столь надрывные, происходили не менее, чем через два месяца после того как Хранитель оправился от тяжелейшего недуга, приковавшего его к постели, мы можем лишь вновь поразиться пафосу, которым была проникнута вся его жизнь, его несгибаемой решительности, мужеству и благочестию, которое вдохновляло его во всем.
В конце концов Шоги Эффенди, ведомый властной силою свыше, достиг своей цели и учредил "центральное Средоточие". Но только четырнадцать лет спустя он смог оповестить  мир Бахаи о том, что намерен предпринять шаг, который "знаменует учреждение Всемирного Административного Центра Веры на горе Кармель - Арки, о которой говорит Бахаулла в заключительных строках Своей "Скрижали о горе Кармель". Шаг этот был - возведение здания Международных Архивов.
Еще в самом начале тридцатых годов, вскоре после завершения работ, связанных с постройкой трех дополнительных залов Усыпальницы Баба, Шоги Эффенди открыл во Всемирном Центре Архивы, временно размещенные в них и включавшие, прежде всего, драгоценные реликвии Бахауллы и Абдул-Баха, которыми уже владела семья Учителя и многие из старых верующих, живших в Палестине. Посещение Архивов было всегда глубоко волнующим. "Если бы кому-то довелось пройти по залам музей, в которых собраны подлинные реликвии, сохранившие память о днях жизни Христа, - писала я в 1937 году, побывав там, - то какие бы чувства охватили христианина? Если бы он смог увидеть Его сандалии, на которых сохранилась пыль дорог Вифлеема и Иерусалима, или плащ, облекавший Его плечи... или кусок холста, прикрывавший Его голову от солнца - какое чудесное, благоговейное вдохновение снизошло бы на последователей Его Веры! Если бы его глазам представилась хотя бы строка, начертанная Его рукой... Для большинства людей в мире все это лежит за пределами воображения; но бахаи, верующие в новейшее Явление Воли Божией на этой планете, удостоились такой неоцинимой привилегии".
Когда бахаи  узнали больше об этих Архивах и о паломниках, все большее число которых посещало их, когда они увидели, как бережно хранятся исторические материалы и святыни, как красиво они оформлены, каким почетом окружены - они начали присылать из Персии поистине бесценные предметы, связанные с тремя Главными Героями Веры и с ее мучениками. Среди этих, всегда с готовностью принимаемых поступлений были предметы, принадлежавшие Бабу, подаренные Ростками, которые чрезвычайно обогатили собрание. Оно выросло до таких размеров, что позднее небольшой дом, где находились перед перезахоронением останки Пречистой Ветви и его матери, Хранитель превратил в дополнительные Архивы, и для удобства их стали называть "Большими" и "Малыми", а также "новыми" или "старыми" Архивами.
В 1954 году, во время первых лет Всемирного Похода, Шоги Эффенди решил приступить к строительству "первого из главных зданий, предназначенных составить основу Всемирного Администраитвного Центра Бахаи на горе Кармель". Его выбор пал на здание, которое он считал одновременно срочно необходимым и доступным, а именно, постройки, которая могла бы вместить святыни и исторические реликвии, собранные в Святой Земле, которые к тому времени были размещены розно в шести комнатах двух  отдельных домов. К Новрузу 1954 года началась закладка фундамента. Выбирая первоначальный проект для важных  построек, Шоги Эффенди руководствовался тремя вещами: здание должно быть красивым, иметь величественный вид и непреходящую художественную ценность, а не подражать преходящей (и, с его точки зрения, уродливой) современной архитектурной моде. Он был великим поклонником древнегреческой  архитектуры и считал афинский Парфенон одним из красивейших зданий на земле; в данном случае он тоже ориентировался на пропорции Парфенона, единственно изменив ордер капителей, предпочтя ионический дорическому. После того как в окончательный проект были внесены его многочисленные поправки, Шоги Эффенди утвердил его, и постройка здания, которое он называл "впечатляющим и поразительно красивым"  завершилась в  1957 году. Строимость строительства составила примерно четверть миллиона долларов; так же, как и Усыпальница баба, здание заказали в Италии, где полностью  были изготовлены составляющие его блоки, затем на корабле перевезенные в Хайфу; все каменные части были пронумерованы, мало того - составлены подробные схемы, указывающие место установки каждой, что значительно облегчило и упростило процесс. Если не считать фундаментов и железобетонных панелей для пола, стен и потолка, можно с полным правом сказать, что здание целиком было создано за границей, а затем уже собрано на месте.
