Информация о материале

Просмотров: 637

Одновременно с тем, как Хранитель закладывал осязаемые, материальные основы Веры в ее Всемирном Центре и завоевывал  для нее признание правительства страны, в которой этот Центр был расположен, и муниципальных  властей города, где со временем должна была разместиться  постоянная штаб-квартира ее основных учреждений, он проводил аналогичную работу и за границей. Годы спустя он сам определил свою деятельность как тройное, предпринятое во всемирном масштале усилие продемонстрировать независимый характер Веры, расширить ее границы и увлечить число ее приверженцев. Однако, для того чтобы справиться со своей задачей, ему требовались соответствующие орудия, и таковыми стали - в полном согласии с положениями учений - местные и Национальные Собрания - блоки, из  которых воздвигался Административный Порядок. Интересно, как сам Шоги Эффенди в одном из своих писем 1941 года к человеку, не принадлежавшему к Вере, четко определяет свое отношение к этой первостепенно важной задаче: "... Административный Порядок, который я, как основной толкователь, назначенный Абдул-Баха, всемерно старался учредить... в соответствии с подробными указаниями, изложенными Абдул-Баха в Его Завещании..."; вполне очевидно не удовлетворенный несколько расплывачатой  формулировкой, он перефразирует ту же мысль, говоря, что "был наделен властью и призван " учредить его.
 Хотя Шоги Эффенди крайне редко упоминал о себе лично (и действительно, в его открытых посланиях  крайне редко встречается местоимение "я"), власть, которой он был наделен в Завещании, была такова, что без нее Административный Порядок Бахаи никогда не был бы построен, Всемирная Община Бахаи никогда не воявилась бы в том виде, в каком она существует сегодня, и никогда не были бы заложены основы Миропорядка  Бахауллы. По мере того, как множились местные и национальные институты Дела и упрочивалась их основа, истинное положение Хранителя становилось все более очевидным не только для бахаи старшего поколения. которые всегда принавали его, но я для множества новых и зачастую неискушенных верующих, которые не успели постичь его истинное значение и последствия. Существует письмо, в котором Хранитель был вынужден, дабы защитить Дело, прямо изложить свои административные полномочия; оно было написано в ответ на проникнутое духом исключительного непонимания письмо секретаря одного из Духовных Собраний, и - редчайший случай! - Хранитель не снабдил свой ответ собственноручным постскриптумом, а лишь лаконично пометил: "Прочитано и одобрено, Шоги". Вот что говорится в этом письме:

Равно как все Местные Собрания находятся в полной юрисдикции Национального Духовного Собрания, все Национальные Собрания находятся в полной юрисдикции Хранителя; если он  полагает, что какое-либо решение должно быть принято в интересах Дела, он не обязан советоваться с ними для его принятия. Он врпаве судить о том, насколько благоразумные и оправданы решения, принимаемые этими органами, а не наоборот. В тексте Завещания этот принцип звучит совершенно недвусмысленно. Хранитель не только является Хранителем Дела в полном значении этого слова, но и назначенным толкователем Учения; в своих решениях он руководствуется тем, что защищает его высши6 и благие интересы и способствует их осуществлению.
Он всегда имеет право вмешаться и отменить то или иное решение Национального Духовного Собрания; не обладй он этим правом, он был бы абсолютно неспособен  защищать Веру, равно как и Национальные Духовные Собрания, будучи лишены права отменять решения Местных Собраний, не смогли бы руководить жизнью национальной общины Бахаи и заботиться о ее благосостоянии.
Крайне редко случается - однако все же случается - что он чувствует необходимость изменить верховное (как Вы пишете) решение того или иного Национального Духовного Собрания; но он без колебаний поступает так в случае необходимости, и соответствующее Национальное Духовное Собрание обязано с легким сердцем и без колебаний принять это как меру, направленную на укрепление интересов Веры, которой ее избранные представители обязаны ревностно и преданно служить.

Не удивительно, что Шоги Эффенди характеризует период развития Веры, наступивший после вознесения Абдул-Баха, как "Железный Век", "Переходный Век", как "Период Строительства". Это был век, когда создавались  местные, национальные и международные институты Дела, институты, которые, по словам Хранителя, в течение Золотого Века Бахаи неизбежно должны преобразиться в Мировое Содружество. "Животворный дух" Веры, писал он, достиг той точки, когда он готов "воплотиться в институты, предназначенные направлять его крепнущие силы и стимулировать его рост". Основные принципы Административного Порядка, основы которого были заложены в Завещании, он определили еще в первые годы своего служения в бесчисленных письмах к верующим всего мира, в которых он ясно очертил функции Собраний, сферы их юрисдикции и - что еще более важно - дух, который  должен вдохновлять и побуждать их к действию, если они стремятся к достижению своей цели в обозримом будущем.
Административные учреждения можно уподобить сосудам и артериям человеческого организма, сеть которых позволяет циркулировать жизнетворному потоку учений Бахауллы по всему миру; посредством их общество преобразитсья в "то заповеданное Христом Царствие, тот Миропорядок, чьи владения - весь земной шар, чей девиз - единство, чья движущая сила - Справедливость, чья определяющая цель - воцарение истины и равноправия, чей венец - полное, неколебимое и вековечное счастье рода людского".
Определив чисто технический механизм проведения выборов в Собрания и того, как им следует вести свои дела, Хранитель, в те ранние годы, чаще всего затрагивал вопрос единства; если "девизом" будущего общества должно было стать "единство", то, совершенно очевидно, существенно важно кропотливо культивировать его среди самих Бахаи. В 1923 году Шоги Эффенди пишет одному из местных Собраний: "Полная гармония и взаимопонимание между друзьями, в рамках самого Духовного Собрания и вне его; полное доверие со стороны верующих к любому решению, принятому их избранными представителями; а также сознательное отрешение последних от личных симпатий и антипатий во имя основополагающих интересов Движения - вот то единственно прочное основание, на котором можно строить в будущем конструктивную работу и подтверждать свою верность  интересам Дела". Его обращения к Национальным Собраниям проникнуты тем же пафосом, о чем свидетельствуют отрывки из двух писем 1925 года: "Первейшим требованием  к любому начинанию, в котором принимают участие верующие, служит присутствие духа бескорыстного товарищества, надежного, искреннего сотрудничества... истинный дух братства Бахаи - единственное средство, помогающее устранить многие житейские препоны, единственный путь к разрешению тех проблем, с которыми нам неизбежно придется сталкиваться в наших трудах во имя возлюбленного Дела". "Активное, сплоченное и гармоничное Национальное Собрание, сознательно и правильно избранное, энергично действующее, отдающее себе отчет в важности и многообразии лежащей на нем ответственности, находящееся в постоянном и тесном контакте со своим Международным Центром в Святой Земле, а также пристально следящее за любыми изменениями, происходящими в непрестанно расшираяющейся сфере его деятельности - вот что, бесспорно, является на сегодняшний день первейшей необходимостью и имеет огромное значение, поскольку оно есть тот краеугольный камень, на котором в конечном счете будет покоиться здание Божественного Учреждения".
Медленно, терпеливо, с бесконечной любовью и пониманием Шоги Эффенди наставлял Собрания Востока и Запада в том, как  вести дела Движения - на правильной основе, в соответствии с духом учений. Члены этих в полном смысле слова новорожденных институтов, подобно детям, были склонны время от времени ссориться между собой; однако Хранитель никогда не позволял им подвергать опасности интересы самой Веры. В одном из таких случаев, когда широко известное Национальное Собрание, устав от выходок одного из своих членов, проголосовало за его исключение, Шоги Эффенди направил Собранию строгую, предостерегающую телеграмму, в которой говорилось, что подобный акт может иметь "отзвук во всем мире нанести непоправимый вред Делу Бахауллы", и было отдано распоряжение восстановить членство имярека, предать забвению все споры и критику, так как это могло "подорвать авторитет института Национальных Собраний".
Пример этот достаточно показателен; Хранитель прекрасно понимал, что самый мир, верующие и Собрания еще недостаточно зрелы; учреждение "справедливости", которая сама по себе является довольно возвышенной материей, предполагает определенную зрелость, опытность и глубокое знание  учений со стороны людей, связанных с выполнением этой задачи. И это требует времени. Снова и снова, на протяжении всего своего служения, Хранитель отказывался разбирать дела, с которыми к нему обращались, и призывал конфликтующие стороны подняться над ситуацией, постараться простить и забыть взаимные обиды, сосредоточиться на самых главных, самых безотлагательных нуждах Веры, на достижении целей текущих Планов и распространении целительной Вести по всему свету. Разумеется, в тех случаях, когда речь шла о разводах, о финансовых спорах и прочих, вполне конкретных вопросах, он советовал верующим обращаться в свои Свобрания и требовал от последних тщательного разбирательства и вынесения окончательного решения; по мере того как с течением лет административные учреждения обретали все большую зрелость, он все настоятельнее советовал верующим обращаться со своими проблемами в Национальные Собрания, чтобы и сами бахаи, и Собрания могли активнее набираться опыта и учились на практике применять богоданные принципы учения Бахауллы в своей личной жизни и жизни общины; и тем не менее там, где источником конфликта были разногласия, злоречие и взаимное недоверие, он неизменно призывал друзей стать выше этого на благо Дела. Его предостережения, укоры и призывы  в таких случаях, как прикосновение прохладной ладони к пылающему от жара лбу, успокаивали и смиряли враждующих, гасили взаимную неприязнь до тех пор, пока глубинное чувство любви к своей Вере вновь не преисполняло их сердца и не залечивало раны.
Только окончательно убедившись в том, что национальные органы - в тех странах, где их образовнаие представлялось возможным - избраны правильно и действуют в соответствующем духа, Шоги Эффенди переводил из на четкуюи ясную законную основу. Благодаря его поддержке в 1927 году, пять лет спустя после того, как он вступил в должность Хранителя Веры, был заложен один из краеугольных камней истории Бахаи. Этим краеугольным камнем стало "составление и принятие Национального Устава Бахаи, разработанного и выдвинутого избранными представителями Американской Общины Бахаи". Шоги Эффенди называл это событие первым шагом в "объединении Всемирной Общины Бахаи и укреплении ее Административного Порядка" и говорил, что Устав это "достойное и верное изложение конституционной основы общин Бахаи во всех странах, предвещающее конечное возникновение Всемирного Содружества Бахаи".
Это документ явился "хартией" для всех Национальных Собраний, был переведен на такие крупнейшие языки мира Бахаи, как персидский, арабский, фарнцузский, немецкий и испанский, а его положения, основанные на ведущих линиях, намеченных самим Шоги Эффенди в его толкованиях учений Веры, и на том, что он называл "законченной системой всемирных институтов, содержащейся в учениях Бахауллы" - были подытожены им самим в следующих словах: "Текст национального устава включает Декларацию Обязанностей группы ее избранных представителей, в статьях которой изложены характер и цель национальной общины Бахаи, определены ее функции, указано местоположение главной канцелярии и дано описание ее официальной печати, а также ряд подчиненных законов, которые определяют статус, порядок избрания, полномочия и обязанности местных и национальных Собраний, описывают отношение Национального Собрания ко Всемирному Дому Справедливости, а также е местным Собраниям и к отдельным верующим, очерчивают сферу действия Национального Устава и его отношение к Национальному Собранию, раскрывают характер выборов Бахаи и устанавливают требования для участия в голосовании во всех общинах Бахаи".
