История казни Баба, рассказанная Набилем

История казни Баба, рассказанная Набилем

Еще за сорок дней до прибытия этого офицера в Чехриг, Баб собрал все Свои документы и сочинения, и положил их вместе со Своими агатовыми кольцами, пеналом и печатью в сундучок, который он поручил Молла Багеру, одному из Букв Живущего. Ему же Он передал адресованное Своему секретарю письмо вместе с ключом от сундучка. Подчеркивая свешенный характер этого поручения, Он потребовал от него быть крайне бдительным, порученные вещи скрыть от всех, за исключением того же секретаря Мирза Ахмада.

Молла Багер передал порученные ему вещи Мирза Ахмаду, который, по настоятельной просьбе Шейх Азима, открыл сундучок перед нами. Среди вещей, находящихся в этом сундучке, больше всего мы были восхищены свитком голубой бумаги высшего качества, на котором Своим прекрасным почерком шекасте Баб написал в виде пятиконечной звезды около пятисот стихов, составленных из производных слов Баха. Хорошо сохранившийся этот свиток был совершенно чистым и без малейшего пятна. Так аккуратно и так чисто все это было написано, что издали оно производило впечатление простой пятиконечной звезды, покрытой тушью. Казалось, что скорее это было что-то напечатанное, нежели написанное рукой. Не описать мне нашего чрезмерного восхищения при виде этого шедевра, действительно, никакой каллиграф не смог бы написать подобным почерком. Положив свиток обратно в сундучок, мы вернули его Мирза Ахмаду, который в тот же день отправился в Тегеран. Перед отъездом он заявил нам, что относительно письма он может сказать только то, что ему приказано собственноручно вручить Дженабе Баха все порученные ему вещи. А мне он сказал, чтобы я отправился в Заранд, где меня с нетерпением ожидал отец.

В исполнение полученного приказа от Навваба Хамзе Мирза, упомянутый офицер привел Баба в Тавриз и обращался по пути с ним весьма почтительно. По поручению этого же принца, Баб был принят с глубоким уважением у одного из его друзей. Спустя три дня после прибытия Баба, принц получил новый приказ Великого Визиря, требующего смертной казни Пленника немедленно по получении фармана. Было также приказано предать смерти всех, кто объявит себя Его последователем. Армянский полк Орумийе во главе с полковником Сам Хан получил приказ расстрелять Его на Казарменной площади Тавриза, находящейся в центре города.

Принц заявил брату Великого Визиря Мирза Хасан Хане Вазир Незаму, что крайне изумлен фарманом, который он принес с собой. "Было бы лучше," - сказал он ему, - "если бы Амир поручил мне более важное дело, нежели то, что он приказывает мне теперь. Такого рода поручения могут принять только люди низкого происхождения. Я не Эбне Зияд и не Эбне Сад258, чтобы он поручил мне убить невинного потомка посланника Божиего. Мирза Хасан Хан сообщил заявление принца своему брату, который приказал ему самому немедленно привести в исполнение полученное распоряжение. "Избавь нас," - просил визирь своего брата, - "от этого дела, которое неимоверно беспокоит нас, и кончай с ним пока не наступит рамазан месяц, чтобы спокойно провели мы постные дни". Мирза Хасан Хан попытался сообщить принцу новое распоряжение, но никак не мог добиться свидания с ним, ибо принц, под предлогом болезни, не принимал его. Несмотря на этот отказ принца, он сам издал приказ о немедленном переводе Баба и Его последователей из дома, где они находились, в одну из комнат казармы. Кроме того он распорядился Сам Хану отправить десять солдат для охраны входа в комнату, в которой был заключен Баб.

Итак, отняв у Баба тюрбан и кушак, эмблемы Его происхождения от Пророка, они перевели Его вместе с Сейед Хосейном, Его секретарем, из одной тюрьмы в другую. И Он знал, что это было еще одним этапом на пути, ведущем к конечной цели, которую Он наметил себе. В тот день, когда Баба перевели в казарму, где суждено было Ему пасть мученической смертью, страшной бурей был охвачен Тавриз. То, что с ужасом жители города представляли себе относительно дня Суда, казалось осуществилось в этот день. Никогда еще Тавриз не знал такого таинственного урагана. В тот момент, когда Баб входил во двор казармы, совершенно пренебрегая всякой опасностью, пробил себе дорогу через собравшуюся толпу и подошел к Нему юноша с изможденным лицом, растрёпанными волосами и босыми ногами.