Никакое другое из предпринятых Шоги Эффенди начинаний не демонстрируют так ясно его оригинальность, полную независимость от посторонних взглядов и суждений, его решимость и необычайную скрупулезность. Сначал он долго выверял по протянутым на земле веревкам, обозначавшим размеры здания, какое именно положение оно будет занимать, и бился до тех пор, пока не достиг желательного результата; потом он приступил к благоустройству окружающего участка - прокладывал дорожки, сажал деревья, разбивал лужайки. После чего он уведомил Лироя Айоаса, которому было поручено наблюдение за работами в Хайфе (аналогично этому Уго Джакери наблюдал за проведением работ в Италии), что строительство должно начаться с задней части здания, так, чтобы его фронтон вписался в уже окружающие его сады, причем практически вся его длина с трех стороны была вымерена с точностью до плюс-минус пяти метров! В результате здание росло метр за метром, окруженное уже вполне разросшимися пышными садами, а когда оно было закончено, вокруг лежал не пустырь, как это обычно бывает, и создавалось впечатление, что оно стоит здесь уже годы.  Невозможно не различить за всем этим руку Провидения, устроившего все так, что Хранитель с его безупречным вкусом, его совершенным чувством гармонии руководил постройкой от начала до конца и успел завершить ее до своей кончины. И действительно, приготовления были столь всеобъемлющи, что когда пришло время размещать в Архивах мебель в objets d'art он сам приобрел ее и обставил залы, практически все необходимое было под рукой, а исторические реликвии, которые он с таким тщанием собирал в Большом  и Малом Архивах, с легкостью находили каждая свое место, уже предусмотренное Хранителем.
В последнем Послании к Ризвану, в котором Шоги Эффенди обратился ко всему миру Бахаи, ясно отражается его удовлетворение зданием Архивов - творением его рук; объявив о его завершении, Хранитель пишет о том, что оно "благодаря своей живописности, классическому стилю и изящным пропорциям, вкупе с величественным златоглавым Мавзолеем, высящимся за ним, в огромной степени способствует прославлению центральных институтов Мировой Веры, свившей свое гнездо в лоне священной Горы Божией".
В послании от 27 ноября 1954 года, адресованном миру Бахаи и вновь приуроченном к годовщине кончины возлюбленного Учителя, Шоги Эффенди подробно говорит о значении этого здания, делая акцент на том, что теперь, когда долгожданное приобретение необходимого участка земли свершилось, стало возможным приступить к возведению Международных Архивов Бахаи. "Возведение этого Здания, - продолжает он, - в свою очередь, предвозвещает, в течение последующих эпох Века Строительства Веры, сооружение других строений, которые послужат административными центрами таких ниспосланных свыше институтов, как институт Хранительства, Десницы Дела и Всемирный Дом Справедливости. Эти Здания в форме широко раскинувшейся арки, гармонизируя друг с другом по архитектурному стилю, окружат места последнего упокоения Пресвятого Листа, самой выдающейся женщины в рядах последователей Откровения Бахаи, ее брата, которого Бахаулла принес в жертву во имя ускорения  движения мира на пути к его конечному единству, и их матери, которую Он провозгласил Свой избранной "спутницей во всех мирах Божиих". Полное завершение этого удивительного предприятия знаменует собою кульминацию развития всемирного предустановленного свыше Административного Порядка, чье начало уходит  своими корнями в завершающие годы Героического Века Веры".
Столь великое значение придавал Шоги Эффенди этой "арке", линии которой он тщательно, пядь за пядью, выверял на земле и которая раскинулась на горе, подобно некоему  огромному своду, сомкнувшемуся над местом упокоения ближайших родственников Абдул-Баха, и по правую руку от которой высятся ныне Архивы, что он писал о ее завершении в последнем Послании к Ризвану в 1957 году как о "плане, предназначенном обеспечить завершение арки, служащей основанием возведению будущих зданий, составляющих Всемирный Административный Центр Бахаи, - плане, который успешно завершен".