Разработка Подчиненных Законов Духовным Собранием бахаи Нью-Йорка в 1931 году стала еще одним значительным шагом вперед в развитии Административного Порядка; за ним год спустя последовало узаконение этого Собрания в штате Нью-Йорк. Об этих законах Шоги Эффенди написал, что они "послужат образцом для каждого местного Собрания Бахаи в Америке и примером для каждой местной общины во всем мире Бахаи".
Формулировка этого прототипа всех национальных уставов Бахаи, равно как и разработка подходящих регламентов для  любого местного Духовного Собрания, заложили прочную основу, на которой как Национальные, так и местные Собрания Бахаи могли добиться узаконения в соответствии с законами страны, где они функционировали, и, таким образом, получить право выступать в качестве официальных владельцев такой собственности Веры, как земельные участки, национальные и местные штаб-квартиры, исторические достопримечательности и в некоторых случаях Дома Поклонения Бахаи - шаги, которым Шоги Эффенди придавал огромное значение. В 1928 году раздались первые призывы Хранителя к восточным Национальным Собраниям - также приступать к созданию своих национальных уставов, взяв за пример документ, разработанный американцами, и, кроме того, добиваться признания своих религиозных судов, наделенных полномочиями применять законы Бахаи в случаях, касающихся статуса личности, таких как заключение браков, разводы, наследование и так далее, случаях, которые во многих исламских странах не входят в юрисдикцию обычных гражданских судов.
Это была настоящая битва независимой Веры за обретение полного признания своего исторического положения и права на то, чтобы ее рассматривали на одном уровне с другими мировыми религиями. В процессе постоянной ориентации отдельных общин Бахаи на достижение их общей цели - превращения в полностью унифицированный  международный орган, управляемый из Всемирного Центра и устремленный к установлению всемирного братства между людьми, мира во всем мире и, в конечном счете, к созданию всемирного содружества наций, - Шоги Эффенди использовал образование Организации Объединенных Наций как нового средства для более быстрого достижения этой наиглавнейшей цели.
Как только стало очевидным, что возникновение этого международного органа позволяет негосударственным организациям посылать своих аккредитованных представителей на различные конференции и съезды, организованные при их содействии, Шоги Эффенди настоял на том, чтобы тогдашнее Национальное Духовное Собрание Бахаи Соединенных Штатов и Канады получило этот статус, которого удалось окончательно добиться в 1947 году. К этому времени были предствлены на рассмотрение бахаистская Декларация прав и обязанностей человека, а также Уложение о правах женщин. Был назначен комитет Бахаи в составе Организации Объединенных Наций, и наблюдатель Бахаи посещал заседания ООН. Поскольку статус этот был слишком ограничен, пришлось изыскивать пути и средства для его расширения. Это удалось сделать за зиму 1947-1948 года, когда семь Национальных Духовных Собраний уполномочили американский орган действовать от их лица, как их представитель, под названием Международная Община Бахаи, должным образом признанная как международная организация, аккредитованная в ООН; такой статус повышал престиж Веры и расширял привилегии официальных представителей Бахаи, которые регулярно присутствовали и принимали участие в различных конференциях Организации Объединенных Наций, открытых для имеющих такой статус. По мере образования новых Национальных Духовных Собраний, они также присоединялись к процессу и усиливали организацию, представляющую мир Бахаи.
Важность, которую Шоги Эффенди придавал этому звену, связующему Дело с величайшей международной организацией, когда-либо созданной человечеством, явствует из его собственных слов: "оно знаменует важный шаг вперед в борьбе нашей возлюбленной Веры за то, чтобы получить должную оценку в глазах мировой общественности и быть признанной в качестве независимой Мировой Религии. Этот шаг должен сыграть роль благоприятную для повсеместного развития Дела, особенно в тех странах, где - прежде всего это касается стран Востока - оно до сих пор преследуется, где приуменьшается его значение, где на его последователей смотрят свысока". Когда в 1955 году мощная волна гонений обрушилась на Общину Бахаи в Персии, бережно поддерживаемые и развиваемые связи с Организацией Объединенных Наций уже начали приносить первые плоды; в результате подробного доклада об оскорблениях, которым подвергались последователи Бахауллы, и о жестоком обращении, которое они вынуждены были терпеть у себя на родине, представленном на рассмотрение Генерального секретаря ООН, глава этой организации назначил комиссию, возглавляемую Верховным комиссаром по делам беженцев, и поручил ей вступить в контакт с персидским правительством и получить официальное заверение в том, что права бахаистского меньшинства отныне и впредь не будут никоим образом ущемляться. Хранитель придавал этим отношеням такое значение, что отдельный пункт об "Укреплении связей между Всемирной Общиной Бахаи и Организацией Объединенных Наций" был включен им в список из двадцати семи пунктов первоочередных задач Десятилетнего Плана.
Историю Дела, писал Шоги Эффенди, "рассмотренную в правильной перспективе, можно представить как ряд пульсаций, кризисов, меняющихся громкими победами, неизменно приближающих ее к предустановленной свыше цели". Хотя кончина кого-либо из Главных Героев Веры - будь то Баб, Бахаулла или Абдул-Баха - неизбежно влекла за собой очередной кризис, большая часть тех ударов, которые лишь способствовали ее движению вперед, являлись результатом преследований, которым она, как правило, хотя и не всегда, подвергалась со стороны своих заклятых врагов - церковников-мусульман. За тридцать шесть лет служения Шоги Эффенди последователи Веры в Персии периодически становились жертвами самых ужасных и кровавых зверств как в местном, так и в общенациональном масштабе; ее приверженцы в Турции подвергались гонениям, противостояли потоку ложных обвинений и клеветы; ее последователям  в  Египте постоянно грозила опасность физической расправы, под угрозой находилось их имущество, их кладбища и их законные права; Собрание верующих в России было распущено, их Храм национализирован, а сами они по большей части - депортированы или сосланы в ссылку; Община Бахаи в Германии была официально распущена в июне 1937 года, тогда же была запрещена ее деятельность, конфискованы архивы, а некоторые из ее членов подвергилсь допросам и даже арестованы.
Подобные события повергали Хранителя в глубокую скорбь, отнимали огромное количество времени и лишь увеличивали и без того тяжелую ношу, обременявшую его сердце и ум. Основной заботой, тем не менее, продолжала оставаться Персия, где "оклеветанная, растоптанная и униженная, прошедшая через тяжкие испытания община" непрестанно была вынуждена бороться за то, чтобы выжить перед лицом постоянной угрозы. Дела этой "нежно любимой" Общины - как он часто и с любовью называл ее - продолжали заботить его вплоть до самых последних дней его служения. Он не уставал обращаться со своими посланиями к ее отдельным членам и к ее избранному национальному собранию, в обращениях же к бахаи Запада это было постоянной темой различных просьб, призывов к поддержке и защите своих собратьев, объяснений того, почему персидская Община, которая, по его словам, вынесла на своих плечах всю тяжесть событий Героического Века Веры, подвергатеся такому угнетению со стороны своих же соотечественников.
Тот факт, что Верховное Явление Божие осуществилось на земле Персии и что поэтому она - по словам Шоги Эффенди - возлюбленная "Колыбель нашей Веры и предмет нашей нежнейшей привязанности; тот факт, что - как он писал - наступит время, "которое станет свидетелм духовного и материального возвышения Персии над другими народами" - факт этот еще не ознчает, чтобы можно было ожидать скорого исполнения этого пророчества. "Только человек, пристально и беспристрастно наблюдавший за нравами и обычаями персидского народа, - писал он в одном из своих открытых писем, - может в полной мере оценить огромность задачи, стоящей перед всяким сознательным верующим в этой стране" по причине "преобладающих тенденций разных слоев общества" таких, как апатичность, леность, отсутствие чувства общественного долга и верности каким бы то ни было принципам, неспособность к сосредоточенному усилию и постоянству действий, а также склонность к скрытности и слепому повиновению невежественному и фанатичному духовенству. И так как Весть Бахауллы должна изменить весь мир, она изменить и Его родину, и она, придя под Его сень, увидит открывшуюся перед ней возвышенную стезю.
Было время, когда Шоги Эффенди, как явствует из его писем, надеялся, что основатель новой династии Пехлевидов, который ввел множество безотлагательных реформ, ускорит наступление очередной фазы в развитии Веры Бахауллы в этой стране. В 1929 году он писал о том, что верующие Персии "вкушают первые плоды долгожданной эмансипации". Учитывая процесс намечавшихся реформ, он посоветовал Национальному Собранию скорейшим образом добиваться разрешения на печатание своей литературы и на учреждение книгоиздательского треста Бахаи. Когда в этом было отказано, он, в январе 1932 года, телеграфирует в Америку: "Прошу срочно передать через тегеранское Собрание двух письменных сообщений персидскому правительству и шаху выражением от имени американских верующих живейшей признательности недавние благотворные внутренние реформы, особенно подчеркивая духовные связи между обеими странами  и открыто прося снятии запрета на ввоз литературы Бахаи, акцентируя ее высокую нравственную ценность, особенно книги Набиля и "Бахаи Уорлд". Однако надеждам Шоги Эффенди не суждено было сбыться; реформы оказались недостаточно широкими и не затронули вызывавшей всеобщее недоброжелательство общины, и в просьбе было отказано. Решив не сдаваться без борьбы, Хранитель пять месяцев спустя вновь телеграфирует в Америку: "Прошу срочно адресовать шаху письменную петицию от имени американских верующих упоминая Рэнсом-Келер как избранного представителя уполномоченного подавать прошение о ввозе литературы Бахаи в Персию. Подчеркните благодарную оценку внутренних реформ и духовные связи между обеими странами особо отметив дань уважения писаний Бахаи в отношении ислама и его нравственной ценности для Персии. Отправьте почтой прошение Национальному Собранию Персии".
Этот эпизод - великолепный пример того, как Хранитель старался использовать любое подручное средство в интересах Веры. Американская верующая миссис Кейт Рэнсом-Келер, женщина выдающихся способностей и твердого характера, прибыла в Хайфу на паломничество, и Шоги Эффенди принял решение отправить ее в Персию. Прежде чем стать бахаи, она была служительницей христианской церкви и отличалась могучим и страстным ораторским даром. Хранитель довольно долго, на протяжении нескольких недель, держал ее в Хайфе, давая ей наставления, подробно рассказывая о ситуации в Персии и о том, что, как он полагал, она сможет сделать, чтобы помочь Вере обрести большую свободу или, по крайней мере, хоть какое-то признание. И хотя миссия Рэнсом-Келер не увенчалась успехом, так как шах отказался встретиться с нею, визит этого эмиссара Хранителя имел исторические последствия для персидской Общины Бахаи: глубоко проникнувшись тем, что говорил ей Хранитель о развитии Административного Порядка в этой стране, Кейт Рэнсом-Келер смогла вдохновить в общей своей массе запуганную, бесконечно унижаемую и отчасти впавшую в апатию общину новым сознанием миссии, ожидающей ее в будущемм, и бозотлагательностью непосредственно стоящих перед нею задач. Однако, как и в случае с д-ром Эсслемонтом, новое орудие недолго прослужило Хранителю. 28 октября 1933 года он посылает телеграмму в Америку: "Драгоценная жизнь Кейт принесена жертву возлюбленному Делу Бахауллы на Его родине. На персидской земле во имя Персии она бросила отважный вызов силам тьмы и боролась с ними проявив неукротимую волю и несгибаемую верность. Ее беззащитные персидские собратья скорбят внезапной утрате своего мужественного защитника американские верующие с благодарностью и гордостью хранят память своей первой выдающейся мученицы. Скорблю оплакиваю уход земной жизни бесценного сотрудника верного советчика дорогого и преданного друга. Прошу местные Собрания подобающим образом организовать мемориальные встречи в память о той чьи международные заслуги принесли ей высокий чин Десницы Дела Бахауллы". Смерть эта обернулась одновременно великой утратой для Персии и великой победой для Америки.