Впоследствии Сейед Хосейн рассказал мне нижеследующее: "В эту ночь его лицо сияло от радости, подобно которой до того времени еще никто не замечал в нем. Не обращая внимания на ураган, свирепствовавший вокруг Него, весело и радостно Он разговаривал с нами, казалось, что внезапно исчезла вся Его скорбь, так ужасно тяготившая Ему сердце. Предчувствуя близкую победу, Он совершенно забыл все Свое горе. "Завтра," - сказал Он нам, - "день моей мученической кончины. Мне бы хотелось, чтобы один из вас теперь же, своей собственной рукой, лишил меня жизни. Я предпочитаю, чтобы убил меня один из друзей, нежели один из врагов. "Горько заплакали мы, услышав эти слова. Нам страшно было и думать о том, чтобы своей собственной рукой предать Его смерти.

Мы отказались и ни слова не сказали. Однако, Мирза Мохаммад Али вскочил вдруг на ноги и заявил, что он готов выполнить все, что потребует Баб. "Этот самый юноша, который вызвался исполнить мое желание," - заявил Баб, после того как мы вступились и заставили его отказаться от подобной идеи, - "вместе со Мною будет предан мученической смерти. С ним Я решил поделиться этой славой. "

Рано утром Мирза Хасан Хан приказал своему фарраш-баши повести Баба к главным моджтахедам города с тем, чтобы получить от них разрешение, требуемое для Его смертной казни261. Когда Баб собирался выйти из казармы, Сейед Хосейн спросил Его, как ему быть. "Не признайся в своей вере," - посоветовал ему Баб, - "ибо тем самым в свое время ты сможешь передать другим то, что никто кроме тебя не знает. "В то время, как они секретно разговаривали между собой, подошел фарраш-баши и, взяв за руку Сейед Хосейна, отвел его в сторону и сделал ему строгий выговор. "До того времени, пока Я не выскажу ему все, что Я желаю," - предупредил Баб фарраш-баши, - "никакая земная сила не сможет заставить Меня замолчать. Если даже все люди будут вооружены против меня, все же они не смогут помешать Мне исполнить в точности мое желание. "Фарраш-баши был изумлен решительным тоном Его смелого заявления. Ни слова не сказав Ему в ответ, он приказал Сейед Хосейну встать и следовать за ним.

Когда привели к моджтахедам Мирза Мохамиад Али, учитывая высокое положение, которое занимал его отчим Сейед Али, они неоднократно потребовали от него отречься от своей веры. "Никогда!" - воскликнул он, - "В Него, как в своего Наставника я верую и Его одного я обожаю. Мое блаженство в общении с Ним и мое спасение в соблюдении Его законов. ""Молчи!" - закричал на него Молла Мохаммаде Мамагани, к которому привели этого юношу.
"Ведь этими словами ты выдаешь себя за сумасшедшего; считая тебя неответственным, я бы мог простить тебя. ""Я не сумасшедший," - возразил он, - "Скорее это вы с ума сошли, ибо вы приговорили к смерти человека не менее святого, чем сам обещанный Гаэм. Тот, кто принял Его Веру и страстно желает пролить свою кровь на Его пути, не сумасшедший".

Баба, в Свою очередь, привели к этому же Молла Мохаммаде Мамагани. Как только он узнал Его, немедленно взял заранее приготовленный им смертный приговор, и передав его своему слуге, приказал вручить его фарраш-баши. "Нет надобности," - закричал он, - "приводить Сейеде Баба ко мне. Смертный приговор я приготовил в тот же день, когда впервые я встретился с ним на собрании под председательством Вали -Ахда. Он же не изменился и претендует все одно и то же. "

Оттуда повели Баба к Мирза Багеру, сыну и преемнику Мирза Ахмада. Когда подошли они к его дому, они увидели его слугу, который стоял у двери и держал в руках смертный приговор Баба. "' Бесполезно входить," - сказал он, - "мой хозяин вполне согласен со своим отцом и считает, что он был вполне прав, приговорив его к смертной казни. Так что для него лучше всего последовать примеру отца".