То, что эмиссар Шоги Эффенди, Кейт Рэнсом-Келер, в полной мере заслуживает посмертных почестей, которые он так щедро воздавал ей, находит широкое подтверждение и в ее собственных словах, написанных в Персии в дни, когда она глубоко переживала неудачу своей главной миссии: "Я потерпела неудачу, чего со мной никогда не случалось раньше. Месяцы тяжких безрезультатных усилий неотступно стоят перед глазами. Только тот, кого в будущем, быть может, заинтересует моя злополучная история, сумеет сказать - далеко или близко от кажущихся недосягаемыми вершин услужливого безразличия пало наземь мое старое изможденное тело. Грохот битвы еще стоит у меня в ушах, и по сей день еще не рассеялся дым, чтобы я могла удостовериться, продвинулась ли я хоть  на шаг вперед или все время была на ложном пути. Все в мире имеет смысл, имеет его и страдание. Жертва и несомые ею муки это - завязь, живой организм. Человек не властен нанести ему вред, вытоптать, как топчет он ростки земли. Ибо навеки распускается он в благоуханных полях вечности. И пусть мой цветок будет невзрачным и хрупким, как простая незабудка, орошенная каплями крови Куддуса, которые я собрала на Сабземейдане в Барфуруше; и если ему суждено привлечь чей-то взгляд, пусть тот, кто обречен неравной борьбе, хранит его во имя Шоги Эффенди, бережет его в память о нем".
В декабре 1934 года Шоги Эффенди телеграфировал персидскому Национальному Собранию: "Узнайте и уведомите телеграфом окончательно ли закрыта школа Тарбийат". Подоплека этого вопроса становится ясной из ответа Собрания Хранителю:
"Вслед за Вашим запросом в день казни Баба обе школы  Тарбийат  в Тегеране были закрыты ввиду чего минстр образования распорядился полностью закрыть обе школы спросив у нас почему мы не желаем скрывать свои убеждения..." Случай этот  может послужить классическим примером борьбы персидских бахаи, постоянно руководимых и ободряемых Шоги Эффенди, за обретение хотя бы минимальной степени свободы в следовании своей Вере, которая насчитывала самое большое число приверженцев с стране после ислама. Обе школы Тарбийат - для мальчиков и для девочек - целиком принадлежали бахаи и находились в их ведении, просуществовав тридцать шесть лет. Основанные еще при жизни Абдул-Баха, в 1898 году, они были  особенно дороги Его сердцу; школы всегда имели самую блестящую репутацию, и, хотя основную массу учеников составляли бахаи, занятия посещали и дети из семей других вероисповеданий. Школы всегда закрывались на Девять Священных Дней Бахаи, но в этот раз под явно неубедительным предлогом, что бахаи принадлежат к вероисповеданию, которое официально не признано в стране, министерство образования неожиданно потребовало, чтобы школа оставалась в эти дни открытой. Это означало скорее отступление, чем продвижение вперед в битве за самостоятельность, в которой Дело ценой отчаянных усилий старалось одержать победу, и Шоги Эффенди дал категорический отказ, приказав Собранию закрыть школу накануне дня мученической смерти Баба. А поскольку он не желал ни того, чтобы верующие скрывали свои религиозные убеждения, ни того, чтобы школа оставалась открытой в Священные Дни, а правительство продолжало настаивать на своих распоряжениях, школа Тарбийат, одна из лучших в Персии была закрыта насовсем и остается закрытой по сей день.
На следующий день после того как он получил ответ из Тегерана с печальной новостью, обращаясь к бахаи той страны, гед они пользовались самой большой свободой во всем мире, Шоги Эффенди не скрывает своего гнева, которым дышит каждое слово, когда он перечисляет унижения и страдания, которым подвергались и подвергаются бахаи в Персии: "Недавно полученные сведения указывают преднамеренность попыток подорвать все учреждения Бахаи в Персии. Закрыты школы Кашане, Казвине, Султанабаде. В некоторых ведущих центрах включая Казвин Керманшах изданы приказы приостановке учительской деятельности, запрещении собраний, закрытии Зала Бахаи, упразднении права погребения покойных кладбищах Бахаи. Бахаи Тегерана под угрозой тюремного заключения вынуждены регистрироваться как мусульмане в удостоверениях личности. Торжествующее духовенство подстрекает население. Прошение тегеранского Национального Собрания шаху не принято. Разъясните послу Персии тяжесть недопустимость подобной ситуации".
Эти совершенно неожиданные удары, нанесенные общине Бахаи в дни, когда логично было бы ожидать, что проводимая в стране либеральная политика наконец затронет и последователей Веры, которая одна со времен царя Дария и его преемников действительно прославила нацию - в эти дни персидским бахаи удалось созвать Съезд, делегаты которого в достаточной степени представляли Общину Бахаи в Персии, чтобы избрать Национальное Собрание, дату возникновения которого Шоги Эффенид помечает в своих статистических записях 1934 годом; еще в 1927 году была созвана, по словам Хранителя, "первая  историческая представительная конференция из нескольких делегатов" и разработаны планы о проведении в будущем ежегодных собраний такого рода, а с 1928 года он начинает называть органы, избираемые на этих собраниях Национальным Духовным Собранием Персии. Одной из основных причин того, что выборы, "проведенные по образцу", как писал Шоги Эффенди, "того метода, которому следовали их собратьям в Соединенных Штатах и Канаде", так долго откладывались, явилась невозможность, в существующих условиях, выполнить требования Хранителя, подразумевающие, что предварительным условием правильной административной процедуры избрания общенационального органа должен быть тщательно составленный список всех верующих стран.
В 1931 году Шоги Эффенди дал указание персидской общине приобрести земельный участок для ее будущего Машрик уль-Азкара и начать строительство Хазират уль-Кудса в Тегеране. Несомненно, что частично из-за этих попыток утвердить свое право на существование как признанной общины разгневанные власти, и не помышлявшие о том, чтобы официально признавать ее, так упорствовали в своей решимости не замечать ее существования, несмотря не предпринимаемые в разумных рамках  Хранителем и Общиной усилия не провоцировать без особой на то нужды народ и правительство. Примером подобной умеренности может послужить его указание женщинам-бахаи не идти по главе движения за женскую эмансипацию, начатого шахом, - эмансипацию, повлекшую отказ от ношения чадры и полностью согласную с учениями Баба и Бахауллы, - дабы не навлечь на себя новых неприятностей.
Положение бахаи на Востоке, особенно в Персии, на самом деле никогда не было вполне спокойным и безопасным, постоянно балансировало на краю и всегда заставляло людей жить в ожидании новой вспышки жестоких и зачастую кровавых преследований. То и дело в разных местах случались убийства бахаи - некоторых из них Хранитель упоминает как мучеников; возможность нападок и преследований ощущалась повсеместно как жар скрытого, до поры тлеющего пламени, где-то это ощущение было сильнее, где-то слабее, но присутствовало оно постоянно. Когда на персидских  друзей обрушивались очередные беды, Хранитель мгновенно отклкался любящими посланиями, денежными вспоможениями, наставлениями, как правило обращенными к Американскому Национальному Собранию - вступиться за своих собратьев и требовать справедливости. Часто встречались сообщения, подобные тому, которое я привожу ниже и которое хорошо передает дух этих посланий: "советую... провести специальные молитвенные собрания Храме благоговейно прося помощи  незримых воинств Царства Абха избавления страданий собратьев родине Бахауллы. Возможно непрестанные усилия удвоенные старания американцев возместят вынужденную длительную пассивность части Его последователей".
Однако наиболее тяжелый кризис из всех, что пережила персидская Община Бахаи за все тридцать шесть лет служения Хранителя, вспыхнул в 1955 году, когда, как он сообщил по телеграфу, в делах самой большой общины Бахаи в мире произошло  резкое, неожиданное ухудшение. В пространной телеграмме от 23 августа он известил Десниц и Национальные Собрания о происходящем: вслед за захватом властями национальной штаб-квартиры персидских верующих в Тегеране и разрушением большого украшенного купола, венчающего это здание (разрушение, в котором, вооружившись кирками и мотыгами, приняли участие главные священнослужители и генералы персидской армии), местные административные штабы Бахаи по всей Персии также подверглись захвату, парламент страны объявил Веру вне закона, в печати и на радио вспыхнула злостная клеветническая кампания, поставившая целью исказить историю Веры, очернить ее Основателей, представить ее учения в превратном свете и дать ложное  истолкование ее целей и намерений - после чего волна злодеяний обрушилась по всей стране на членов исстрадавшейся общины. Перечисляя "акты вандализма" и подводя итог нанесенному ущербу, Шоги Эффенди упоминает: осквернение Дома Баба в Ширазе - одной из первейших Святынь Веры в Персии, которая в результате была жестоко повреждена и изуродована; захват дома предков Бахауллы; грабеж, которому подверглись принадлежавшие верующим лавки и сельские хозяйства, поджоги и разрушение их имущества, их полей, выкапывание и оскрвенение праха покойных на кладбищах бахаи; взрослых избивали; молодых женщин несильственно похищали и силой заставляли выходить замуж за мусульман; над детьми издевались, всячески поносили их, исключали из школ и избивали на улицах; торговцы устроили бойкот бахаи и отказывались продавать им продовольствие; пятнадцатилетняя девочка стала жертвой насилия; одиннадцатимесячного ребенка растоптала толпа; на верующих оказывали всяческое давление, чтобы заставить их отречься от своей Веры. На днях, продолжал Хранитель, двухтысячная толпа под звуки труб и барабанов топорами и саблями зарубили семью из семи человек, старшему из которых было восемьдесят лет, а самому юному - девятнадцать.
По распоряжению своего Хранителя уже более тысячи групп и Собраний бахаи со всего света направили телеграммы и письма персидским властям, протестуя против подобных несправедливых и беззаконных действий, совершаемых против их беззащитных собратьев. Кроме того все Национальные Собрания обратились с письмами к шаху, правительству и парламенту, выражая свой решительный протест против чинимого произвола и незаконного преследования ни в чем не повинной общины исключительно на религиозной почве. Поскольку все это не вызвало никакого  ответа со стороны официальных представителей, Хранитель поручил Международной Общине Бахаи, аккредитованной в качестве неправительственной организации при ООН, обратиться с этим вопросом к представительству Организации Объединенных Наций в Женеве, причем он сам назвал имена тех, кого желал видеть представителями Общины в такой ответственный момент. Воззвание Бахаи было распространено среди членов Социально-экономического совета, вручено Директору Отдела по правам человека, а также ряду специальных агентств неправительственных организаций, пользующихся правом совещательного голоса. Американское Национальное Собрание и все местные Собрания и группы обратились также к прездинту Соединенных Штатов  с просьбой заступиться за гонимых членов братской общины в Персии.
Впервые в истории подвергшаяся новому нападению Вера получила возможность защищаться достаточно действенным оружием. Важность этого момента ясно определил Шоги Эффенди. Каким бы ни был конечный результат этих "душераздирающих" событий, одно стало совершенно очевидно: юная Вера Божия, которая на протяжении двадцати пяти лет после вознесения Абдул-Баха создавала механизм предустановленного свыше Административного Порядка, а впоследствии использовала новые административные органы для систематической  пропаганды Веры посредством разработки ряда национальных планов, увенчавшихся Всемирным Походом, ныне, непосредственно вслед за тяжким испытанием, обрушившимся на подавляющее число ее последователей, представала перед миром, выступая из мрака неизвестности. Широкий мировой отголосок, который получили эти события, восславленные потомками как "трубный зов Господень, неизбежно должны были, благодаря коварству "исконных, закосневших в пороке и фанатизме противников" Дела, привлечь внимание правительств и глав государств на Востоке и Западе к факту существования Веры и к непреходящей важности ее требований. Столь бурными были обстоятельства, сопровождавшие эти события в Персии, и столь впечатляющим их отзвук за рубежом, что Хранитель заявил: они проложили путь освобождению Веры от оков исламской ортодоксии, а также окончательному признанию самостоятельного характера Откровения Бахауллы у Него на родине.
Учитывая великие страдания и бедственное положение персидских верующих, Шоги Эффенди учредил фонд "Помощь Гонимым" и первым пожертвовал на "эту благородную цель" восемнадцать тысяч долларов. Не довольствуясь этим жестом солидарности Бахаи, он призвал к сооружению в самом сердце Африки, в Кампале, "Материнского Храма" этого континента - "вечного утешения" для "гонимых масс" наших "отважных собратьев" в Колыбели Веры. Тем самым он нанес тяжкий удар силам тьмы, ополчившимся на старейшую в мире цитадель этой Веры, самым мощным оружием, находившимся в его распоряжении - с помощью сил творческого прогресса, просвещения и веры.
Трудно представить себе, как один человек, совершенно одинокий в своем швейцарском отшельничествев, не имея поблизости никого, кто мог бы помочь  ему советом или утешить в столь трудный час, мог перенести известия о буре, так неожиданно разразившейся в Персии в 1955 году; что в одиночку он разрабатывал свою стратегию, давал телеграммы своим помощникам - различным Национальным Собраниям - оповещая их о том, какие действия следует предпринять, как назначал тех, кому предстояло защищать интересы Веры в самой крупной и могущественной международной организации, когда-либо созданной человечеством - в Организации Объединенных Наций - как утешал пострадавших, собирал средства для помощи им, как не щадя себя сражался за них.
Обращаясь к истории ликвидации Веры в России, мы должны вспомнить, что одна из первых общин Бахаи в мире возникла именно там, на Кавказе и в Туркестане, еще в конце прошлого столетия, и что многие персидские верующие находили там убежище от гонений, которым подвергались у себя на родине.Они обосновались в нескольких городах, прежде всего в Ашхабаде, где воздвигли первый в мире Бахаи Храм  и открыли школы для детей-бахаи, просуществовавшие более тридцати лет. Дела их шли налаженно. К 1928 году они создали ряд Духовных Собраний (включая одно в Москве), два из которых, центральные, несмотря на отсутствие собственности, были избраны широким кругом национальных представителей, руководили делами своих общин и были зарегистрированы в опубликованном в Соединенных Штатах перечне как Национальные Собрания Кавказа и Туркестана. В сентябре 1927 года в письме, адресованном местному Собранию Ашхабада, Шоги Эффенди дал ему указание постепенно готовить делегатов от всех Собраний Туркестана для встречи в Ашхабаде  и проведения выборов в Национальное Собрание. 22 июня 1928 года пришел ответ ашхабадского Собрания: "В соответствии общим положением 1917 советское правительство национализировало все Храмы на особо оговоренных условиях предоставив свободную арену соответствующим религиозным общинам отношении Машрик уль-Азкара правительство предоставило такие же условия Собрание разрешено настоятельно просим  телеграфировать указания". Мгновенно последовал отклик Хранителя, пославшего телеграмму Московскому Собранию: "Требуется решительное вмешательство целью воспрепятствовать  экспроприации властями Машрик уль-Азкара. Запросите подробностях Ашахабад..." - и в Ашхабад: "снеситесь Московским Собранием касательно прошения властям имени всех бахаи России. Действуйте твердо решительно поддерживаю молюсь".
Вспоминая о событиях, произошедших в России, следует провести четкую грань - что признавал и сам Хранитель - между трудностями, выпавшими на долю русских верующих, и преследованиями, которым подвергались бахаи в Персии. В Персии верующие становились, и до сих пор становятся, жертвами всех мыслимых форм несправедливости потому, что являются последователями Бахауллы; в России ситуация была совершенно иная. Бахаи подвергались дискриминации вовсе не потому, что они бахаи, виной всему стала политика правительства, организовавшего гонения на все религиозные общины.
В сентябре 1928 года, в письме к Марте Рут, Шоги Эффенди рассказывает не только о происходящем в России, но и о том, как эти события повлияли на него лично: "Лето в этом году выдалось для меня крайне мрачное, поскольку положение Дела в России продолжает ухудшаться день ото дня. Машрик уль-Азкар реквизирован государством, закрыт и опечатан. От друзей требуют огромную сумму для того, чтобы они могли взять его в аренду, в противном случае власти угрожают распродать его по частям. Ситуация критическая, и многие семьи эмигрировали в Персию. Встречи не проводятся, Собрания распущены, введены строгие ограничения и наказания... эти и прочие события приводят меня в глубокое уныние". Миграцию бахаи из России в Персию он категорически не одобрял. Так, он уведомляет ашхабадское Собрание о том, что "отъезд друзей Иран крайней степени нежелателен", и говорит, что в случае необходимости они могут поменять персидское гражданство на русское. Он и раньше настаивал на том, чтобы иммигранты-бахаи учили русский язык и переводили на него литературу Бахаи. В 1929 году он пишет персидскому Национальному Собранию, что ашхабадским верующим следует оставаться на месте и держаться сплоченно и дружно в ожидании, пока черные тучи несправедливости не рассеются и не покажется солнце праведного суда.
Все преследования, сколь бы ни усугублялись они неразумными действиями самих жертв, множащихся за счет неразумного поведения подчиненных, выполняющих распоряжения вышестоящих лиц - в отдельных случаях даже злонамеренные, - заключают в себе частицу тайны, чуда, которое нам не дано постичь в нашей земной жизни. Тем не менее, есть все основания полагать, что некоторые наши беды мы навлекаем на себя сами.
Излагая свой взгляд на происхождящее в России, Шоги Эффенди в пространном письме от 1 января 1929 года, обращенном к бахаи Запада, говорит, что русские бахаи в последнее время испытали на себе "всю суровость принципов, уже провозглашенных государственными властями и повсеместно применяемых в отношении других религиозных общин"; бахаи, "как то и подобает из положению верных и законопослушных граждан" повиновались "мерам, которые государство, свободно распоряжаясь своими законными правами, решило применить". Меры, которые предприняли власти, "верные своей политике экспроприации в интересах государства всех зданий и памятников религиозного характера", в результате привели их к экспроприации и взятию под свой контроль "столь дорого сердцу каждого бахаи, столь почитаемого бахаи всего мира ашхабадского Машрик уль-Азкара". Кроме того, "государство отдало устные и письменные приказы, официально доведенные до сведения Собраний Бахаи и отдельных верующих, отменяющие все собрания и встречи... запрещающие создание комитетов при всех местных и национальных Собраниях, а также  образование фондов... настаивающие на праве полной и регулярной инспекции дискуссий, проводимых на Собраниях Бахаи... вводящие строгую цензуру на всю приходящую и исходящую корреспонденцию Собраний Бахаи... налагающие запрет на все периодические издания Бахаи... и настаивающие на высылке всей руководящей верхушки Дела, будь то проповедники или должностные лица Собраний Бахаи. Всем этим требованиям, - продолжает Шоги Эффенди, - последователи Веры Бахауллы с чувством жгучей муки, проявив героическую стойкость духа, единодушно и безоговорочно подчинились, памятуя об основных принципах поведения бахаи, которые вкупе с их административной деятельностью, сколь плачевные последствия вмешательство в нее не имело для расширения Дела (поскольку временное ее прекращение еще само по себе не является отступлением от принципа верности своей Вере), заключаются в безусловном уважении и беспрекословном повиновении решениям и авторитетным декретам своих правителей - в согласии с ясно и недвусмысленно выраженными повелениями Бахауллы и Абдул-Баха". Далее он говорит о том, что после того как бахаи Кавказа и Туркестана исчерпали все законные средства, стремясь хоть в какой-то степени смягчить наложенные на их деятельность ограничения, они приняли решение "сознательно исполнять взвешенные и обдуманные постановления признанного ими правительства" и "с надеждой, которую не дано погасить  в их душах никакой земной власти... препоручили интересы своего Дела тому недремлющему, тому всесильному  Божественному Избавителю..."
Шоги Эффенди заверил бахаи, что, если он посчитает целосообразным на более поздней стадии прибегнуть к помощи мира Бахаи, он непременно сделает это. В апреле 1930 года он почувствовал, что время настало; драгоценное сокровище - Храм, который бахаи удалось взять в аренду у властей после его конфискации, теперь находился под угрозой раз и навсегда быть отнятым у своих законных владельцев, против которых государство продолжало ужесточать меры. И Хранитель теплеграфирует американскому Национальному Собранию: "... требуется немедленное вмешательство. Особо подчеркните международное  значение Храма..." В предварительном подробном  письме он уже наметил линии подхода к решению проблемы, того, когда и в каком случае верующие за рубежом должны поднять голос протеста: местные и национальные Собрания Востока и Запада должны были обратить внимание русских властей на то, что категорически отрицают какой бы то было политический умысел или мотив, могущий быть ложно вмененным в вину собратьям, а также на "гуманитрный и духовный характер работы, которую соединенными усилиями осуществляют Бахаи всех стран и национальностей", на международную значимость Здания, которое почитается как первый Всемирный Дом Поклонения Бахауллы, план которого  принадлежит Самому Абдул-Баха и которое было построено под Его рукодством, на коллективные пожертвования верующих всего мира.
Но, когда жребий был окончательно брошен, Шоги Эффенди телеграфировал ашхабадскому Собранию о своем распоряжении "подчиниться решению государственных властей". Случай подобный тому, что произошел с первым из двух Храмов Бахаи, возведенных при покровительстве Абдул-Баха, в первую очередь может послужить образцом на все времена для Собраний Бахаи и неиссякаемым источником информации для отдельных верующих относительно их долга перед правительством, каким бы это правительство не было.