Молла Мортаза Голи тоже пошел по стопам этих двух моджтахедов и, написав заранее смертный приговор, он отказался встретиться лицом к лицу со своим страшным противником. Как только фарраш-баши собрал необходимые документы, он передал своего Пленника в распоряжение Сам Хана, заявив ему, что теперь, когда он имеет в руках приказ правительства и духовенства, он может приступить к исполнению полученного задания.

Сейед Хосейна оставили в той же камере, где он провел всю ночь с Бабом. Когда же хотели перевести туда Мирза Мохаммад Али залился он слезами и умолял оставить его с Вождем, так что его тоже передали в распоряжение Сам Хана, приказав расстрелять его, если он откажется отречься от своей Веры.
Тем временем все более и более тронутый благородным поведением своего Пленника и чрезмерно строгим приговором, вынесенным против Него, Сам Хан боялся Божьего гнева за исполнение порученного ему дела. "Я исповедую христианскую веру," - заявил он, - "и по отношению к вам никакого враждебного чувства не имею. Если ваше дело право, сделайте так, чтобы мне не пролить вашу кровь". "Следуй полученным указаниям," - ответил ему Баб, - "и если искренно твое намерение, несомненно, Всемогущий Господь выведет тебя из затруднительного положения. "

Сам Хан приказал своим солдатам вбить гвоздь в колонну, находящуюся между дверью камеры, занятой Сейед Хосейном и входом соседней комнаты, и прочно подвязать две веревки к этому гвоздю для того, чтобы отдельно подвесить Баба и Его последователя. Мирза Мохаммад Али попросил Сам Хана подвесить его так, чтобы своим телом он защитил бы тело Баба263, Наконец они были подвешены таким образом, что голова Мохаммад Али лежала на груди его любимого Наставника. Призванный полк выстроился в три ряда, каждый по двести пятидесяти солдат, и каждому было приказано стрелять по очереди, один за другим. От залпа семисот пятидесяти винтовок поднялся такой дым, что полуденный свет превратился во тьму. Крыши казармы и соседних домов были полны зрителями; их было около десяти тысяч и они видели как произошло это ужасное событие.

Когда рассеялся дым, народ увидел то, во что нельзя было поверить. Живым и невредимым стоял перед толпой последователь Баба, а Он Сам исчез из виду. Пули пробили веревки, которыми они были привязаны, не причинив им ни малейшего вреда. Даже кафтан, который носил Мирза Мохаммад Али, несмотря на густой дым, остался невероятно чистым.

"Сейеде Баб исчез из виду," - кричала пораженная неожиданностью толпа. Начали искать Его, и наконец нашли Его в той же комнате, где Он был накануне. Здесь тихо и спокойно продолжал Он прерванный Свой разговор с Сейед Хосейном. Несмотря на град пуль, Он остался совершенно невредим. "Я закончил свой разговор с Сейед Хосейном. Теперь вы можете приступить к исполнению своего намерения," - заявил Он фарраш-баши, однако эти слова до того тронули фарраш-баши, что он не был в состоянии снова взяться за порученное ему дело Отказываясь от выполнения своей обязанности, он немедленно ушел оттуда и подал в отставку. Он рассказал все что видел своему соседу, который был одним из знатных лиц Тавриза. И этот сосед, Мирза Сейед Мохсен, услышав обо всем происшедшем, немедленно принял новую Веру.

Впоследствии я имел привилегию встретиться с этим самим Мирза Сейед Мохсеном, который повел меня к месту мученичества Баба и показал мне стену, к которой Он был подвешен. Я был также в комнате, где нашли Его в то время, как Он продолжал прерванный разговор с Сейед Хосейном, и здесь он мне показал место, на котором сидел Баб. Я увидел также гвоздь, который враги вбили в стену и к которому привязали веревку с тем, чтобы подвесить Его.