Еще две страны - Турция и Египет - кроме уже упомянутых России, Персии и Германии стали ареной серьезных репрессий и суровых ограничительных мер, принятых против Веры, при жизни Хранителя. В Турции, где после падения халифата проводилась, как писал Шоги Эффенди, "бескомпромиссная политика, поставившая целью секуляризацию государства и отделения церкви от него", осуществлялись широкие гражданские реформы - реформы, которым бахаи целиком и полностью сочувствовали. Поэтому возникшие трения диктовались не религиозными предубеждениями, а тем фактом, что новый режим считал, что религиозные группировки в прежней Турции часто служили прикрытием для политической крамолы, и, когда агенты правительства увидели, что Община Бахаи хорошо организована, открыто проводит свою работу и распространяет Веру. это вызвало у них подозрения и тревогу, в домах многих верующих были произведены обыски, изъята найденная литература, некоторые подверглись суровым перекрестным допросам, и большое число взято под стражу. Дело привлекло к Вере внимание широких кругов общества, отчасти за рубежом, но прежде всего в турецкой прессе, которая встала на сторону бахаи и чья поддержка обеспечила гласное и беспристрастное слушание во время процесса в Уголовном суде 13 декабря 1928 года. Это событие ознаменовало новый этап в развитии Дела: "никогда прежде за всю историю Бахаи, - писал Шоги Эффенди, - государственные чиновники не предоставляли последователям Бахауллы возможности рассказать широкой аудитории о принципах и истории своей Веры..."
Любопытно, что среди бумаг Собрания Константинополя (ныне город этот называется Станбул), попавших в руки властей, обнаружилось одно из писем королевы Марии, в котором она  восхваляет Веру, и эта находка оказала определенное влияние на судей в ходе расследования. Председатель константинопольского Духовного Собрания Бахаи, давая показания перед судом, блестяще изложил основные положения Веры, включив в свою речь неотразимую цитату из Самого Бахауллы: "Перед Праведным Судом говори Истину безбоязненно". В конце концов бахаи пришлось уплатить штраф за нарушение закона о том, что все организации долджны быть зарегистрированы правительством и получить соответствующее разрешение на проведение публичных собраний, однако даже такой результат имел огромное значение для Веры как в масштабах страны, так и за рубежом. Шоги Эффенди резюмировал решение суда в открытом письме бахаи Запада от 12 февраля 1929 года: "Что касается вынесенного судом решения... оно ясно показало, что, хотя последователи Бахауллы, в простоте душевной положившись на концепцию духовного характера своей Веры, не посчитали необходимым потребовать разрешение на проведение административной деятельности и поэтому подвергались наложению штрафа, тем не менее - к удовлетворению официальных представителей - они не только доказали невиновность Дела Бахауллы, но и достойным образом справились с задачей укрепления его независимости, его Божественного происхожденя и его соответствия обстоятельствам и нуждам нынешнего века".
За этим первым крупным столкновением Бахаи с новым турецким государством, возникшим после падения халифата, последовали и другие. Мирские власти постоянно стояли на страже, охраняя государство от действия реакционных сил, и, поскольку память у официальных лиц оказалась довольно-таки  короткой, те же подозрения вновь пали на баахи и в 1933 году против них опять были выдвинуты обвинения, аналогичные случаю 1928 года. 27 января Шоги Эффенди телеграфирует Американскому Национальному Собранию: "Около сорока бахаи арестованы Констанинополе и Адане предъявлены обвинения  в подрывной деятельности. Требуйте турецкого посла Вашингтоне немедленного представления своему правительству просьбой освобождения законопослушных последователей неполитической Веры. Также рекомендуйте Национальному Собранию телеграфировать властям Ангору и вступить в переговоры Государственным департаментом". Одновременно он направляет  телеграмму Национальному Собранию Персии: "Немедленно обратитесь турецкому послу представлением осволождени бахаи Стамбула и Адане обвиненных политическим мотивам". На следующий день он дал телеграмму видному турецкому политическому деятелю:

Его Превосходительству Исмат-паше
Анкара
Как Глава Веры Бахаи с удивлением и скорбью узнал заключении последователей Бахауллы в Стамбуле и Адане. Соответственно прошу Ваше Превосходительство вмешаться в интересах последователей Веры доказавших верность своему правительству на чьи эпохальные реформы они взирают чувством глубокого восхищения.

Бахаи, хорошо знакомые с ситуацией в целом еще под подробным письмам Хранителя в дни первого процесса, немедленно предприняли меры, и их представления турецким властям, равно как и обращение последних к решению уголовного суда в предыдущем случае, после многомесячных усилий привели к освобождению и полному оправданию заключенных. 5 марта Хранитель информировал Американское Собрание: "Друзья Стамбуле оправданы 52 человека до сих пор находятся  под стражей Адане возобновите энергичные требования немедленного освобождения", - а 2 апреля телеграфирует: "Друзья Адане освобождены. Рекомендую выразить благодарность турецкому послу".
Если мы вспомним, что одновременно с процессом 1933 года в Турции, в дни пребывания миссис Кейт Рэнсом-Келер в Персии, Шоги Эффенди вел яростную борьбу за права персидских верующих, то получим хотя бы отдаленное представление о числе и характере проблем, с которым ему приходилось постоянно сталкиваться. Несмотря на растущую подохрительность со стороны турецких властей, Хранителю еще при жизни удалось заложить достаточно прочные основания общины Бахаи в этой стране, таким образом, что после его кончины, исполняя основные предначертания Десятилетнего Плана, она смогла успешно провести выборы собственного независимого Национального Духовного Собрания.
За три года до первого судебного процесса над турецкими верующими в Египте - стране, которую одной из первых озарил Свет Откровения Бахауллы, - произошли события, которым Хранитель придал огромное значение. Свирепые нападки на небольшую группу бахаи в глухой деревушке Верхнего Египта закончились тем, что, по словам Хранителя, стало "первым шагом  на пути конечного всемирного признания Веры Бахаи как независимой законно существующей религиозной системы". Законы, касающиеся статуса личности, почти во всех исламских странах подлежат ведению церковного суда; когда бахаи упомянутой деревушки создали собственное Духовное Собрание, деревенский староста, в порыве религиозного фанатизма, начал восстанавливать односельчан против трех женатых мужчин, ставших бахаи; через официальные каналы поступило требование к их исповедующим магометанство женам - развестись  с мужьями на том основании, что они не желают состоять в браке с еретиками. Дело поступило в апелляционный церковный суд в Бебе, который 10 мая 1925 года вынес приговор, резко осуждавший еретиков за нарушение законов и заповедей ислама и аннулировавший браки. Уже одно это было значительным сдвигом, но еще большее значение Хранитель придавал тому, что "суд сделал недвусмысленное, поразительное и в полной мере историческое заявление о том, что исповедуемую этими еретиками Веру следует рассматривать как иную религию, совершенно независимую религиозную систему". Резюмируя основные положения приговора, Шоги Эффенди цитирует слова, имевшие великую историческую важность для Бахаи:

"Вера Бахаи это новая, полностью независимая религия, с собственным верованиями, принципами и законами, которые  отличаются от верований, принципов и законов ислама и находятся в непримиримом противоречии с ними. Ни один  бахаи, следовательно, не может рассматриваться как мусульманин, и наоборот, равно как и ни один буддист, индуист или христианин не может считаться мусульманином".

И пусть текст этого приговора был отдельным, частным явлением  и отныне хранился в архивах безвестного египетского провинциального суда, он тем не менее стал бесценным оружием в руках верующих всего мира, которые как раз и старались утвердить эту независимость, столь недвусмысленно провозглашенную решением суда. Но дело на этом не кончилось; впоследствии приговор местного суда был утвержден высшими церковным властями Каира, размножен и пущен в обращение самими мусульманами.
Хранитель, который всегда старался обратить находившееся у него под рукой - будь то человек или листок бумаги - в оружие в битве за признание и раскрепощение Веры, теперь крепко держал этот новый разящий меч, который вложили ему в руки сами враги Веры, и продолжал борьбу  до конца своих дней. Он утверждал, что то была первая Хартия, провозгласившая независимость Веры от оков исламской ортодоксии. Под его дальновидным руководством бахаи  Востока использовали ее как рычаг, позволивший им добиться признания факта, что Веры не является еретически ответвлением ислама, и бахаи Запада - сумели окончательно снять с Веры подобное же обвинение. На нее  ссылались даже тогда, когда Шоги Эффенди настойчиво обращался к израильскому министру по делам религий, решительно протестуя против того, чтобы дела Общины Бахаи находились в ведении главы отделы, ответственного за положение мусульманской общины Израиля, указывая, что это создает превратное впечатление, будто мы являемся ветвью ислама, и заявляя, что он предпочитает, чтобы дела Бахаи подлежали юрисдикции главы христианского отдела, поскольку тогда не могло возникнуть никакой двусмысленности относительно независимого статуса Веры Бахаи. Ознакомившись с подобной аргументацией, министерство по делам религий учредило самостоятельный отдел Бахаи.
Используя все тот же мощный рычаг приговора суда в Бебе, Национальное Духовное Собрание Бахаи Египта на протяжении нескольких лет боролась за обретение хотя бы минимального признания независимого религиозного статуса своей Общины. Чтобы добиться этого, Собрание опубликовало свод законов Бахаи, касающихся вопросов статуса, и, опираясь на этот документ и ссылаясь на неоднократные случаи нападения фанатично настроенных мусульман на верующих-бахаи, получило от египетского правительства, официально выделенные общинам городов, где проживало значительное число бахаи, земельные участки, которые отныне могли использоваться исключительно как места захоронения Бахаи.
Свод законов о личном статусе был перевед на персидский и английский и использовался как руководство для ведения дел Бахаи в тех странах, где отсутствовали соответствующие гражданские законы. Хотя в результате этого мусульманские власти некоторых стран, таких как Египет, Персия, Палестина и Индия, пошли на ряд уступок, все же факт продолжал оставаться фактом: официальное положение бахаи, в особенности в Египте и Персии, было в высшей степени двусмысленно, и зачастую они оказывались совершенно бесправны в некоторых отношениях, словно бы жили на некоей необитаемой нейтральной полосе. Это в первую очередь касалось заключения и расторжения браков, которые регистрировались Собраниями Бахаи, проводились в согласии с законами Бахаи, но практически не имели никакой законной силы в глазах правительств этих стран. Тот факт, что большие общины верующих с гордо поднятой головой встретили обрушившиеся на них тяготы, не желая унижаться перед глядевшими на них с открытой издевкой соотечественникам, и по сей день продолжают борьбу за признание своих прав в таких основных вопросах, есть высочайшая дань духу веры, который  породило в их сердцах учение Бахауллы, и неукоснительной преданности, с какой они исполняли наставления своего возлюбленного Хранителя, и в частности - не обращать внимания на "любые проявления непопулярности, недоверия и критики, которые может  повлечь за собой строгая приверженность своим нормам и правилам".
Перечисляя эти события, которые, в конечном счете, должны привести к признанию и эмансипации Веры, Шоги Эффенди написал в своей книге "Бог проходит рядом" следующие памятные слова: "Община Бахаи, верная священным обязательствам по отношению к своему правительству и сознавая свой гражданский долг, повиновалась и впредь будет повиноваться всем административным распоряжениям, которые периодически издаются гражданскими властями... Однако она будет упорно сопротивляться тем приказам, которые способны привести ее членов к отречению от своей веры или к отступлению от ее оснвных духовных Богоданных принципов и понятий, предпочитая тюремное заключение, ссылку и все виды гонения, включая смерть, которую уже приняли двадцать тысяч мучеников, отдавшие свои жизни на стезе Основателей Веры, следованию диктату преходящей власти, требующей от них отречься от своей приверженности делу".
Шоги Эффенди управлял делами Веры, оставаясь принципиальным и неколебимым в основном и проявляя гибкость и уступчивость в вопросах второстепенных, - черта, всегда свойственная поистине великим лидерам. И если в вещах основополагающих, фундаментальных компромисса быть не может, то, управляя делами мировой общины, неизбежно приходится считаться с тем фактом, что люди находятся на разных стадиях развития. Мудрое умение Шоги Эффенди-руководителя проявлялось в том, что к разным общинам он и относился по-разному, никогда не позволяя ни одной из них - находись она в каком-либо из  крупнейших городов мира с его сложной, многогранной жизнью или в деревушке, населенной неграмотными крестьянами, - пренебрегать основами учения Бахауллы, но в то же время признавая, что нельзя одинаково спрашивать с пятилетнего ребенка и с подростка или требовать одинаковой умудренности, смирения и опытности от двадцатилетнего юноши и от человека, за плечами которого без малого семьдесят лет жизненной школы. Именно потому, что Шоги Эффенди понимал эту разницу в степени опытности и зрелости  между различными общинами, он относился к Персидской Общине Бахаи - старейшей среди всех общин мира, прошедшей испытания огнем, - с величайшей строгостью, если не сказать суровостью, ожидая, что ее находящиеся в особом почетном положении верующие при любых обстоятельствах должны стать примером верности и повиновеня законам Бахауллы. Исходя из этой политики, он не только тщательно готовил старейшую из западных общин - Североамериканскую Общину Бахаи - последовать немногочисленным, но основополагающим законам, которые он в конце концов дал им, но и на протяжении многих лет проявлял к американским бахаи снисходительность, ожидая того момента, когда они будут в состоянии сознательно воспринять и применять эти законы. Учитывая эти факторы, он рекомендовал Национальным Собраниям, занятым распространением Веры в очень многих странах, открытых в годы Всемирного Похода - странах, чьи обитатели происходили в основной своей массе из языческой стреды, - требовать от прозелитов Дела Бахауллы хотя бы минимального знания Его учений и законов перед тем, как принимать их в Общину Величайшего Имени.
Последнее письмо, адресованное Шоги Эффенди одному из самых крупных африканских Региональных Собраний, как нельзя лучше иллюстрирует разницу в уровне развития различных Общин Бахаи. В письмек, датированном 8 августа 1957 года (менее чем за три месяца до его смерти), написанном лично по поручению Хранителя, его секретарь подчеркивает самую суть его мыслей о таком сверхважном предмете на данной стадии истории Бахаи:
"Во время визита миссис ... Хранитель обсуждал с ней проблемы учительской работы в ... где Послание находит самый живой отклик и население прилегающих районов также готово развернуть соответствующую деятельность. Он полагает, что те, кто несет ответственность за прием новых верующих, должны учитывать, что наиболее важным и основополагающим критерием для вступления в общину должно являться признание кандидатом положения Бахауллы на сегодняшний день. Мы не можем ожидать от людей неграмотных (что, впрочем, не стоит в прямой связи с их умственными способностями), и тем более при столь малом объеме доступной литературы на их родном языке, чтобы они проявляли такую же осведомленность в Учениях и знание всех тонкостей, как их темнокожий собрат, живущий, к примеру, в Лондоне. Гораздо важнее внутренние качества и энтузиазм, проявляемые личностью, и признание нынешнего положения Бахауллы в мире. Посему друзья не должны быть чересчур строги. в противном случае та волна великой любви и энтузиазма, с какими африканский народ встретил Веру, пойдет на убыль; будчи крайне чувствительны, они интуитивно почувствуют, что к ним относятся с пренебрежением, и работа в целом может серьезно пострадать.
Цель новых Национальных Собраний в Африке, так же как и цель любого административного органа, состоит в том, чтобы нести Послание людям и вербовать тех, чьи убеждения искренни, под знамена Веры.
Ваше Собрание должно ни на минуту не упускать это из виду, смело расширять число общин, подлежащих вашей юрисдикции, и постепенно наставлять друзей в учительской и административной работе. Настоящие трагедией будет, если учреждение этих великих административных органов зайдет в тупик, а учительская работа окажется в состоянии застоя. Мы обязаны постоянно помнить, что уровень знаний о Вере первых Бахаи не идет ни в какое сравнение с тем, что мы имеем сегодня; тем не менее они проливали свою кровь, они были теми, кто восставал, дабы сказать: "Верую", - не требуя никаких доказательств и зачастую не прочитав ни слова из Учений. Поэтому те, кто отвечает за принятие новых членов, должны быть уверены прежде всего в одном - в том, что сердце новообращенного действительно преисполнено духом Веры. Остальное можно постепенно возводить на этом основании.
Хранитель надеется, что в новом году африканские миссионеры-бахаи получат  возможность более широкого общения с новообращенными и смогут углубить их знание и понимание Учений".
Взвешенность суждений - одно из основных отличительных качеств интеллекта Шоги Эффенди - полностью раскрывается в советах и наставлениях, которые он приводит в том же письме:
"Что же касается вопросов племенной специфики, Хранитель советует вам быть исключительно осмотрительными и осторожными, прививая бахаи новые нравы и обычаи. Это должно  делаться только с учетом каждого индивидуального случая. с величайшей мудростью и добротой, ни в коем смысле не навязывая силой детального соблюдения всех законов Бахаи прямо сегодня.
Само собой разумеется, что, если у мужчины-бахаи уже есть одна жена, он не может взять вторую, каковы бы ни были племенные законы. Ваше Собрание должно делать разницу между этим фундаментельным положением и прочими особенностями жизни внутри племенной общины, в которую новообращенный бахаи может быть глубоко погружен и от которой он сам не может отстраниться, пока элемент Бахаи в его общине не станет достаточно силен.
Хранитель поддерживает мнение вашего Собрания, что в настоящее время билыо бы крайне неразумно накладывать суровые санкции, лишая друзей права избирательного голоса. Наилучшая политика - политика любви и постепенного воспитания".
Всем этим Шоги Эффенди дал нам понять, что великое древо Миропорядка Бахауллы в начале - не то иное, как хрупкий росток, упование на Него. Постепенно он будет расти, как все живое на земле, становиться все больше и все более и более зрелым. Следуя наставлениям Абдул-Баха, изложенным в Его Завещании, Шоги Эффенди считал своей основной задачей распространять Веру во все уголки земного шара и привести под ее знамена все народы Земли; он понимал, что сначала следует отделить сырой материал от того, что составит основу будущего общества; и несмотря на то, что для создания этого общества будущего требовались столь многочисленные и разнообразные предпосылки, в первую очередь массы следовало объединить под сенью Бахауллы - лишь после этого Его Миропорядок мог возникнуть во всей своей славе.
Закладывая основание и создавая образец для всех административынх учерждений Бахаи, Хранитель провел шестнадцать лет в Северной Америке - Колыбели Административного Порядка  Веры. Пользуясь современной терминологией, он соорудил стартовую площадку, откуда мог запускать свои ракеты - масштабные образовательные Планы, разработка которых отнимала у него так много времени в последние двадцать лет его жизни. Шоги Эффенди абсолютно ясно доказал, что "административный аппарат Веры следует строить как орудие, а не как подмену Веры как канал, по которому устремляются Его обетованные благословения, как преграду на пути жесткого подхода, могущего сковать и замедлить развитие освободительных сил Его Откровения..." "Тем, в чьи руки попало столь бесценное наследие, - продолжает он, - необходимо с благочестивым рвением следить за тем, чтобы орудие не вытеснило саму Веру, чтобы ненужная забота о сиюминутных мелочах, связанных с административным аппаратом Дела, не замутнил ясности взора его деятелей, чтобы пристрастность, амбиции и многословие с течением времени не затмили сияние, не запятнали чистоту и не ослабили эффективность Веры Бахауллы".  Четыре года спустя после того, как в январе 1922 года он завязал переписку с бахаи Востока и Запада, Шоги Эффенди начал обращать усиленное внимание на этот момент, в котором он совершенно очевидно на протяжении всех лет своего служения видел источник серьезной опасности. В январе 1926 года он пишет Национальному Собранию бахаи Соединенных Штатов и Канады, что "по мере того как административная работа Дела расширяется, по мере того как различные его ветви обретают все больший  вес и становится все более многочисленными, абсолютно необходимо, чтобы мы ни на минуту не забывали главного - а именно, что вся эта административная деятельность, сколь бы гармонично и действенно она ни осуществлялась, не цель, а только средство, и поэтому ее следует рассматривать как прямое орудие пропаганды Веры Бахауллы.Так будем же с неослабным вниманием следить за тем, чтобы, совершенствуя административный механизм Дела, не потерять из виду Божественного Назначения, ради которого он был создан".
Когда в 1957 году в Европе были избраны первые Региональные Собрания - посреднические органы, которые должны были управлять делами в некоторых из Стран Десяти Задач второго Семилетнего Плана, а формирование независимых Национальных Собраний отложено на более поздний срок, Хранитель обратился к каждому из вновь избранных органов с письмом, в котором еще раз подчеркивал - как он уже неоднократно на протяжении многих лет делал в обращениях к другим Национальным Собраниям - что вопрос администрирования является всего лишь средством, но никак не целью самой по себе. "Предназначение административных органов Бахаи на сегодняшний день заключается в обучении, увеличении числа членов, расширении Собраний и Групп", - писал по его поручению секретарь одному из этих Национальных Собраний; а вот строки из другого письма: "Основной целью Администрации Бахаи в настоящее время является распространение Веры. Администрирование служит только координации действий и защите интересов Веры. Друзья обязаны ясно об этом помнить; он также полагает, что ему следует указать вашему Собранию, приступающему к выполнению своей исторической задачи, на то, что он неоднократно  подчеркивал в обращениях к старым, испытанным национальным органам, а именно, что вам следует тщательно избегать введения правил и распоряжений, которые могли бы затруднить плавное проникновение Веры в ваш регион, создать перед верующими ненужные препятствия и запутать их. Не нуждаясь ни в каких иных руководствах кроме тех, которые содержатся в учениях, национальные органы долджны делать все возможное для того, чтобы побуждать друзей учиться самостоятельно, активно служить Делу, открывать новые центры, превращать группы в Собрания..."
Когда был сформулирован и начал осуществляться первый Семилетний План, Хранитель, как всегда четко представлявший себе непосредственно стоящие перед ним задачи, в 1939 году информировал североамериканских бахаи, исполнителей этого Плана, что они "способствуют росту и укреплению пионерского движения, ради которого, в первую очередь, и разработан и создан Административный Порядок".