Сам Хан, в свою очередь, был также чрезмерно поражен этим ужасным событием. Он немедленно вывел своих солдат из казармы и отказался впредь нанести малейшую обиду Бабу. Выходя со двора, он поклялся никогда больше не принимать такого поручения, если даже будут угрожать его смертью.

Как только Сам Хан ушел, Ага Хане Хамсе, полковник гвардии, известной под именем Хамсе и Насери, вызвался исполнить смертный приговор. Так что снова привесили Баба и Его последователя к той же стене и приказали полку стрелять по ним. В противоположность тому, что произошло в первый раз, когда пули пробили только веревки, которыми они были привешены, на этот раз залп дал результат и страшно изуродованные тела обеих жертв были превращены в окровавленную массу костей и мяса.

«О извращенное поколение, если бы вы признали Меня,» - таковы были последние слова Баба в то время как вновь призванный полк готовился к последнему залпу, - «каждый из вас последовал бы примеру этого юноши, который своим положением был выше многих из вас, а теперь по доброй воле жертвует собой на пути Моем. Настанет день, когда вы признаете Меня, но в тот день Меня не будет среди вас».

Сразу же после залпа засвистел страшный ветер, всюду поднялась пыль столбом и заслонила свет солнца так, что ни зги не было видно. От полудня до вечера город оставался окутанным мраком. Даже это необыкновенное явление, последовавшее немедленно за тем, как полку Сам Хана не удалось нанести Бабу малейшего повреждения, не могло повлиять на жителей Тавриза и побудить их задуматься над этими сверхъестественными происшествиями. Они видели как этот изумительный случай подействовал на Сам Хана, как фарраш-баши, оцепеневший от ужаса, категорически отказался от выполнения своей должности и немедленно подал в отставку; они могли бы хоть обратить на тунику Баба, которая, несмотря на залп целого полка, не была пробита ни одной пулей; они могли бы заметить как Его лицо, оставшееся нетронутым после града пуль, сохранило прежнее выражение безмятежности и покоя, которое оно имело в предсмертные моменты, когда Он разговаривал с Сейед Хосейном. Однако, ни одному из них не захотелось даже задуматься над значением этих необыкновенных явлений и чудес.

Итак, около полудня в воскресенье, восьмого шабана месяца 1266-го года Геджры268, Баб пал мученической смертью; Ему было тогда тридцать один год (лунный), семь месяцев и двадцать семь дней.

На следующий день русский консул в Тавризе, взяв с собой одного художника, отправился на это место и дал распоряжение этому художнику набросать эскиз с этих останков.

Хаджи Али Асгар рассказал мне нижеследующее: "Один из моих родственников, который служил в русском консульстве, показал мне этот эскиз в тот же день, когда он был нарисован. Это был настоящий портрет Баба. Лицо Его было почти не тронуто, ни одна пуля не попала в Его уста, лоб и щеки. Я заметил на Его лице следы улыбки последней минуты Его жизни. Но тело Его было страшно изуродовано пулями. Я мог различить руки и голову Его последователя, который, казалось, держал Его в своих объятиях. При виде ужасной картины, показывающей изуродованные останки этого некогда прекрасного тела, у меня замерло сердце, Мне стало жутко, я отвернулся и, вернувшись к себе домой, я заперся в своей комнате. Подавленный горем, я не ел и не спал в течение трех суток. Вся Его краткая жизнь, которую Он провел либо в тюрьме, либо в изгнании, безропотно подвергаясь всяким оскорблениям и мучениям, эта жизнь, которая кончилась ужасной мученической смертью, постоянно проходила перед моими глазами. Терзаемый невыносимой болью, я беспокойно метался на кровати".
«Вестники рассвета»

Наш адрес и телефон

 

03062, г.Киев, пер.Щербакова, 1-б
тел. 427-07-95,
Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
Отправить сообщение
Страничка на Facebook