Подобно тому как во вселенной существует множество галактик, находящихся на различных стадиях развития, различные части мира Бахаи, вкупе образующие вселенную Дела Божия, также стоят на разных ступенях эволюции. Общины Ближнего Востока продвинулись куда дальше в применении законов и заповедей Бахаи к жизни верующих, однако им не удалось добиться самостоятельности, они были не признаны и скованны в своих действиях. Западные общины в Северной и Южной Америке, Европе и Австралии пользовались гораздо большей свободой, но в силу своего культурного прошлого и того, что в их странах законы о личном статусе находились в ведении гражданских, а не религиозных судов, намного отставали от Востока в примении законов своей Веры и в соблюдении ее заповедей. Новообращенные бахаи во многих из наиболее отсталых стран мира были свободны в том смысле, что, в отличие от своих восточных собратьев, не становились жертвами фанатичного правительства, чей государственной религией был ислам, но им далеко не всегда удавалось применять законы Бахаи, шедшие вразрез с племенными нравами и обычаями тех обществ, в которых они жили; дополнительным препятствием для них являлся тот факт, что их  историческое прошлое во многих отношениях было столь отлично от прошлого и традиций народов иудейского, христианского и мусульманского мира - тех же, на основе которых выросла и Вера Бахаи. Учитывая эти факторы, Шоги Эффенди, подобно дирижеру большого оркестра, с полным основанием мог считать, что каждая община мира Бахаи исполняла свою партию в грандиозной симфонии целого. И, хотя части этого целого были столь различны, каждая обязана была придерживаться своей партитуры. Пока мы не сможем охватить взглядом всю картину, которую являет собой мир Бахаи на современной стадии своего развития мы будем неспособны правильно понять и оценить созданное Шоги Эффенди за годы его служения, постичь, сколь волнующи его достижения.
Эти различные примеры указывают на то, что, хотя человечество едино, как едина Вера, хотя Административный Порядок един, каковым станет и Миропорядок в будущем, укрепление законов, заповедей и административных процедур Дела должно развиваться различными темпами в различных местах. Так, прошло довольно долгое время, прежде чем бахаи Востока и Запада достигли такого уровня зрелости и понимания своего Административного Порядка, что Шоги Эффенди решился ввести среди них применение санкций. Он потратил многие годы на возведение организационной системы, основы которой были уже заложены Учителем, системы, в рамках которой бахаи - в силу своих верований, привилегий и ответственности - четко разграничивались от не-бахаи, прежде чем он смог предпринять шаг, направленный на обеспечение того, чтобы внутри общин Бахаи верующие осуществляли сознательные усилия, следуя учениям Бахаи, если же они чересчур пренебрежительно относились к держащимся в учениях принципах, то отныне существовал способ наказания - санкции - не дававший возможности порочить доброе имя и независимый характер Веры и помогавший хранить репутацию общины. Основной санкцией было лишение верующего административных прав; это означало, что он или она не могли впредь принимать участие в выборах Бахаи, быть избранными в Собрания и комитеты Бахаи, получать брачные и разводные свидетельства Бахаи, а также посещать собрания членов Общины. Крайне интересно отметить, что, когда Шоги Эффенди вводил эту санкцию, которая является самым суровым наказанием для Бахаи  и которую ни в коем случае нельзя смешивать с отлучением  нарушителей Завета, предоставляющим изоляцию ввиду некоего духовного недуга, он совершенно ясно дал понять Национальным Собраниям, что ее можно применять исключительно как крайнюю меру, использовать (в странах Запада) исключительно с одобрения  Национального Собрания и прибегать к ней лишь в крайних случаях. Для стран Востока, где многие законы, касающиеся личного статуса, находились в ведении Собраний, речь шла об определенных положениях Акдаса; для западных стран, где сложилась иная ситуация, речь шла о законах, которым, по мнению Хранителя, должны  в настоящее время следовать бахаи, таких как обязательное согласие обоих родителей на брак, соблюдение брачной церемонии Бахаи и следование законам Бахаи о разводе. Эта санкция применялась также в случаях, когда бахаи, полностью пренебрегая учениями своей Веры, вмешивались в политические дела, либо в случаях того, что Хранитель именовал "вопиющей безнравственностью", которая могла испортить репутацию всей общины, либо, наконец, за серьезные нарушения "ведущих, основополагающих принципов Веры Бахаи", которые "сторонники Дела... по мере развития и упрочения Административного Порядка призваны утверждать и неукоснительно блюсти". Шоги Эффенди ясно дал понять, что к лишению избирательного голоса следует относиться очень серьезно и по возможности вообще избегать этой меры как для того, чтобы оградить отдельных верующих от слишком поспешного возмездия со стороны разгневанных органов, так и для того, чтобы друзья осознали, что быть бахаи - почетная привилегия и одновременно - ответственность и что, теряя свои права в общине, они лишаются чего-то весьма  важного, чего-то очень дорогого.
Столь важную процедуру, как применение санкций, Шоги Эффенди осуществлял в отношении бахаи всего мира независимо от того, в каком обществе они живут, это составляло часть его постепенного претворения в жизнь заповеданных Бахауллой законов и принципов, которые, как он утверждал, "являются основой институтов, на которых, в конечном счете, будет покоиться Его Миропорядок".
Управление делами Веры из Всемирного Центра, которое требовало жесткости и универсальности в основополагающих вопросах и одновременно позволяло, а иногда и принуждало проявлять гибкость в делах второстепенных, служит любпытным предметом для разного рода наблюдений. В годы своего служения Шоги Эффенди постоянно разрушал всевозможные оковы, связывавшие бахаи с прошлым, с обществом, в котором они жили, и создал их  знание Веры и ее административных институтов.  Подобно умудренному опытом врачу, он давал общие правила сохранения здоровья всем и отдельные рекомендации в отдельных случаях. Примеров тому существует бесчисленное множество, я хочу привести лишь несколько.
В 1923 году Шоги Эффенди написал Национальному Духовному Собранию Индии и Бирмы о том, что женщины-бахаи долджны принимать участие в административной деятельности наравне с мужчинами - женщины в этой части света уже пользовались большей свободой, чем то обычно принято было считать на Западе. Но в таких странах Ближнего Востока, как Персия, Египет и Ирак, где женщины в повседневной жизни находились под тяжким гнетом, Хранитель,  не желая без нужды провоцировать мусульманское население столь вызывающей мерой, разрешил женщинам-бахаи принимать участие в амдинистративных делах Веры только четверть века спустя. Несмотря на громкие хвалы и дань уважения, которую он воздавал женщинам-бахаи, несмотря на свидетельство Абдул-Баха о том, что "вставая в ряды Веры, женщины проявили поистине несвойственное их слабости мужество", невзирая на фундаментальный принцип Учений Бахаи о равенстве между мужчиной и женщиной, Шоги Эффенди, разрабатывая механизмам Адмнинистративного Порядка, сознательно оставлял его в тени, отводя ему чисто второстепенную и относительно незначительную роль по сравнению с главной задачей - защитой общих интересов Веры и самого ее существования в исламских странах.
Еще одним замечательным примером того, как Хранитель, давая подробные указания различным Национальным Собраниям. осуществлявшим  свои Планы под его общим руководством, изменял их, внося коррективы в соответствии с ситуацией, является учреждение в годы Всемирного  Похода местных фондов Бахаи и местных штаб-квартир: поскольку в цели Десятилетнего Плана входило приобретение национальных Хазират уль-Кудс и основание национальных фондов, он дал указание Национальным Собраниям - вести дела, не полагаясь на и без того крайне ограниченные ресурсы Веры, несущей на своих плечах основную тяжесть намеченной программы, и не ожидая вспомогательных перечислений на местном уровне. Не оговори он особо этот момент, главные цели никогда не были бы достигнуты; однако летом 1957 года секретарь послал от его имени письмо одному из Региональных Собраний Африки, где говорилось следующее: "Теперь, когда работа во всем мире Бахаи продвигается столь успешно, в соответствии с поставленными задачами, и  завершено основание Хазират уль Кудс и национальных фондов, он полагает, что друзьям следует предоставить свободу распоряжаться  дополнительными Хазират уль-Кудс и фондами по своему усмотрению".
Именно благодаря подобной политике Хранителю задолго до своей кончины удалось возвести здание Административного Порядка Веры и превратить его в слаженно действующую  международную организацию. Ему никогда не удалось бы добиться этого при жизни, не обладай он таким  удивительным чувством  гармонии. Он всегда знал, в каком случае может уступить давлению обстоятельств, не нанося вреда Вере, а когда следует  любой ценой настаивать на соблюдении какого-то определенного принципа, чтобы не подвергать риску главное. Возьмем для примера два крайних случая - оба касаются одного и того же предмета: Национальных Съездов. Когда в 1932 году Американское Собрание предложило ему, в целях более строгой экономии, не проводить в этом году Съезда, а выборы провести  по почте, он тут же откликнулся телеграммой: "Духовная польза проистекающая от общения и дискуссий делегатов на Съезде в совокупности перевешивают финансовые соображения. Постарайтесь избежать ненужных затрат". В другой раз, в 1937 году, обращаясь к делегатам Съезда с телеграммой по поводу первого Семилетнего Плана, он призвал делегатов продлить Съезд для того, чтобы подробно обсудить этот План, который им предстояло разработать и осуществлять. Однако в свое время, давая Австралии и Новой Зеландии распоряжение - сформировать совместный национальный административный орган, он прекрасно отдавал себе отчет в том, что, поскольку эти страны разделяют значительное расстояние и расходы на переезды будут также немалые, Национальное Собрание, организуя свои встречи, может столкнуться с определенными трудностями. Совершенно очевидно, он решил, что преимущества в данном случае перевешивают издержки; австралийские и новозеландские бахаи проводили Съезды в 1934, 1037 и 1944 году - всего три за декаду; большая часть работы осуществлялась в процессе переписки, кворум же созывался в Австралии в экстренных случаях. Этот пример, столь разительно отличающийся от совета, который Хранитель дал американским верующим, показывает, как Шоги Эффенди, благодаря своей мудрости и здравому смыслу, добивался столь стремительного развития Веры, никогда не позволяя побочным, второстепенным соображениям сбивать его с намеченного пути и отклоняться от поставленной цели. Огромное значение - как только была заложена солидная основа для их  избрания - имело формирование  новых Национальных Собраний; было желательно, чтобы Съезды приводились ежегодно, чтобы в них участвовало как можно большее число делегатов, чтобы Собрания встречались для консультаций как можно чаще, но все это было не главное; в случае необходимости, цели можно было достичь и иными средствами.
Другой, также крайне характерный пример этого удивительного чувства меры - отношение Шоги Эффенди ко всему, что касалось вопроса о фондах Веры. Положения о поддержке Дела Божия были разработаны Самим Бахауллой, о них же часто упоминалось Абдул-Баха; но лишь в 1923 году Шоги Эффенди приступил к закладке оснований систематической финансовой поддержки работы. 12 марта этого года он пишет в открытом письме, обращенном к "возлюбленным Господа и слугам Милосердного в Америке, Великобритании, Германии, Франции, Швейцарии, Италии, Японии и Австралии": "Поскольку прогресс и развитие духовной деятельности зависит от материальных средств и обусловлен ими, абсолютно необходимо, чтобы немедленно вслед   за учреждением местных и Национальных Духовных Собраний были учреждены фонды Бахаи... Святая обязанность всякого сознательного и преданного слуги Бахауллы, желающего воочию узреть, как продвигается вперед Его Дело, состоит в том, чтобы по своей воле, великодушно вносить посильную лепту в увеличение Фонда". 6 мая он посылает более обстоятельное письмо Американскому Собранию, где утверждает в частности, что для усиления и подкрепления предпринятой Собранием, жизненно необходимой образовательной кампании, эффективного и правильного ведения его многообразной деятельности необходимо "срочно учредить Центральный Фонд, который в случае, если его будут великодушно поддерживать отдельные друзья и местные Собрания, в самом скором времени даст вам возможность быстро и решительно осуществить ваши планы". В письме, датированном октябрем того же года, глубокая забота Хранителя о работе, которую верующие должны были срочно начинать после кончины Учителя, отразилась в следующих словах: "Дело, которое ныне жестоко нуждается в материальной помощи и поддержке".
С одной стороны, было очевидно, что искупительный Порядок Бахауллы ни при каких обстоятельсв не может быть установлен без огромных финансовых затрат, с другой же - существовали два принципа, к которым Шоги Эффенди считал нужным  привлечь внимание бахаи, так как, будучи неправильно истолкованными, принципы эти могли воспрепятствовать столь остро необходимому притоку средств в различные Фонды Бахаи. Первый из них заключался в том, что поскольку на бахаи снизошла благодать - узнать и принять Бахауллу на пороге великого нового дня, стать Его людьми и удостоиться почетного права строить Его Божественное Царство на земле, они могли по собственной воле возместить своим собратьям данные им блага; ведь нельзя же сначала просить людей заплатить за что-то -  в данном случае за все многочисленные учреждения Веры Бахаи - а потом преподносить им ту же вещь в подарок! Шоги Эффенди очень ясно сформулировал суть дела еще в 1929 году: "Я полагаю, мы должны принять как аксиому и ведущий принцип администрации Бахаи тот факт, что к участию в руководстве всей деятельностью, имеющей сугубое отношение к миру Бахаи... могут быть привлечены лишь те, кто уже встал в ряды верных несгибаемых сторонников Веры. Ибо даже если не учитывать тяжкие осложнения, могущие возникнуть в связи с привлечением не-бахаи к деятельности финансовых институтов, имеющих прямое отношение к Вере... следует помнить, что специфические институты Бахаи, которые необходимо причислить к дарам, принесеным в мир Бахауллой, будут функционировать наилучшим образом и оказывать наиболее мощное воздействие  на мир только в том случае, если их станут поддерживать исключительно те, кто совершенно сознательно и безоговорочно подчинил себя целям и требованиям Откровения Бахауллы". Таков был первый великий, духовный принцип. Второй - практический, материальный, который мог повлечь "тяжкие осложнения", - заключался в том, что принимая деньги на постройку школ Бахаи, Храмов Бахаи и других учреждений Бахаи, включая разнообразную деятельность, проводимую Собраниями, от не-верующих, вы рисковали тем, что эти доброжелатели, будь то правительство страны, частные лица, организации или филантропические общества, могут решить, что они вправе и дальше распоряжаться вложенными средствами и вмешиваться в руководство делами, имеющими сугубо внутренний характер для Бахаи. Так как это было очевидно невозможным, Хранитель настаивал на том, чтобы бахаи принимали финансовую поддержку от не-бахаи только в чисто гуманитарных целях - к примеру, на благотворительную помощь людям всех рас и вероисповеданий, а не непосредственно бахаи.
 Второй и, по его собственным словам, "кардинальный принцип", изложенный Шоги Эффенди в его послании 1926 года к Американскому Национальному Собранию, заключался в том, что "все пожертвования в Фонд должны носить чисто и строго добровольный характер. Каждый обязан совершенно отчетливо уяснить себе, что любое принуждение, даже самое косвенное и незначительное, подрывает самые основы принципа, по которому Фонд формировался с самого начала". Это наставление логически вытекает из взгляда религии Бахаи на Послание Явления Божия в наши дни как на Его добровольный дар людям всего мира; все люди были призваны Им примкнуть к Его Божественной Пастве, и в таком случае от них требовалась прежде всего вера, а не деньги. В отличие от столь многих церквей здесь не было никаких вступительных взносов, никаких принудительных сборов, закупленных вперед мест в Храмах. Бедные могли найти здесь прибежище, равно и для богатых двери были открыты.
Но, отвлекаясь от двух этих принципов, - каковы же были обязанности Бахаи по отношению к Фонду? О том, что такие обязанности вполне реально существуют, Шоги Эффенди писал Американскому Собранию в 1935 году: "Пополнение фондов в поддержку Национальной Казны в настоящее время является живительной кровью рождающихся институтов, которые вы возводите. Из значение трудно переоценить". В этом же послании он говорит о том, что Национальный Фонд и есть та самая "скала, на которой должны покоиться и учреждаться все институты". Он говорит, что Фонд "будет получать все большую поддержку от всех верующих как в индивидуальном порядке, так и в результате коллективных усилий, от отдельных групп и от местных Собраний". На протяжении более трети века Хранитель словом  и делом внушал бахаи правильное понимание того, что означает для них иметь Фонд Бахаи, как поддерживать его и расходовать его средства. В связи с этим напрашивается крайне любопытное сравнение: подобно  тому как сердце, пульсируя, гонит поток крови по артериям и капиллярам, питая каждую отдельную клетку, Международные, Национальные и Местные Фонды возвращают верующим те блага, осуществление которых стало возможным благодаря их пожертвованиям. Международные институты, являясь сердцем Всемирной Общины, разносят по земле славу о ней; национальные институты, Храмы Бахаи, летние школы, дарственные фонды, образовательные учреждения, литература, информационные бюллетени - исполняют ту же функцию в национальном масштабе; местные же Фонды дают верующим возможность находить места для собраний, вести образовательную деятельность и служить интересам Веры в целом в больших и малых городах, в деревнях и селах.
Шоги Эффенди дал ясно понять, что одной из главных обязанностей и привилегий последователя Бахауллы является возможность поддерживать Его Дело в этом мире. Он также дал понять, что самый факт даяния гораздо важнее пожертвованной суммы; пожертвованный бедняком пени, который для него и его семьи - целое сокровище, так же драгоценен, так же необходим и имеет такое же право на уважение, как сотни и тысячи долларов, вносимые более состоятельными бахаи. Вновь и вновь он делал акцент на двух моментах: даяние - всеобщий закон, символ нашей общей любви к Вере и солидарности с ней, даяние - это жертва. Когда срочно требовались средства для возведения великого Материнского Храма Запада, Хранитель писал: "Нельзя отрицать, что эманация духовной силы и вдохновения, которая будет исходить от главного Здания Машрик уль-Азкара в огромной мере будет зависеть от уровня и разнообразия вносящих свои средства  верующих, равно как и от природы и степени самопожертвования, которые повлечет их добровольный вклад". Богатому человеку трудно решиться  на жертву, потому что он много имеет; бедняку же пойти на нее легче, потому что он неимущ. Деньги, пожертвованные на нужды Дела любым даятелем, несут с собой частицу его благословения.
Мне вспоминается один пример такого даяния - приношения бедного и кроткого в Царстве Божием, о котором сам Хранитель рассказывает в книге "Бог проходит рядом": "... трогательная сцена, когда Абдул-Баха, получив из ук персидского друга, недавно прибывшего в Лондон из Ашгабата, хлопчатобумажный платок с завернутыми в нем куском черствого черного хлеба и сморщенным яблоком - приношением бедного рабочего-бахаи, уроженца этого города, - развернул его перед собравшимися гостями и, оставив Свое блюдо нетронутым, разломил этот хлеб на части и, взяв Себе одну, разделил остальные между присутствовавшими". Первый Храм Бахаи, возведенный в России, Материнский Храм на западе Америки и еще три великих Дома Поклонения Бахаи в Европе, Африке и Австралии - все были сооружены на вклады верующих всего мира, причем многие из них действительно являлись жертвой со стороны мужчин, женщин и даже детей Бахаи.
В самом начале, давая первые руководства, касающиеся необходимости формирования национального Фонда и создания местных Фондов, Шоги Эффенди в телеграмме 1923 года определяет еще один фундаментальный принцип, связанный с даяниями: "Отдельные верующие свободны самостоятельно избирать цель своих пожертвований. Также особо рекомендуется делать общие, добровольные и частные вклады как со стороны отдельных членов общины, так и со стороны местных Собраний в центральный Фонд для разумного и справедливого распределения Национальным Собранием". Коротко и просто, как всегда, он ставил все на свое место; Фонды Собраний - национальные и местные - требовали постоянной добровольной поддержки, однако принцип свободы каждой личности, в высшей степени присущий Вере, также сохранялся.
Сам Шоги Эффенди неоднократно поддерживал различные начинания во многих странах. Вскоре после кончины Учителя он стал оказывать помощь Американскому Храму; в 1957 году он объявил, что берет на себя треть расходов по возведению трех новых Храмов Бахаи, которые планировалось соорудить в годы Всемирного Похода; он поддерживал осуществлен переводов и издание книг Бахаи, оказывал вспоможение кладбищам Бахаи и пиобретал помещения и участки для различных штаб-квартир бахаи - всего не перечислишь. Поступая так, он давал пример всем верующим и всем учреждениям Бахаи - пример того, какую радость может приносить добровольное даяние, участие наравне с другими в осуществлении планов Дела Божия. Его полная откровенность в подобных делах, случаи, когда он открыто заявлял, что в данный момент не располагает средствами, необходимыми на те или иные нужды Дела, трогательные слова, которым он сопроводил небольшую сумму для Американского Храма: "Прошу принять мою скромную лепту в 19 фунтов в поддержку многочисленных пожертвований, внесенных в Казну Храма в прошлом году", - все это не только служило примером для бедных и богатых верующих, но и вполне реально побуждало из следовать по его стопам в счастливом сознании, что перед ними открыта такая стезя.
Постоянно побуждая бахаи восстать для распространения своей Веры среди духовно алчущих толп их собратьев - людей, Хранитель часто обращался к ним со словами Самого Бахауллы: "Сосредоточьте ваши усилия на проповеди Веры Божией. Всякий, кто достоин столь высокого призвания, да восстанет и осуществит его. Всякий, кто не способен на это, должен назначить вместо себя того, кто провозгласит Откровение..." - добавляя, что те, кто не может занять места, где присутствие бахаи так срочно необходимо, должны, памятуя об этих словах Бахауллы, "решить... вопрос о назначении депутата, который от имени верующих восстанет, чтобы осуществить столь благородное предприятие". Не раз он сам через Национальные Собрания уполномочивал бахаи выполнять особые поручения.
Хранитель указывал Бахаи мира то, что про себя я любила называть путеводной линией мысли, те или иные темы для размышления в различных областях деятельности. Они были, если прибегнуть к помощи нехитрого, но достаточно выразительного сравнения, чем-то вроде  железнодорожных путей, по которым идут поезда специального назначения; эти пути помогают поезду не уклоняться от конечной цели. Для того чтобы по достоинству оценить жизненный труд Шоги Эффенди и понять, как ему удалось возвести институты будущего мирового сообщества, мы должны вспомнить некоторые из этих главных тем.